Восемь месяцев после появления кораблей. Зима в Женеве выдалась необычайно мягкой – еще одно изменение, которое многие связывали с инопланетным присутствием. Кристаллические объекты над городами, казалось, влияли не только на людей, но и на саму атмосферу, смягчая погодные экстремумы и создавая более благоприятный климат.
Ахмед Аль-Фахим стоял у окна своей квартиры, наблюдая за падающим снегом. Белые хлопья медленно кружились в воздухе, освещенные пурпурным светом корабля, висящего над городом. Это создавало сюрреалистическую картину, как из фантастического фильма – обычный зимний вечер, окрашенный инопланетным сиянием.
Телевизор в гостиной транслировал выпуск новостей. Диктор с характерным внутренним сиянием в глазах, которое теперь стало признаком "принявших", рассказывал о последних событиях:
"…историческое соглашение между Индией и Пакистаном о полном ядерном разоружении было подписано сегодня в Нью-Дели. Это уже пятый крупный международный конфликт, завершившийся мирным соглашением за последние два месяца. Лидеры обеих стран отметили, что новый уровень взаимопонимания сделал возможным то, что казалось недостижимым десятилетиями…"
Ахмед переключил канал. Другой диктор, с тем же сиянием во взгляде:
"…беспрецедентный прорыв в лечении болезни Альцгеймера. Международная команда ученых, возглавляемая доктором Лейлой Хан, разработала метод регенерации поврежденных нейронных связей с помощью модифицированных стволовых клеток. Первые клинические испытания показали полное восстановление когнитивных функций у 87% пациентов…"
Еще одно переключение:
"…формирование Глобального совета сотрудничества, нового международного органа, который будет координировать усилия человечества по решению глобальных проблем. В отличие от ООН, Совет не будет иметь национального представительства – его члены избираются на основе меритократического принципа и способности к эмпатическому взаимодействию…"
Ахмед выключил телевизор. Новости были преимущественно позитивными – мир, прогресс, сотрудничество. Всё то, о чем человечество мечтало десятилетиями. И всё же он не мог избавиться от ощущения, что за этой благостной картиной скрывается что-то зловещее – не из-за злого умысла пришельцев, а из-за фундаментального изменения человеческой природы, происходящего без полного понимания последствий.
Зазвонил телефон. Профессор Ковальский, один из немногих старших коллег, с которыми Ахмед поддерживал регулярный контакт.
– Ахмед! Вы видели последние результаты МРТ-сканирования? – голос старого ученого звучал взволнованно.
– Нет еще. Что там?
– Приезжайте немедленно в лабораторию. Это нужно видеть лично.
Через полчаса Ахмед был в восточном крыле исследовательского комплекса. Их маленькая команда "скептиков" получила новое оборудование для нейровизуализации – неожиданный подарок от администрации, возможно, попытка задобрить их или показать, что их работа всё еще ценится.
Ковальский ждал его у МРТ-сканера, возбужденно перебирая распечатки.
– Смотрите, – он указал на серию снимков мозга. – Это последовательные сканирования одного и того же субъекта с высокой восприимчивостью к эмпатическим эффектам. Интервал между снимками – две недели.
Ахмед внимательно изучил изображения. Даже не будучи специалистом по нейровизуализации, он заметил явные изменения в структуре мозга. Новые нейронные связи формировались с поразительной скоростью, особенно в областях, отвечающих за эмоциональное восприятие и социальное взаимодействие. Но больше всего его поразило другое – появление совершенно новых структур, не характерных для нормальной анатомии мозга.
– Что это? – он указал на необычные образования в префронтальной коре.
– Мы называем их "квантовыми узлами", – ответил Ковальский. – Это скопления модифицированных нейронов, специализирующихся на генерации и восприятии квантово-запутанных частиц. Фактически, это биологические трансиверы, позволяющие мозгу напрямую обмениваться информацией с другими мозгами.
Ахмед нахмурился:
– Эти структуры… они не похожи на результат естественной эволюции или даже генетической модификации. Они слишком сложны, слишком специализированы.
– Именно! – Ковальский энергично кивнул. – Они выглядят как спроектированные, как технология, а не биология. И самое удивительное – мы начинаем наблюдать формирование иерархических связей между этими узлами у разных людей.
– Иерархических?
– Да, как в компьютерной сети. Некоторые узлы функционируют как хабы, соединяющие множество других узлов. Другие специализируются на определенных типах информации. Третьи кажутся своего рода координаторами, синхронизирующими активность остальных.
Ахмед почувствовал, как внутри всё холодеет. Это звучало как описание не просто нейронной сети, а распределенной вычислительной системы – словно человеческие мозги превращались в узлы гигантского биологического компьютера.
– Есть еще кое-что, – продолжил Ковальский, понижая голос. – Я провел сканирование собственного мозга. Несмотря на мою генетическую устойчивость, некоторые изменения начали появляться и у меня. Медленнее, в меньшем масштабе, но они есть.
Это было тревожным знаком. Если даже люди с генетической устойчивостью начинали подвергаться трансформации, значит, инопланетные частицы адаптировались, находя новые пути воздействия.
– А у вас? – спросил Ковальский.
– Я не проводил сканирование последние две недели, – признался Ахмед.
