Читать книгу «Легко умереть не дам… Записки поюзанного врача – 2» онлайн полностью📖 — Эдуарда Рубиновича Мустафина — MyBook.
image

Глава четвертая. Последняя в части

Бог пехоту любит. Во всяком случае, в этот раз. Хотя, насколько я помню, Наполеон считал везучесть одной их характеристик при решении кадровых вопросов. Кровоизлияние было. Но не в вещество мозга, а эпидурально – над твердой мозговой оболочкой. И небольшое, поэтому нашли его только на второй томограмме и вели консервативно, без просверливания головы. Бабонька вылезла с практически отсутствующим неврологическим дефицитом20. И сразу отправилась усыновлять ребенка. Жалобу не писала. Разбор полетов, по неизвестным мне соображениям верхнего мира, решили проводить формально и виновного не назначать. Правда любимый ученик главной анестезиологической богини нашего герцогства и заведующий тамошней реанимацией при поддержке местного профессора-эксперта с единственно верным мнением почему-то проявил недюжинную принципиальность – настаивал на мерах дисциплинарного взыскания за интубацию тонкой трубкой. Хотя это справедливо, «семерка» – трубка не самая толстая и ее просвет забивается всяким внутренним содержимым лучше, чем у «восьмерки», которая в диаметре больше ровно на один миллиметр, но, а что, я ему про отек всего организма вместе с голосовыми связками рассказывать буду? Или про то, что трубки у нас наличествовали только те, которые я принес? Поэтому молча буркнул допущенной в высокие миры и информирующей меня об их решениях заведующей роддомиком: «Что дали – то и сунул. И это… Ты передай красавцу: если увижу его лично – пиз… э-э-э… звиздюлей дам!».

Так я его больше и не увидел. Может, и к счастью. У меня до сих пор репутация человека, выполняющего свои обещания. В результате терок между тамошними и нашими акушеро-гинекологами, кто-то брякнул пациентке, что жизнью она обязана роддомовскому анестезиологу (хотя на самом деле, ему просто повезло). А еще этот кто-то выдал пациентке страшную военную тайну про прямое переливание крови. Результатом данной идеологической диверсии был приезд в роддом мужа. С литровым пузыриком вискаря. Если пересчитать соотношение с кровью – получается почти один к двум. Кстати, неплохой коэффициент. Да еще первый раз в жизни…

Часть вторая: о различных видах отваги на пожаре

Глава первая. Об отваге военной

В интернете периодически все, кому не лень, обсуждают стихийные бедствия их предупреждение и ликвидацию последствий. Вот и вспомнилось мое участие мое участие аж в трех их них. Все три бедствия назывались красиво – «пожар». Выглядели, впрочем, тоже. И происходили в лечебных учреждениях, правда, различной ведомственной принадлежности, что, впрочем, не делало их менее красивыми. Мне даже иногда казалось, что за эти три пожара я честно заработал высокую правительственную награду – орден Сутулого трех (по одной за каждый) степеней с закруткой со стороны спины. Полный бант, так сказать. Но не дали. Вот так помру, а на красной бархатной подушке перед гробом и нести почти нечего.

Пожар номер один состоялся в медпункте нашего Гвардейского Краснознаменного ордена Суворова второй степени. Ночью. Я уже вернулся с гор, где проживал в январе в пионерлагере вместе с третьим батальоном, прикрывая город на блокпостах с северо-запада (кстати, именно туда и прорывались потом остатки брошенного всеми полка для эвакуации вертолетами). Игорек, приданный второму батальону, вместе с ним где-то болтался, по-моему, на армяно-азербайджанской границе. Ну а я, с начальником медпункта Васей приступил к исполнению своих, не пойми каких, то ли полицейских, то ли оборонительно-наступательных задач. Ибо комендантская служба не отменяла ничего, в том числе и мобилизационной работы с медикаментами со склада НЗ, которые, в конечном итоге, и не дали нашему маленькому красивому пожару стать большим. Нужно было смотаться почти за 200 км в Кировабад, сдать порцию больных в медсанбат и там же с аптечного склада получить для освежения наших складов НЗ небольшое количество наркотического аналгетика типа «промедол в шприц-тюбиках» в количестве 1 (одного) опечатанного ящика. Вся эта сдача-выдача немного затянулась и мы выехали обратно из Кировабада когда уже начинало темнеть (а что, зима – она и на юге зима). Мы – это я, вроде как старший машины, и водитель санитарного автомобиля УАЗ-452 А (кстати, с трудом пережившего ноябрьско-декабрьские волнения в Кировабаде, ибо его тогда аборигены поджечь пытались с усердием, достойным лучшего применения) Теймураз по кличке Билли, производной от прозвища Билли Джоэл, которое, в свою очередь, являлось производным от грузинского обращения к молодому человеку «биджо» (сука-жизнь, а ведь пойди в ней все чуть-чуть иначе, и не сорви я в свое время погоны, в августе 08 мог бы поиметь возможность снова увидеться с ним или, судя по пройденному времени, с его сыном, только уже немного по-другому). Водителем Билли был виртуозно-темпераментным, ибо во вверенной ему технике предпочитал использовать только 2 детали: бибикалку и педаль газа. Особенно заметно это было, когда он на новой широкополосной трассе Баку-Тбилиси в районе Евлаха случайно увидел неведомо как залетевший туда мерседес (как теперь понятно – совсем уж старая модель, но в руках горячих кавказских парней он был очень красив и блестящ) с азербайджанскими номерами. Километров 15 Билли героически преследовал его, топя в пол деталь №2 – педаль газа, а когда, разогнав при моем попустительстве, нашу буханку до сотни, он все-таки обогнал преследуемую цель, то от переполнявшего его восторга втопил в рулевую колонку деталь №1 – бибикалку. Еще его отличала готовность к поездкам.

