Глава 3

Астрид Дэвис

На лекции профессор истории рассказал нам о создании университета Берроуз, о традициях и об основателях. Трое друзей учились в Гарварде. Они попытались передать историческую значимость и серьезность Лиги Плюща, но сделали Берроуз более камерным заведением. Чтобы каждый студент чувствовал себя так, будто получает образование в кругу единомышленников. Поэтому стипендий выделяли немного, аудитории были маленькими – едва больше школьных классов, а парты одноместными. Когда я пришла в кабинет, то сразу увидела Тейлор во втором ряду. Она подкрашивала губы розовым блеском, а заметив меня, широко улыбнулась. Оказывается, Тейлор ушла раньше, чтобы пройти кастинг в чирлидеры университетской сборной по футболу.

– Мне так не понравилось есть одной! – пожаловалась Тейлор, когда мы шли на следующую лекцию. – Пообедаем вместе? – Она сделала щенячьи глазки.

– Второкурсник Лиам пригласил меня за свой столик, хочешь с нами?

Все же я боялась быть лишней в чужих отношениях, несмотря на образ его «ангельской» девушки, и надеялась, что Тейлор составит мне компанию. Тей казалась простой и искренней. Она активно закивала.

– Ага! Но сначала нас ждет лекция профессора Ричардсона. – Тейлор погладила меня кончиком своего светлого хвоста, словно заигрывая.

Я вспомнила сон, запнулась и едва не упала.

– К-хм… Надеюсь, будет интересно.

– Определенно. – Тей прикусила губу. – Определенно, будет интересно.

Мы пришли за десять минут до начала, но класс уже был забит под завязку. Трое парней болтали на последнем ряду, остальные парты заняли девушки. Я посмотрела на первокурсниц. Им настолько хотелось впечатлить профессора Ричардсона, что в ход пошли длинные ресницы, глубокое декольте и яркие губы. Я опустила взгляд на свое платье-сарафан. Да, одно из самых коротких в гардеробе, но мое лицо без косметики… волосы без укладки… В груди зашевелилось неприятное чувство, оно отдавало горечью на кончике языка и усилилось, когда я увидела, с каким обожанием первокурсницы смотрели в сторону доски.

Я проследила за их взглядами: профессор Ричардсон, прислонившись к стене плечом, неспешно листал книгу. Он время от времени поглядывал на наручные часы, приподнимая край белой рубашки. Волосы падали Ричардсону на лоб, и он откидывал их назад небрежным жестом свободной руки. Зависнув, я рассматривала его аристократичные черты и опомнилась, только когда прозвенел звонок.

Тейлор утащила меня к свободным партам во втором ряду, а Ричардсон с хлопком закрыл книгу: Достоевский – все, что я успела прочитать.

– Добро пожаловать. Я профессор Ричардсон. – Он встал напротив первых парт. – Мои правила просты. Приходите вовремя. Отключайте телефоны. Выполняйте домашние задания. Отсрочек я не даю. Пересдача возможна дважды. Мне неинтересны ваши проблемы и жалобы. В конце лекции я раздам программу курса, а также список чтения на весь семестр. После вводного курса вы можете записаться на углубленное изучение зарубежной литературы. Если захотите, разумеется. – Он усмехнулся, будто всерьез сомневался, что кто-то решится. – Все понятно?

Его голос отдавал льдом и гармонировал со стальным взглядом. Студенты медленно закивали. Я переглянулась с Тейлор, и она испуганно свела брови. Но меня не смутил командирский тон – напротив, мне понравилось, что профессор ценил время и знал, чего хочет от себя и других.

– Рад, что мы друг друга поняли. – Ричардсон сел за стол и открыл тетрадь. – Также я не люблю непоследовательность. Сегодня я отмечу тех, кто записался на мой курс. Два пропуска без уважительной причины, и двери моего класса для вас навсегда закрыты. – Он перевернул страницу и принялся зачитывать имена и фамилии: – Кэтрин Андерсон.

– Здесь!

– Дориан Блэкфорт.

– Я!

– Астрид… Дэвис.