– Давайте сделаем это сейчас, – предложил профессор. – Я подготовлю аппарат.
Через двадцать минут Ахмед лежал в МРТ-сканере, слушая ритмичный стук магнита, создающего изображение его мозга. Процедура была рутинной, но на этот раз он испытывал необъяснимое беспокойство, почти страх перед тем, что может показать сканирование.
Когда он вышел из аппарата, Ковальский уже изучал первые изображения. Выражение его лица не сулило ничего хорошего.
– Что там? – спросил Ахмед, подходя к экрану.
– Смотрите сами, – профессор указал на снимок. – Здесь и здесь – начальные стадии формирования квантовых узлов. Несмотря на ваши таблетки, несмотря на все меры предосторожности.
Ахмед уставился на изображение собственного мозга. Действительно, знакомые структуры начали формироваться, хотя и в гораздо меньшем масштабе, чем у типичных "принявших".
– Процесс необратим, – тихо сказал Ковальский. – Мы можем замедлить его, но не остановить полностью. Рано или поздно всё человечество будет трансформировано.
Ахмед опустился на стул, пытаясь осмыслить эту информацию. Его борьба за сохранение независимости мышления, его сопротивление – всё это было лишь отсрочкой неизбежного?
– Но зачем? – произнес он вслух. – Зачем этим существам трансформировать нас? Какова их конечная цель?
– У меня есть теория, – ответил Ковальский. – И она связана с тем, что мы обнаружили в древних образцах.
Он подошел к своему компьютеру и вывел на экран изображения микрочастиц, извлеченных из антарктического льда.
– Помните, я говорил, что похожие частицы посещали Землю в прошлом, обычно в периоды эволюционных переходов? Так вот, я провел более детальный анализ их структуры и обнаружил нечто удивительное. Они содержат информационные паттерны, похожие на генетический код, но гораздо более сложные.
– Что за паттерны?
– Это похоже на… шаблоны разума, – Ковальский говорил медленно, тщательно подбирая слова. – Как если бы эти частицы не просто модифицировали биологию, а внедряли определенные паттерны мышления, восприятия, сознания.
Ахмед напрягся:
– Вы предполагаете, что они перепрограммируют наше сознание?
– Не совсем, – покачал головой профессор. – Скорее, они добавляют новый слой, новое измерение к нашему существующему сознанию. И этот слой… он связан с тем, что я могу описать только как коллективное сознание самих этих существ.
– Они пытаются сделать нас похожими на себя, – пробормотал Ахмед. – Трансформировать в свой образ и подобие.
– Или объединить с собой, – добавил Ковальский. – Возможно, для них это естественный процесс – интеграция других разумных видов в свой коллективный разум. Не враждебный захват, а своего рода… симбиотическое слияние.
Ахмед задумался. Такая интерпретация отчасти объясняла положительные эффекты трансформации – если эти существа действительно стремились к симбиозу, а не к порабощению, они были заинтересованы в улучшении человеческих способностей, здоровья, качества жизни.
Но всё же это было фундаментальным изменением человеческой природы, происходящим без осознанного согласия. Эволюционный скачок, навязанный извне, а не выбранный самим видом.
– Что мы можем сделать? – спросил Ахмед после долгой паузы.
– Я не уверен, что мы должны что-то делать, – ответил Ковальский неожиданно мягко. – Возможно, это просто следующий этап нашей эволюции. Возможно, мы всегда были предназначены для того, чтобы стать чем-то большим, чем отдельные разумы, заключенные в индивидуальных телах.
Ахмед посмотрел на пожилого ученого с удивлением:
– Вы тоже начинаете принимать это?
– Я остаюсь ученым, Ахмед, – улыбнулся Ковальский. – Я наблюдаю, анализирую, делаю выводы. И мои наблюдения говорят, что эта трансформация, при всей ее чуждости, может быть благотворной для нашего вида.
– Даже если ценой будет потеря того, что делает нас людьми?
– А что именно делает нас людьми? – задал встречный вопрос Ковальский. – Наша биология? Наши мысли? Наши чувства? Наша индивидуальность? И разве всё это обязательно исчезает при трансформации? Может быть, мы просто боимся неизвестного, как наши предки боялись огня, колеса, письменности – всех технологий, которые изменили определение человечности.
Ахмед не нашелся с ответом. Возможно, Ковальский был прав. Возможно, его собственное сопротивление было лишь проявлением консервативного страха перед переменами, неспособности принять новую парадигму существования.
Но глубоко внутри он всё еще чувствовал, что в этой трансформации есть нечто фундаментально неправильное – не потому, что она была плохой сама по себе, а потому что она не была выбором человечества. Это было изменение, навязанное извне, какими бы благими ни казались его результаты.
Вечером Ахмед встретился с Сарой Ли в маленьком кафе на окраине Женевы. Это было одно из немногих мест, где еще можно было говорить относительно свободно, без опасения быть услышанными "принявшими", чья эмпатическая чувствительность часто граничила с телепатией.
Сара выглядела уставшей. Как и Ахмед, она сопротивлялась влиянию частиц, принимая экспериментальные блокаторы и проводя много времени в экранированных помещениях. Это давалось ей нелегко – будучи журналистом, она должна была находиться в гуще событий, постоянно контактировать с людьми.
О проекте
О подписке
Другие проекты
