Глава вторая. Об отваге реанимационной

Было это достаточно давно, поэтому пролетевшая мимо груди героя честно заработанная платиновая звезда с бриллиантами ордена Сутулого II степени горечи разочарования от несправедливости уже не вызывает. Ну, что, любимая ситуация любого эффективного менеджера от медицины – ремонт и строители. Горел строительный мусор на вечно закрытой запасной лестнице. Уровень второго этажа. Дым вверх, на третий, где, собственно, и располагалась пара торакальных²² отделений, реанимация и опер блок. Только дым, но его было много. Как человек, вынужденно изучавший поражающие факторы пожара во многих условиях, включая подводные лодки, я подозревал, что дым и есть самое страшное и от него и гибнет большинство, еще до получения поражения от открытого пламени. Я, собственно, и высунулся из реанимации полюбопытствовать – и чой-то за шум в коридоре, потому как до нас дымок еще не допер? Увиденное сильно напоминало картину «Атака мотострелкового батальона под прикрытием дымовой завесы» – выползающие откуда-то клубы дыма (понятно, что хотя еще что-то и видно, но это совсем скоро пройдет) и присовокупленные к этому хаотично-бестолковые метания пациентов, ухаживающих и наличествующих медсестер (заведующе-врачебный персонал практически в полном составе в это время ножом махал в операционной). Начальства в пределах видимости не наблюдалось, несмотря на отсутствие дефицита в данных персоналиях (главнюк и туева хуча замов – по лечебной, организационно-методической, поликлинической, клинико-экспертной, административно-хозяйственной, кадровой и даже научной работе). Ну, вот не было. Все это зрелище – дым плюс метания – вызывали в памяти древнюю военную мудрость о том, что бегущий полковник в мирное время вызывает смех, а в военное – панику. К тому же у любого человека мужеска пола, прикосновение хоть чуть-чуть к военному образованию, даже если это была сержантская учебка, оставляет неизгладимый отпечаток и на психике, и в рефлексах (всегда подозревал, что чип подсаживают в филогенетически²³ древние структуры головного мозга, например в продолговатый мозг²⁴, используя секретные технологи). А дым все прибывал…

– Эта… Бля… Слушай мою команду… – честное слово оно само вырвалось и даже соответствующие интонации прорезались. Граждане на несколько мгновений замерли, символизируя собой скульптурную композицию «Последний день Помпеи». Видимо, вследствие услышивания то ли неопределенного артикля, то ли интонаций человека, имеющего право командовать. «Ёпть, ну кто ж тебя за язык тянул» – обратился я мысленно к своему подсознанию, – «Ну давай, пиз… э-э-э… говори дальше…».

– Медсестрам вывести больных из стационара и построить, провести перекличку, ухаживающие рядом… – встроенный чип заработал по полной, раз появились волшебные слова «построить» и «перекличка»; затем, углядев одну из самых сообразительных, правда, несколько… э-э-э… легкомысленных сестер. – Ты… бля («бля» – это была не констатация факта, а опять-таки неопределенный артикль усугубленный скудостью лексического запаса, все как у корреспондента из передачи про происшествия нашей местечковой телекомпании) … Ко мне! По пути заскочишь на второй к «животным» («животные» – это отделение абдоминальной хирургии, в котором оперировали все, что в животе), скажешь, чтобы делали тоже самое… Потом обратно… Всех неходячих и херово ходячих с плевральными дренажами²⁵ – пережать и ко мне. Место щаз-з будет… А потом выдал для ускорения уже почти глубинно-потаенное: – Сто-о-ять! Еще потом сравнишь переведенных ко мне с общим списком, посмотришь, всех ли вывели… Бегом, бля-а-а!

Ну, здесь порядок вроде бы наведен (кстати, если забежать немного вперед, то следует отметить, что получив команду на эвакуацию, народ побрел его безропотно выполнять, а глядя на них и «животные» больные со второго этажа молча присоединились), надо бы и о своих подумать… Тут все просто – 6 человек, на ИВЛ²⁶ никого. Кстати, об ИВЛ… А знание матчасти?: – Так, сейчас отрубят электричество, вырубятся отсосы… Ты – переводи всех больных на пассивную аспирацию²⁷… Ты – вместе с санитаркой перекатывай всех больных в одну половину палаты, нас сейчас уплотнять будут. Потом стулья со всех мест, где найдешь вдоль коридора. Сообразительная, но легкомысленная торакальная медсестра аки трепетная лань принеслась вся в слезах и соплях через 10 минут: – Алексей Романови-и-ич… Петрова нигде нет…

К этому времени неходячие на кроватях с колесиками были закатаны в палату, хреново ходячие были хоть и хреново, но рассажены вдоль коридора, плевральные дренажи были переведены на пассив, санитарка готовилась к укупорке щелей под дверью мокрыми тряпками, а я обдумывал свою командирскую думу о том, что делать дальше, если дым не кончится…

– Чего ревешь, дура? – ласково обратился я к осопливленной. – Пошли, поищем…

Я к тому времени спи… э-э-э… своровал на выставке фонарик-ручку (а не давайте без нужды чемодан скорой помощи немецкого происхождения смотреть!), поэтому, чем подсветить было – без фонаря в палатах уже ничего видно не было.

– Хоть маску наденьте… – захныкала сзади сообразительная медсестра, напяливая на лицо вторую, намоченную водой из-под крана маску.

– Нах… – гордо ответил я и пошагал впереди. Надо сказать, моя смелость произвела впечатление на окружающих особей женского пола и вызвала рост моего авторитета в их глазах, чем потом приходилось иногда беззастенчиво пользоваться. На самом деле – никакой храбрости. Всего лишь знание, что от угарного газа маска не поможет. Да и противогаз не поможет. Только гопкалитовый патрон или изолирующее дыхательное устройство. Поэтому я решил на всякий случай считать про себя до трехсот, а потом сваливать, независимо от результата. Но пробежать по палатам мы успели быстрее. Поцеент не нашелся (если опять забежать немного вперед, то потом выяснилось, что Петров воспользовался внезапной свободой и удрал в магазин за водкой – я думаю, что правильно сделал). Пожарные появились достаточно быстро, и чего-то ковырялись на горящей лестнице – это я разглядывал уже с балкона ординаторской. Благодаря заткнутым тряпками щелям, дымом почти не пахло, но херово ходячие херово и молча сидели вдоль коридора со скорбным видом, словно в очереди в газовую камеру…

Потом все завертелось быстрее. Попер народ из операционной и рассказал, как они 40 минут отсутствия электричества дышали руками, хотя это были их проблемы – у меня был свой окоп. Потом открыли все окна, и дым начало вытягивать. Потом, наконец, разогнали по палатам приписной личный состав. А мы разглядывали с нашего балкона, распивая при этом коньяк и покуривая сигареты, как бледный главчик и красный зам по АХЧ, согнувшись, брели по двору за каким-то пожарным подполковником.

– Интересно, им жопы уже полностью развальцевали или еще не совсем? – озвучил кто-то (на всякий случай не скажу кто) интересовавший всех вопрос…

Глава третья. Об отваге акушерской

Кстати, о гениальности: перед реализацией остатков отпуска в прелюбопытном диалоге поучаствовал. С прикомандированной на время ремонта их больницы к нам в неотложку докторшей. Моя анестезистка на обезболивании какой-то мелочи спросила: – Алексей Романович, что набирать? Докторша, услышав это и сказала: – Ой, так это вы, Алексей Романович? А мне у нас говорили, что когда пойду в эту больницу с вами встречусь. Сказали, что вы грамотный анестезиолог.

– Но сволочь редкая! – продолжил я.

– Я этого не говорила… – испуганно возразила докторша.

– Да ладно вам. В моем возрасте такой характеристикой гордятся. – Успокоил я ее, а потом немного помолчал и грустно продолжил, – Да и грамотный – это только потому, что сравнивать не с кем.

Хотя отвлекаюсь от основной (не в смысле basic, а в смысле original) темы повествования. О происшествии в роддоме я узнал самым вторым. Ибо случись любая херь, как начинаются проявления гендерного шовинизма – мужика зовут. А из счастливых обладателей так называемых «яиц» на тот момент наличествовал только я. Опять в сторону вспомнилось, как пациентка из нашего местечкового гламура, телеведущая чего-то женского, задумчиво засмотрелась в открытую по случаю жары палату реанимации, где на койке, широко раскинувшись, одиноко отдыхал залетный и исхудалый опосля запоя алкоголик с тяжелой пневмонией.

– Вы хотите сказать, что голых мужичков никогда не видели? – заинтересовался я этим вопросом по причине врожденной любознательности.

– Да нет, видела… – ответила она, задумавшись, – Но этот какой-то… Плохонький…