Шарлотта Диброфф родилась в Лионе в 1908 году. Отец Шарлот ты, русский офицер, во время русско – японской войны попал в плен. После освобождения из плена в 1906 году не захотел возвращаться в Россию и поехал во Францию. Через год женился на учительнице французского языка, преподававшей в центре приема эмигрантов. Вскоре он нашел себе неплохую работу на заводе, а мать Шарлотты после рождения третьего ребенка посвятила себя полностью воспитанию детей. Отец, хотя уже прошло много лет со времени его службы в русской армии, требовал от домочадцев флотской дисциплины и порядка. Более того, с целью сохранения русского языка он всем запрещал дома говорить на французском языке. Только по-русски. Он прекрасно сознавал, что в его отсутствие все общались между собой на французском, но он непоколебимо стоял на своем. Логика его рассуждений была очень проста и убедительна:
– Французский язык, – внушал отец своим детям, – вы и так будете знать через школу, улицу, друзей. А вот русский – только через меня. Считайте, что каждому из вас я дарю вторую жизнь, даю возможность всегда заработать на кусок хлеба. Со знанием русского языка вы сможете работать гидом, переводчиком, корректором, воспитателем, сиделкой и т. д. И не старайтесь обмануть меня – я все равно узнаю.
Каждый день отец, уходя на работу, оставлял задание своим детям: прочитать и пересказать друг другу какой-либо русский текст (благо на улице на каждом шагу продавалась русская литература). Написать этот текст по-русски и дать прочитать его другому члену семьи для выявления и исправления ошибок. Для этого он завел и соответствующую форму контроля – под каждой письменной работой располагались две дополнительные строчки: прочитал… проверил… Этой системой учета и контроля он включил в процесс изучения русского языка всю свою семью. К Шарлотте, как к старшей из детей, отец предъявлял особые требования. Он хотел, что бы она была адвокатом. По его мнению, это позволит ей не только хорошо зарабатывать через богатых русских клиентов, которых во Франции было предостаточно, но и в дальнейшем помогать младшим братьям получить образование. Эти доводы очень нравились его жене и та активно помогала ему в реализации этих планов. В соответствии с мнением отца Шарлотта, закончив школу, поступила в Сорбонну на юридический факультет, и только на каникулы приезжала в Лион.
Сегодня у Федора Ивановича было какое-то особое настроение. Настроение легкости и внутреннего покоя. Жизнь потихоньку налаживалась – в прошлом месяце за подготовленный по заказу редакции литературный обзор он получил неплохой гонорар. На эти деньги он собирался поехать на музыкальный фестиваль итальянских композиторов в Авиньон, о котором прочитал вчера в газете. Федор Иванович даже подумывал позволить себе в будущем небольшое путешествие по Европе или вообще махнуть за океан. Живя во Франции уже четыре года, он еще никуда из страны не выезжал, хотя материальное положение его заметно укрепилось. Взбежав в хорошем темпе в редакцию на достаточно высокий третий этаж, он не почувствовал одышки, что позволяло говорить о его хорошей физической форме. Но, не успев еще опуститься в свое рабочее кресло, он услышал телефонный звонок:
– Федор Иванович, здравствуйте, – произнес на том конце провода по-русски женский голос. – Вы, конечно, меня не узнаете?
– Нет, – честно ответил Крутов. Он даже не мог предположить, кто это мог быть. В трубке прозвучал голос, который он никогда в жизни по телефону не слышал.
– Извините за бестактный вопрос. А Вы кто?
И тут прозвучал ответ. Ответ до такой степени неожиданный, что Федор Иванович на мгновение лишился дара речи.
– Я – Шарлотта. Вчера случайно наткнулась на Вашу статью в одном из французских журналов. Вот нашла адрес редакции и ре шила Вам позвонить. Вы этому не рады?
Это в самом деле была Шарлотта – искренняя, непосредственная девочка, которая на мгновение, несколько лет назад, чиркнула по его сердцу и пропала. Только Шарлотта могла быть уверена, что по прошествии более двух лет ее узнают, а главное, будут рады слышать ее голос.
– Конечно, рад – залепетал Федор Иванович, – но я даже не могу себе представить, что…
– И не надо Вам ничего представлять. Я просто завтра собираюсь приехать из Парижа в Лион. Навестить своих родителей. Если Вы не возражаете, мы можем встретиться. В какое время Вам будет удобно?
– Давайте часиков в пять.
– Ну и прекрасно. Значит, до завтра.
На той стороне линии положили телефонную трубку и гудки приглашали его сделать то же самое. Совершенно обалдевший от состоявшегося разговора Федор Иванович вдруг задал себе вопрос:
– А где же они с Шарлоттой должны завтра встретиться? Почему он это не уточнил? Немного подумав, он усмехнулся. Ну, конечно, в редакции его газеты. А где же еще?