Он поднял голову, отыскал меня среди других первокурсников, пристально посмотрел и прищурился, будто… Узнал? Вспомнил? Жар поднялся по моей шее до щек, наверняка окрасив их в алый.

Дерек Ричардсон меня запомнил?

Я неуверенно подняла руку. Несколько секунд профессор молчал, ускоряя мой пульс до нереалистичных цифр, и назвал следующую фамилию.

Отвернувшись, я поймала игривую ухмылку Тейлор.

После переклички Ричардсон встал перед студентами и прислонился к своему столу, сложив руки на мускулистой груди. Рубашка натянулась на его бицепсах, а воротник слегка приоткрыл ключицу, и я услышала пару прерывистых женских вздохов. Профессор даже бровью не повел. За два учебных года он, наверное, привык к подобному вниманию.

– Итак, – начал он. – На первом занятии мне бы хотелось узнать вас лучше и понять ход ваших мыслей. Сегодня мы поговорим о нравственности. Что заставляет нас делать правильный выбор? Поступать хорошо? Отчего нас мучает совесть из-за плохих поступков? Обсудим вопрос нравственности в литературе, необязательно в зарубежной. Примеры из американской литературы также любопытны. Вспоминайте.

Позади раздался самодовольный голос:

– «Нет книг нравственных и безнравственных. Есть книги, написанные хорошо и написанные плохо». – Я повернулась: парень с последней парты потрепал себя по каштановым волосам и, лениво потягиваясь, ухмыльнулся. – Мы точно не будем обсуждать дерьмовые книги. Верно, профессор?

– Как и снобов, которые не читали у Уайльда ничего, кроме его знаменитого «Портрета», – парировал Ричардсон без единой эмоции. – Но вы правы, мистер Картер, позиции героев Уайльда относительно нравственности весьма неоднозначны. Я засчитываю ваш ответ. Кто-нибудь еще?

Я на секунду зажмурилась. Неплохо, профессор. Парень с последнего ряда явно пытался похвалиться перед однокурсницами знаниями, но девушки все так же неотрывно смотрели на Ричардсона. А я словно отключилась, рассматривая свои пальцы. Когда я проваливалась в размышления, то уплывала далеко-далеко. Нравственность… Интересный выбор темы. Преподаватели любят рассуждать о вечном, о добре и зле. Типичная университетская программа. Но что для профессора значит нравственность?

– Мисс Дэвис. Ау, вы с нами? Есть что сказать? Привести цитату?

Взгляды устремились на меня. Думай, Астрид, думай… Время, проведенное в луксонской библиотеке, не могло пройти даром.

– «Когда наши чувства обращаются на нас самих, в короткое время происходят странные явления: нравственные перевороты совершаются по законам быстрого действия».

– Бальзак… – Ричардсон хмыкнул. – Любопытно, мисс Дэвис. Как вы понимаете эти слова? Растолкуете для нас цитату?

Либо он проверяет меня, либо не такой уж хороший преподаватель. «Утраченные иллюзии» – основа зарубежной классики! Но, стоит отметить, профессор умело провоцировал дискуссию и удерживал внимание аудитории.

– Хм… – Я снова сосредоточилась на своих пальцах. – Мы часто меняем нравственные ориентиры, когда дело касается нас. Например, вы можете спокойно смотреть, как кому-то причиняют боль, но если обидят вас, вам будет не так весело.

Смущенная, я выпрямила спину и посмотрела Ричардсону в глаза. Смущение стало сильнее, но я не отворачивалась. Впитывая каждой клеточкой стыд, я терпела и словно освобождалась от оков своих эмоций.

– Буду стоять и смотреть? – уточнил профессор. В тоне сквозила усмешка, бровь вызывающе приподнята. Банальный трюк, чтобы заставить меня растеряться, но я ответила прежде, чем считала манипуляцию.

– Необязательно вы. Таким образом легче привести пример.

– Ох, а я подумал, что произвожу впечатление монстра! – Ричардсон хрипло рассмеялся. Его улыбка ослепительна, но глаза слегка прищурены. Затаившийся зверь – ассоциация пришла молниеносно.

