– Нет, – покачал головой Лейбин. – Но необходимо очень тщательно выбирать партнёров и контролировать распространение технологии. И, возможно, заранее разработать какие-то… ограничители. Технические решения, которые сделали бы невозможным использование устройства для причинения вреда.

Воронин задумчиво кивнул. Идея технологических ограничителей казалась разумной, хотя он не был уверен в её практической реализуемости. Любая защита может быть обойдена достаточно решительным и технически подготовленным противником.

Их разговор прервал неожиданный шум в дальнем конце зала. Кто-то кричал, люди расступались, образуя пространство вокруг двух фигур на полу.

– Что происходит? – Воронин шагнул вперёд, вглядываясь в суматоху.

Елена, с её профессиональным чутьём врача, уже бежала к месту происшествия:

– Вызовите скорую! – крикнула она на ходу.

Воронин поспешил за ней, проталкиваясь сквозь толпу. То, что он увидел, заставило его сердце сжаться от ужаса.

На полу лежала молодая женщина – одна из участниц конференции, нейропсихолог из Франции. Её тело сотрясала сильная дрожь, глаза были закатаны, изо рта выступала пена. Рядом с ней на коленях стоял её коллега, бледный от страха.

– Что случилось? – Елена опустилась рядом с пострадавшей, быстро проверяя жизненно важные показатели.

– Мы… мы экспериментировали с вашей технологией, – запинаясь, ответил мужчина. – Создали упрощённую версию по опубликованным вами схемам. Софи очень хотела попробовать… мы решили провести короткий тест перед конференцией…

Воронин почувствовал, как холодеет внутри:

– Вы построили свою версию "Машины эмпатии"? Без соблюдения протоколов безопасности?

– Мы думали, это безопасно для короткого сеанса, – мужчина выглядел совершенно раздавленным. – Всего пять минут… но потом она начала кричать, говорить, что чувствует что-то ужасное, а потом просто… упала.

– Эмпатический шок, – тихо произнесла Елена, продолжая оказывать первую помощь женщине. – Мы описывали этот риск в статье. Женщина с эпилепсией?

– Нет, никогда не было приступов.

– С кем она была соединена во время эксперимента? – спросил Воронин.

– Со мной, – ответил мужчина. – Но я чувствовал себя нормально. Немного взволнованно, но ничего особенного.

– Это не обязательно связано с тем, что вы чувствовали сознательно, – объяснила Елена. – Возможно, у вас есть подавленные травматические воспоминания или сильные негативные эмоции, которые вы сами не осознаёте. Она могла получить доступ к этим эмоциям без вашего ведома.

К этому времени прибыла медицинская команда конференции. Елена быстро объяснила ситуацию, и женщину унесли на носилках. Её коллега последовал за ними, повторяя слова сожаления.

Воронин стоял посреди зала, ощущая на себе взгляды десятков коллег. То, что должно было стать триумфом, внезапно обернулось пугающей демонстрацией рисков его изобретения. И что хуже всего – это произошло из-за неконтролируемого распространения технологии, из-за энтузиастов, решивших воспроизвести его работу без должной подготовки и понимания.

Он встретился взглядом с профессором Лейбиным, и в глазах учителя прочитал то, что боялся увидеть: "Я предупреждал тебя".

После инцидента атмосфера конференции изменилась. Восторг сменился тревогой, научный энтузиазм – осторожностью. Воронин и Елена провели экстренную пресс-конференцию, на которой подробно объяснили риски непрофессионального использования технологии эмпатии и призвали научное сообщество к ответственному подходу.

Состояние пострадавшей женщины стабилизировалось, но врачи диагностировали серьёзное нервное расстройство, требующее длительного лечения. "Эмпатический шок", как назвали это состояние, проявлялся как смесь панической атаки, эпилептического припадка и острого психотического эпизода. И хотя с медицинской точки зрения прогноз был относительно благоприятным, сам случай стал тревожным сигналом для всех, кто интересовался новой технологией.

Вечером того же дня Воронин, Елена, Ирина и профессор Лейбин собрались в гостиничном номере для обсуждения ситуации.

– Это только начало, – мрачно произнёс Лейбин, глядя в окно на ночной город. – Теперь, когда информация о "Машине эмпатии" стала достоянием общественности, мы увидим десятки, если не сотни самодельных устройств, созданных дилетантами. И, соответственно, десятки случаев "эмпатического шока" и других осложнений.

– Мы должны немедленно опубликовать подробное предупреждение, – сказала Елена. – С детальным описанием рисков и противопоказаний.

– Это не остановит энтузиастов, – покачал головой Лейбин. – Они всегда думают, что с ними такого не случится.

– Что ты предлагаешь, Саша? – спросила Ирина, внимательно наблюдая за братом.

Воронин выглядел утомлённым, но решительным:

– Мы должны взять контроль над ситуацией. Первое: публикуем полный анализ случившегося и детальные рекомендации по безопасности. Второе: ускоряем патентование технологии, чтобы иметь юридические рычаги воздействия на несанкционированные копии. Третье: разрабатываем версию устройства с встроенными ограничителями безопасности – автоматическое отключение при обнаружении сильного эмоционального стресса, например.

– А как же предложение генерала Стеклова? – напомнил Лейбин. – Государственная поддержка могла бы помочь в контроле над распространением технологии.

– Ценой превращения её в инструмент допросов и психологических манипуляций? – возразила Елена. – Это неприемлемо.