– Лясточка (это ласточка с грузинским акцентом) готов. Поедем, товарищ лейтенант… – и если немного забежать вперед, то лишь на некоторое время после этой поездки и последующего пожара, его слоган немного изменился, – Нэ поедем, товарищ лейтенант. Лясточка пиз… э-э-э… звездой накрылся…

Ну, это я немного сильно отвлекся. Мы выехали обратно из Кировабада, когда уже начинало темнеть. Ящик с наркотой лежал в салоне и не напрягал. Совершенно не напрягал, пока, как уже было сказано «лясточка пиз… э-э-э… звездой» не «накрылся». Что-то с проводкой, стартером, да еще и прокладкой головки блока цилиндров. И мы встали. Километров за полста от Кировабада, который ныне Гянджа. Посреди аллееобразной дороги. Меж пирамидальных тополей. В окружении голого, по причине зимы, хлопкового поля (летом мимо этого поля ездить забавно: сидит за столом мордастый приемщик в норковой шапке сверкая золотыми зубами, играет со вторым, не менее мордастым приемщиком в нарды и оба пьют чай из грушеобразных стаканчиков, причем происходит все это в окружении еще пяти или шести сочувствующих, а бабы здоровенные корзины с хлопком к ним подтаскивают и еще чай доливают, когда кончается; очень нравился мне этот обычай). Билли откинул крышку капота, которая находилась в кабине, лихорадочно копался в двигателе и ругался: – Товарищ лейтенант, давай лясточка сожжем нах! Мне родители новую машину купят! Совсем новую! Нэ будет ломаться…

Машины не ездили, ибо вот-вот комендантский час. Тут ящик с наркотой и начал напрягать. Все сильнее и сильнее, пока вдали не показались фары. В такое время ездить могли только вояки. Или совсем наоборот. Но вояки с большей вероятностью, поэтому я лихо выперся на середину дороги и махнул фуражкой. Фары располагались на милицейском УАЗике. Который 469. С места старшего выскочил вованский21 старлей (надо сказать, что тогдашняя готовность прийти на помощь своим и следующее из него ощущение того самого «военного братства», несмотря на цвет петлиц и формы, дорогого стоит).

– Ты чего тут стоишь? – задал он хотя и очевидный, но, по-моему, глупый вопрос. Поскольку ситуация к шуткам уже не располагала, пришлось объяснить все серьезно. Про ящик тоже. Он начал чесать репу под фуражкой, ибо сам ехал по весьма неотложным комендатурским делам. Поскольку мы уже успели познакомиться, то Серега из Новосибирска бросил чесать репу под фуражкой: – Так, Леш, давай я тебя дерну, если заведетесь – доедете до Мир Башира, тут рядом. Там волгоградский милицейский батальон стоит, переночуете. Я их по рации предупрежу, если через полтора часа не появитесь – вышлют навстречу тревожную группу.

До Мир Баширского блок-поста мы с Билли дотарахтели. А потом вместе с ящиком, уже пешком доковыляли до места дислокации батальона. Опять у своих. После представления комбату, тихо прихлебывавшему шамхорский коньяк вместе с замом и особистом, нас не только покормили остатками ужина и положили спать, но еще и подняли на завтрак. Потом мы снова перли в машину наш опечатанный ящик, потом чинились, потом починились и, наконец, поехали. Проехали еще километров сорок. И к вечеру у Мардакерта встали насмерть. Радовало только, что до блок-поста минского полка ВВ было метров двести. Я вышел покурить. Билли чего ковырял в двигателе, поминая лясточку, лясточкину маму, поджог и покупку нового автомобиля. И тут… Наш полковой командирский УАЗ. С содержимым, то есть с командиром, замполитом, зампотылом и зампотехом. Из дивизии. Описывать гребуки, которые командир навтыкал зампотеху за содержание автомобильной техники и которые слышно было не только мне и обоим водителям, но и вованам-солдатикам с блок-поста, не стоит. Но когда гвардии полковник, два гвардии подполковника, один гвардии майор и один гвардии лейтенант ручками дотолкали машину до блок-поста, его начальник, старый служивый прапорщик смотрел на командира весьма уважительно. Тягач мы ждали в вагончике. Билли спал, я болтал с прапорщиком. Потом ехали, включая на блок-постах свет в кабине. И доехали.

Опечатанный ящик на третьи сутки поездки мы с Билли все-таки доперли до медпункта. И еще минут тридцать колотились в дверь. Пока не открыл слегка поддатый начальник медпункта вообще и меня в частности Вася.

– О! – обрадовался он. – А мы думали вам пиз… э-э-э… звиздец пришел. Завтра собирались ехать искать по трассе. Если жрать хотите, в столовой расход стоит.

Расходом были полведра вареной рыбы и ведро чая. Устали мы так, что было не до рыбы. Схлебав по кружке чуть теплого чая, я и Билли двинулись в опочивальню (поскольку в кадрированном полку, развернутом «по причине сложной внутриполитической обстановки в неспокойном регионе» до штатов военного времени трамбовали кого куда могли, мы в тот момент жили с солдатами в медпункте постройки времен Александра I, а поскольку хотя и Кавказ, но зима – то и спали все вместе в одной из немногих отапливаемых комнат). Соляровая капельница-буржуйка тепла сильно много не давала, но и околеть было сложно. Ибо +10—12 по Цельсию – оно для военного человека здорово. Я еще курил, читал пришедшее из дома письмо, снова курил. Лег уже ближе к трем ночи. И вдруг… Почувствовал, что мне тепло и было слышно какое-то непонятное гудение. Глаза открывать не хотелось. Совсем не хотелось, но, почему-то, открыл. Гудело стоящее до потолка пламя.

– Вася, сука, подъем, звиздаускас! – Нам тогда казалось, что у северного пушного зверька именно литовская кличка. Я стоял уже в штанах типа «бриджи» и, почему-то, в одном сапоге. Билли в трусах в цветочек, расстегнутом кителе и зимней шапке, но босиком пронесся в столовую. Пока личный состав, вскочив, очумело крутил головами я стаскивал лежащего рядом с печкой фельшера Вадика. Просыпаться он не желал категорически, потому, что было тепло. Аж одеяло местами дымилось.

– Блять, тревога! Личному составу строиться во дворе! – несмотря на поддатость, подал голос Вася, привнеся во всеобщую очумелость элементы воинской дисциплины. Личный состав ломанулся выполнять команду, а навстречу ему несся Билли в прежнем одеянии, но с ведром теплого чая.

– Лить? – Проорал он мне, видимо по привычке считая меня старшим машины.

– Соляра… пары… вроде взорваться не должно… – быстро мелькало в голове.

– Херачь, Билли! – проорал я ему.

И он захерачил. Пламя резко опало. А тут Вася, в сапогах, шинели и кальсонах набросил на него 2 матраса и вылез в окно. Мы с Билли дотоптали остатки. Потом погнали бойцов с ведрами за водой на кухню и пролили пол и стены. Потом Билли нашел остатки своих щегольских сапог с литой подошвой, которые он купил в военторге за 21 рубль. Пока личный состав пересчитывался, была установлена причина – Вадик, сцуко, при заправке бачка пролил на песок, насыпанный вокруг печки, соляру. Вот она первой и загорелась. Тут принесся старшина Дима Колупаев по прозвищу «директор».

– Товарыш лёйтёнант! Вадика нет… – Дима был из Витебска, поэтому описание белорусского акцента вполне допустимо

– А он совсем сгореть не мог? – подал голос из окна Вася. – Идите вы на хер товарищ лейтенант… – возразил я своему прямому и непосредственному начальству, и тут же директору. – Искать, бля. Иска-а-ать!

Вадика нашли через двадцать минут. Под своим, местами прожженным, но еще теплым одеялом, он спал в перевязочной.

– Сейчас ему приснится хороший сон… – бормотал я себе под нос тихо приближаясь к нашему фершалу.

– Товарыш лёйтёнант! Нэ надо! Вы ему чого-нибудь сломаете! Ви его убьете! Вас к особисту вызовут! Давайтэ ми сами! – вопили висевшие на мне директор с Билли…

Поскольку происшествие нам скрыть от командования удалось, то первый орден Сутулого III степени с закруткой со стороны спины пролетел мимо.