Студентки захихикали, а я прислонила ладони к щекам, пытаясь остудить кожу, и уставилась на свои дрожащие колени. Умничать не стоило, я с юности знала, что у мужчин хрупкое эго. Мне следовало поддержать цитату из «Портрета Дориана Грея» или притвориться глупышкой, едва одолевшей школьную программу, а не привлекать внимание.

– Благодарю. – Ричардсон резко отвернулся: я перестала его интересовать. Он кивнул девушке с первого ряда: – Вы, мисс Стоун. Теперь ваша очередь. Нравственность – это?..

До конца лекции оставалось десять минут, и три студентки активно спорили о нравственности в пьесе Шекспира «Гамлет». Если простая тема вызвала такую жаркую дискуссию, что будет, когда мы перейдем к конкретным произведениям? Курс определенно мне нравился. Профессор Ричардсон заставлял нас думать нестандартно, задавал неудобные вопросы и с довольным видом наблюдал за спором, не принимая чью-либо сторону. Профессор лишь изредка добавлял свои комментарии, и в итоге студенты поблагодарили друг друга за обсуждение, а также приняли доводы оппонентов. Дерек Ричардсон управлял беседой и не навязывал свое мнение. Он не только красив и харизматичен, но и умен.

Наверное, профессор заметил мой полный восхищения взгляд, потому что сразу после лекции громко попросил:

– Мисс Дэвис, помогите мне, пожалуйста, стереть с доски.

Его слова мало походили на просьбу. Командирский тон будто обладал гипнозом, и в первую секунду я бы согласилась на что угодно. Но посмотрела на Тейлор в поисках поддержки: мне нельзя терять голову. В широко распахнутых глазах Тей отражалось мое удивление.

– Подожду за дверью, – сказала она и ободряюще улыбнулась.

Мимо прошли две студентки, и я невольно услышала их диалог:

– Пф-ф, его новая игрушка.

– Каждый год выбирает себе первокурсницу и растаптывает ее сердце.

– Точно. Это ненадолго.

– Конечно.

По рукам пробежал озноб. Я не собиралась быть чьей-то игрушкой! И особенно не хотела, чтобы кто-то так думал. А если слухи дойдут до деканата? Меня, мать его, выгонят из университета!

Я посмотрела в сторону профессорского стола, где Ричардсон склонился над тетрадью, сосредоточенно что-то записывая. Он поднял голову, улыбнулся и напомнил мне того себя в кофейне: тогда Дерек читал газету, пил кофе и шутил. Был живым человеком.

– Останьтесь, – негромко сказал он. – Это просто просьба.

Как в голосе может сочетаться не только просьба, но и приказ?

Здравый смысл требовал идти, бежать, заявить в деканат, черт возьми. Но я, романтичная натура, стояла посреди класса, медленно хлопая глазами. Когда за последним студентом закрылась дверь, тишина зазвенела.

– Сотрите с доски, мисс Дэвис. Это же не трудная задача?

Я ущипнула себя за запястье – вдруг очередной сон? И после легкой вспышки боли направилась к доске. Действительно, может, в его просьбе и не было подтекста. Я просто запомнилась ему… ответом, например. Тряпка и мел лежали в небольшой подставке. Выполняя просьбу, я встала к профессору Ричардсону спиной, что, в общем-то, поможет мне не видеть его и не натворить глупостей. Схватив тряпку, я принялась стирать выписанные им цитаты о нравственности из нескольких классических произведений. Почерк был аккуратным, под легким наклоном.

– Как вам первый день? Не разочаровались?

Обернувшись, я удивленно приоткрыла рот. Дерек Ричардсон ведет со мной светскую беседу? Для чего? Наказывает за дерзость? Буду ли я наедине так разговорчива? Хочет узнать меня лучше? Или он задал вопрос, чтобы избежать неловкой тишины, и не собирается брать во внимание мой ответ? Да, не следует ничего додумывать. Но профессор не вернулся к работе. Он смотрел на меня, развернувшись на стуле вполоборота.

Я неуверенно ответила: