Образ Цветка

И всё же ты безумен, человечек!
Стенографирую тебя на лепестки.
Ещё один отпал… Смотри-ка, не́чет!
Стена. Графин, исполненный тоски

В иконостас окна вписал центральный образ.
Я увядаю. В этом красота?
На полотне смертей мой юный возраст
Похож на точку. На дефект холста.

Но ты не плачь, да ты и не способен,
Живи как прежде, тенью для светил,
И во своём многоэтажном гробе
Всё чаще убивай цветы.

Законная Песнь

По закону любви мы – финалисты всего.
По законам TV – нам не пройти даже кастинг.
Беззаботно забыли Её и Его,
Мы едим чужой хлеб и упиваемся властью.
Мы едим чужой хлеб.
По законам морей мы больше похожи на крыс.
По закону сердец мы только и знаем, что бьёмся,
И если ты можешь, непрестанно молись,
Иначе мы непременно сопьёмся.
Непрестанно молись.
По законам Китая мы – брошенный в озеро рис.
По закону компоста – зато мы никогда не потонем.
Мы движемся просто. По кругу. Спиралями вниз.
Обращая друг к другу мычанья и стоны.
Просто. Мы движемся вниз.
По законам зверей мы – рычим на детей.
По закону дверей – нас заклинило ночью.
GPS-навигатор, сломавшись, не видит путей.
Я уверен дойдем. Но уверен не очень…
Я уверен – дойдём…

Марина Бауэр

Призвание

Мы призваны друг другу помогать.
Мы призваны искриться друг от друга.
Призвание натянуто так туго,
что остается только зазвучать.

Мы в резонансе создаём аккорд
гармонии движения по жизни.
Как говорится, друг, ты только свистни, —
я парус ветру твоему подставить горд.

Пророчества спрятаны в зеркало

Пророчества спрятаны в зеркало, вот – погляди
на правило трех отрицаний посредством частицы,
которая суть инфовирус на инфополях отрицаний.
Постой же у зеркала, чур, оглянись на себя, погоди
на грани, ребре пирамиды, у этой волшебной границы
где физика тела меняется силой сознаний.

Письмо

Друг мой, друг мой, ты помнишь, когда мы деревьями
были
на зелёном холме на прекрасной груди великана
мы ветвились в глубокое млечное небо…
Эти звёзды забыть нас ещё не успели? Не остыли ль
великаньи горячие твёрдые плечи? Так же ли на листву
неустанно
проливается вкусное, тёплое млечное небо?
Если помнишь ещё наши игры в песчаных обрывах
над рекой неподвижной, с текучею медленной тучей,
и жемчужным плетеньем дождя между нами…
позови мою тень в промежуток меж нынешних взрывов
поглядеть на тебя… Сочини меня снова на случай,
если всё позабыл за текущего мира делами.

Лепестки смыслов

Лепестки смыслов ветер заносит в сердце любимых.
Семена счастья падают в тёплые руки.
На любовной струне загораются искрами звуки
лишь сердцами только произносимых.

Ах, чудные, вечно медовые «ЛЮ»

Ах, чудные, вечно медовые «ЛЮ»
с изюминкой «Б» между ними.
Мы знаем, что тут на небесном краю,
все прикосновения сини.
И все закруглённые млечности рук,
и все протяжённости взглядов
смыкаются в ясно очерченный круг
из молний ЛЮБовных разрядов.
Ах, чудные, вечно медовые «ЛЮ»
с изюминкой «Б» между ними.
Мы знаем, что тут на небесном краю,
все прикосновения сини.

Песни Колодарницы

А на двадцать четыре сторонушки
оглянусь я, имена загадаю.
Руки в землю – по земле вышиваю
знаки памяти – овражки-боронушки.
Сто и восемь каменьев я выложу.
Сто и восемь туков сердца я выдержу.
И пойду стороной незаметною,
поплыву синей струйкой невидною.
Поживу я судьбою завидною,
Полномощною судьбою рассветною.

Помни радость, танцующую в груди

Помни радость, танцующую в груди звёздам навстречу.
В мире бессмертных безлюдно в ожиданьи детей,
заснувших на маковом поле.
Зябкий ветер трогает теплые плечи
ожидая проявления хоть какой-то разумной воли.
Внутренний голос беззвучен и только во снах
трогает разумом спящих сознание.
Сторож над маковым полем, покачиваясь в облаках,
бдит за отменой свидания
разума с волей и осознанием. Пальцами щелкает, и тогда
звук отключается. Внутренний голос стихает.
Капает из облака скучная маковая вода,
натекает в прозрачные лужицы и ручейками стекает…

Война миров – 2
Мадригал

Двоичным кодом замостить сознанье,
сцепив перемещенья бегунок
с младенчеством, на рычаге страданья
повесить люльку, дыбу и станок —

так нас переписали. Ах, неладно
творят нам нынче небеса погод,
чтоб и в глубинах было неповадно
стремиться из-под тяжести пород…

Как возникает слово «абсолют»,
манифестируя необходимость?
Конечно, в двойственности. Атрибут
пространства – абсолютная вместимость.