Дальше работать сегодня Федор Иванович уже не мог. Собрав все бумаги в одну стопку и небрежно положив их в верхний ящик письменного стола, что он никогда не делал, Федор Иванович надел шляпу, закрыл комнату и вышел на улицу. Он не спеша пошел по направлению к парку, но пройти сумел только несколько десятков метров и опустился на первую попавшуюся скамейку. Федор Иванович не мог сказать, что ему было плохо. Нет, ему было хорошо. Но он почувствовал во всем теле такую слабость, что вынужден был прекратить движение. Его вдруг потянуло в сон. Он даже на некоторое время прикрыл глаза и запрокинул голову. На его необычное состояние обратила внимание проходящая мимо пожилая дама, которая поинтересовалась – не нужна ли ему по мощь. Он вежливо отказался, но продолжал сидеть на скамейке. Его ладони стали влажными, а рубашка – мокрая от пота. Он тяжело дышал. Почему-то не было сил подняться и пойти дальше. Федор Иванович понимал, что это связано с Шарлоттой. Она была причиной того, что он так разволновался.
Он сидел и думал – в чем дело? Почему он так болезненно от реагировал на ее телефонный звонок? Чего он так испугался? Ведь это был испуг и не нужно себя обманывать. Что вызвало у него такой страх перед завтрашней встречей? Ведь он мечтал об этом много дней. Федор Иванович не находил объяснения всему, что с ним происходит. Он даже в какой-то момент решил вернуться на работу и попросить телефонистку найти – с какого номера звонили ему из Парижа. А потом сказать Шарлотте, чтобы она завтра не приезжала. Но Федор Иванович отверг эту мысль – звонок мог быть сделан с любого, случайного уличного телефона. А потом, если он даже и найдет Шарлотту – что он ей скажет? По какой причине им не надо встречаться? Честно признаться, что он ее боится? Так это уже клиника. Здесь может помочь только врач. А в этом он не хотел признаться даже самому себе.
Федор Иванович просидел в парке до самой темноты, после чего с большим трудом поднялся со скамейки и побрел домой. У него было такое впечатление, что он сегодня весь день занимался тяжелой физической работой: гудели ноги и руки, а спину так ломило, что он придерживал поясницу рукой. Живот тоже свело и он вспомнил, что с утра ничего не ел. Правда, желания кушать не было, но он себя заставил зайти в первое попавшееся кафе и взять чашечку кофе. Посидев немного, он заказал себе еще кофе и круассан. Примерно через полчаса ему стало легче – он почувствовал, что к нему возвращаются силы. Взяв на вечер еще два круассана и порцию паштета, он отправился домой. Несмотря на ужасно трудный, в психологическом отношении день, Федор Иванович быстро заснул. Однако он хорошо знал себя – все неприятное, что его огорчало и угнетало на кануне, всплывет утром следующего дня с новой силой. Таким образом, все нравственные муки ему предстоит еще раз пережить завтра. Это были, как правило, самые тяжелые для него часы, связанные с анализом всего плохого, что произошло в его жизни накануне.
Так как Федор Иванович сам себе устанавливал график работы, то никуда с утра он не пошел и пролежал в кровати до полу дня, размышляя о ситуации, в которой оказался. Он, как многие из мужчин, достигших зрелого возраста, боялся каких-либо перемен в своей жизни. В этом он видел только отрицательную сторону и старался всегда как можно дальше держаться от этого. Федор Иванович, несмотря на свою мужественную внешность, был соткан из страхов: панически боялся зубной боли, при виде крови терял со знание. Он сразу бросил курить, когда врач только намекнул ему о туберкулезе легких. Храбрость его посещала только при занятии наукой – здесь он не шел ни на какие компромиссы.
И сейчас, лежа в постели и затягивая момент ее покидания, он продолжал себя накручивать: что может быть общего между молодой девушкой и пожилым профессором, которому недавно исполнилось сорок шесть лет? О каких общих интересах может идти речь? Что может связывать людей, проживающих так далеко друг от друга? И тем не менее, вопрос, на который он не мог дать ответ, был очень простым: зачем ему нужна сегодняшняя встреча с Шарлоттой и какие могут быть от этого последствия? Еще некоторое время поразмышляв на эту тему, Федор Иванович встал с кровати, нагрел чайник горячей воды и помыл голову. После этого он почувствовал себя бодрее. Однако без большого энтузиазма побрился, подушился, надел самую лучшую рубашку и повязал свой любимый галстук. Остатки горячей воды использовал для заварки чая, с которым доел оставшийся со вчерашнего вечера круассан.
Было два часа дня, когда Федор Иванович вышел из дома. До встречи с Шарлоттой оставалось еще три часа. Но он больше не мог находиться в квартире. Он хотел покинуть это замкнутое пространство, так как чувствовал себя там разбитым и подавленным. У него было впечатление, что он вчера переболел какой-то очень тяжелой болезнью. А сегодня, после болезни, впервые оказался на улице, где все было для него новым и интересным. Он почему-то раньше никогда не обращал внимания на витрины магазинов, на назойливую рекламу, на хмурых мужчин и улыбающихся женщин. Он вдруг понял, что на улице очень интересно и ему до всего есть дело. Улица – это не только кусок земли, по которой человек ходит на работу и обратно. Улица – это театр, где все люди участвуют в спектакле, который называется жизнь. Им совершенно нет до него никакого дела, а тем более до его филологической науки и душевного состояния. Люди все время на улице играют и предлагают ему сыграть какую-нибудь роль. Он не должен от этого отказываться, так как если все начнут отказываться, то улица перестанет быть привлекательной. Через это все на земле может потерять интерес. Он вдруг понял, что является очень важной фигурой в этом жизненном спектакле, убрать которую с авансцены никак нельзя.
Федор Иванович даже не заметил, как снова оказался в парке, где его вчера душили сомнения. Где он был готов совершить ужасный, неосмотрительный поступок – отказаться от встречи с Шарлоттой. Он долго ходил по парку, выбрав какой-то совершенно непонятный маршрут, возвращающий его все время в одну и ту же исходную точку. Федор Иванович загребал ногами опавшие листья, которые приятно шуршали под ногами и издавали чудесный за пах прелой листвы. Но он всего этого не замечал, думая о том, как Шарлотта сейчас выглядит? Что он скажет, увидев ее, и что она ему ответит? Он пытался разыграть сцену встречи от начала до конца, проговаривая текст то за нее, то за себя. Но у него это плохо получалось. В половине пятого Федор Иванович уже был в своем рабочем кабинете. Сначала он просто сидел за столом, ничего не делая, нервно передвигая по поверхности стола все, что там лежало. В половине шестого он начал ходить по комнате, убыстряя темп. Он чувствовал от ожидания легкий озноб, несмотря на то, что в комнате было достаточно тепло. Но ничего с собой поделать не мог.
Шарлотта появилась на пороге его кабинета в пятнадцать ми нут седьмого, опоздав больше, чем на час. Без извинений за опоздание, без каких-либо оправданий, она открыла дверь и встала в проеме двери:
– Привет, а вот и я.
Просто и незатейливо, как будто они знают друг друга уже много лет, как будто только вчера расстались. Как будто не промелькнуло два года с их первой и единственной встречи. Это была та же Шарлотта и одновременно не та. Для той Шарлотты, наивной простоватой девочки, Федор Иванович, не задумываясь, нашел бы правильные отеческие слова. Для этой у него слов не было вообще.
При появлении Шарлотты профессор Крутов встал со стула и уже больше не садился.
– А что Вы, Федор Иванович, стоите и молчите? Никак не проявляете своего восторга от встречи со мной? Неужели Вам приходится часто видеть в своем кабинете красивых молодых особ, типа меня? Неужели Вы не хотите подать мне руки?
Шарлотта сама прошла к столу и, не дожидаясь приглашения, села на свободный стул, отодвинув его почти на середину комнаты. С одной стороны, она тем самым обозначила дистанцию, несмотря на ее игривое настроение, которую им следует соблюдать. С другой, она позволяла Федору Ивановичу рассмотреть ее со всех сторон и оценить перемены, которые в ней за это время произошли. А смотреть в самом деле было на что: Шарлотта превратилась за два года, что они не виделись, в даму, начиная от одежды и кончая манерой поведения. Даму самоуверенную, знающую себе цену и не позволяющую хоть на минуту в этом усомниться. Федор Иванович пони мал, что инициатива и напор, которые демонстрировала Шарлотта с первого момента появления у него в кабинете – это, своего рода, наступательная защита. Она позволяла ей не показаться Крутову снова маленькой девочкой в беретке, внимающей с ученическим прилежанием нравоучительные слова пожилого метра. И Федор Иванович принял на данном этапе предложенные ему правила игры.
– Ну почему не хочу подать Вам руку, мадемуазель? – Выдавил, наконец, из себя Федор Иванович. – Я просто жажду это сделать, но Вы мне не даете даже раскрыть рот. Не то, чтобы осуществить какие-либо действия в отношении Вас.
– Что Вы, что Вы, Федор Иванович. Я буду просто счастлива, если Вы, наконец, ко мне прикоснетесь, – засмеялась Шарлотта и тут же перевела разговор на другую тему.
– А вообще, давайте пойдем на улицу. Там и поговорим о нашей жизни. Я Вам расскажу о себе, а Вы – о себе.
О проекте
О подписке