– Согласен, – кивнул Воронин. – Мы найдём другие источники финансирования. После сегодняшней презентации к нам уже обратились несколько крупных медицинских фондов, заинтересованных в технологии для терапевтических целей.

Их разговор прервал телефонный звонок. Воронин взглянул на экран и помрачнел – звонил Валентин Крылов.

– Алло, – сухо ответил он, включив громкую связь.

– Саша! Великолепная презентация! Правда, финал немного подкачал, – голос Крылова звучал самодовольно. – Но ты всегда был перфекционистом. Перестраховывался там, где не нужно.

– Чего ты хочешь, Валентин? – прямо спросил Воронин.

– Поговорить. Ты, я думаю, слышал о моей компании, "НейроСинк"?

– Слышал.

– Мы готовим к выпуску коммерческую версию эмоционального синхронизатора. Технология похожа на твою, но более… дружественная к пользователю. Без лишних ограничений и предостережений.

– И это после того, что случилось сегодня? – возмущённо спросил Воронин. – Ты видел, к чему приводит безответственное использование подобных устройств?

– Видел, – спокойно ответил Крылов. – И это лишь подтверждает необходимость качественной, профессионально созданной версии для массового рынка. Самоделки опасны именно потому, что плохо спроектированы. Наша версия будет безопасной.

– Но без "лишних ограничений", – саркастически заметил Воронин. – Как это сочетается?

– Просто. Базовые меры безопасности, но без параноидальных протоколов, которые ты так любишь. Пользователи должны иметь свободу выбора – как долго использовать устройство, с кем соединяться, какие эмоции передавать.

Воронин чувствовал, как внутри нарастает гнев. Крылов не извлёк никаких уроков из сегодняшнего инцидента – наоборот, рассматривал его как возможность для продвижения собственной версии технологии.

– Зачем ты звонишь, Валентин? – устало спросил он. – Просто похвастаться?

– Нет, Саша, – голос Крылова стал серьёзным. – Я звоню, чтобы предложить сотрудничество. Последний шанс. Объединим усилия. Твоя научная основа, мои бизнес-связи и ресурсы. Создадим совместное предприятие, выведем технологию на глобальный рынок. Вместе мы могли бы контролировать её распространение гораздо эффективнее, чем порознь.

Воронин посмотрел на остальных. Елена решительно покачала головой, Ирина скорчила гримасу отвращения, а профессор Лейбин выглядел задумчивым.

– Нет, Валентин, – твёрдо ответил Воронин. – Мы слишком по-разному видим будущее этой технологии. Ты хочешь продавать её любому, кто заплатит, без оглядки на последствия. Я хочу, чтобы она помогала людям, а не эксплуатировала их эмоции.

– Высокомерие и самонадеянность, – в голосе Крылова зазвучала сталь. – Ты всегда считал себя лучше других, Саша. Думаешь, твои мотивы чище, твоя наука безупречнее. Но рынок всё расставит по своим местам. Через год устройства "НейроСинк" будут в каждом доме, а твоя "Машина эмпатии" останется в нескольких избранных клиниках, если вообще выживет.

– Увидим, – коротко ответил Воронин и завершил звонок.

В комнате повисла тяжёлая тишина.

– Он блефует, – наконец сказала Ирина. – Не может быть, чтобы они были так близки к коммерческому продукту.

– Не думаю, что это блеф, – возразил Лейбин. – У Валентина всегда были обширные связи в бизнесе и политике. И он не обременён научной добросовестностью или этическими сомнениями. Если он говорит, что готов к запуску, значит, так оно и есть.

– И что нам делать? – спросила Елена, глядя на Воронина. – Мы не можем конкурировать с ним в скорости вывода продукта на рынок.

– И не должны, – ответил Воронин после паузы. – Мы будем придерживаться своего пути – медленного, ответственного, научно обоснованного. Но есть одна вещь, которую мы можем сделать быстро, – он повернулся к сестре. – Ирина, ты говорила, что берёшь интервью для специального выпуска?

– Да, планировала подробный материал о вашем прорыве.

– Сделай больше. Проведи журналистское расследование о рисках безответственного использования технологии эмпатии. О случаях "эмпатического шока", о возможности эмоциональной манипуляции и эксплуатации. И обязательно упомяни "НейроСинк" и их планы по выпуску упрощённой версии устройства без должных мер защиты.

Ирина понимающе кивнула:

– Информировать общественность о рисках раньше, чем они станут очевидными. Превентивное формирование общественного мнения. Умно, братишка.

– Не знаю, остановит ли это Крылова, – задумчиво произнёс Лейбин. – Но по крайней мере замедлит его и заставит более тщательно подходить к мерам безопасности.

– А тем временем, – добавила Елена, – мы продолжим клинические исследования и разработку безопасной версии технологии. Докажем, что "Машина эмпатии" может приносить реальную пользу, если использовать её ответственно.

Воронин благодарно сжал её руку. В этот момент он как никогда ценил поддержку своей команды – маленькой, но преданной группы людей, разделявших его видение и ценности.

Но тревога не отпускала его. То, что случилось сегодня – эмпатический шок у французской исследовательницы – было лишь первым звонком. Интуиция подсказывала Воронину, что настоящие испытания ещё впереди. И от того, как он и его коллеги справятся с ними, зависит не только судьба его изобретения, но и, возможно, будущее человеческого общения в целом.