А слово – суть намеренья движенье.
Два слова – предложенье. Со-творенье.

Двоичным кодом замостить сознанье
на – раз, два, пары – две – четыре – восемь, —
уже другого ряда узнаванье
в крови бежит и просит грянуть оземь

судьбу еды, назначенной не нами.
А пять и восемь и тринадцать вечно
разматывают время под ногами,
оно и катится, как водится, повстречно

чтобы секундное промежду пальцев – длин
закручивать, согласно мерам мира,
где солнечное двадцать и один,
втекает в строгое тридцать четыре.

Терновый Спасу выбрали венок,
сцепив перемещенья бегунок.

Сцепив перемещенья бегунок
с устройством упрощения симметрий,
баюкает нас цифровой божок
в тенётах чужепришлых геометрий.

На клетках сетки Хартмана фигуры
прописаны по шахматному штампу.
Кто двигает твою кандидатуру,
тот в ящике Пандоры держит лампу.

Клонированье плоских мер и метрик,
пригодных для вязания носков —
привычка, самый лучший антисептик,
и рамка для правления мозгов.
Синхронизированы все вниманья
с младенчеством, на рычаге страданья.

(Быть к матрице подсосаны должны,
чтоб бледные качать сквозь разум сны.)

Валерий Костиков

No name

Где синий фосфор закипает
И карлик в колеснице спит,
Стоит безмолвная, нагая
Твоя несчастная Лилит

Стоит и плачет, не рыдая,
Стоит и стонет, не крича,
Ты обещал ей имя рая,
А стал похож на палача

Пение, драконы и птицы

Вертикаль не древо, а лилия:
Мира ось не от мира сего.
Небеса не терпят насилия
И не прощают лишь одного

Волчьей пасти в овечьем забрале,
Черной метки на белых руках,
Черной мессы в лиловой тиаре,
Волчьей ямы в двуличных сердцах

Небеса существуют для пенья,
Для полетов драконов и птиц.
«Возлюби!» – вот дорога к спасенью,
А Закон лишь граница границ

Ностальгическое

в те дни, когда мы ничего не знали
о рок-н-ролле и гипертексте
и пространство было сплошным и необтекаемым,
а время доминировало над памятью..
горел единственный свет в окошке,
один единственный свет..

в те дни, когда мы ведать не ведали
о существовании Великого Ничто,
и не врастали в него, как в Летучий Голландец,
(«часть корабля, часть команды»)..
Мы игрались в игрушки мира,
воспринимая их как реальность

Я хранил эти дни, как джина в бутылке,
верил в них, как в страну чудес,
таскал за собой, как гирю на ноге,
и порой следовал, как за собакой-поводырём..

но пришло время
подарить призраку покой,
пустить на ветер архивы,
и, сжав память в цифровой формат,
С широко раскрытыми глазами
Сказать:
«Здравствуй, дивный новый мир!
Я выиграл право «Быть!»

Парижский Экстаз

Показалось,
Что химеры
В моей душе
Разом ожили и завыли

Оказалось,
Её галеры
Пошли в туше
И я был ранен навылет

Стезя покрова

Рябая баба,
Роди раба.
Ты матерь гроба,
Сруби кабак.
Твоя утроба
Красна, как мак,
Бела, как роба,
Черна, как мрак.
Скирда без крОва,
Стерня кровА..
Стезя Покрова
Спасёт раба

Все тела остались расплавлены

Все тела остались расплавлены,
Все молитвы капелью стекли..
Это счастье быть обезглавленным
За щепотку нетленной земли,

Это счастье быть обескровленным,
Если крыша горит по краям..
Просыпаясь живым и несломленным
И хмельным, как Омар Хайям,

Но несчастье быть обезличенным
Пред мохнатой пастью святош,
Пропадая без Вести в обличии
Активиста мещанских лож,

И несчастье быть обесславленным
Посреди суетной пыли..
Все молитвы остались расплавлены,
Все тела капелью стекли

Александр Зимин

Волчице

Нам дождаться бы следующей жизни
Там бы встретились как-то иначе
Не страдали б, мостов не жгли бы
Ото всех свои чувства пряча

Только задним умом сильны мы
Как и всякий, кто слепо любит
Недогадливы и ранимы
Потерялись в сплетениях Судеб

Слишком разные, слишком злые
На себя и свои ошибки
Мы такие, как есть, мы такие
Оказалось, умны не шибко…

Что сказать… а сказать-то надо…
Нам дождаться бы следующей жизни
Где-то как-то встретиться взглядом