Отзывы на книгу «Будда на чердаке»

Он нашел книгу с интересным анонсом. Он почитал положительные рецензии. Он узнал о поэтичности повествования. Он начал читать книгу. Он не был доволен. Он думал, когда же она закончится. Он листал страницы. Он зевал. Он ворочался с боку на бок. Он проверял, сколько осталось до конца. Он вздыхал и закатывал глаза. Он боролся со сном, дочитывая. Он дочитал книгу.

Интересная рецензия? Поэтичная? Если вам не понравилось, то даже не думайте брать в руки "Будду на чердаке", потому что примерно таким образом и выстроено повествование в этой книге. Нельзя не согласиться с тем, что тема выбрана невероятно удачная - японская эмиграция в США, "picture brides", которые отправлялись со своей родины выходить замуж в другую страну, имея у себя на руках лишь фотографии своих будущих мужей да переписку с ними. Про такое мало кто писал (да может и не писал никто вовсе), поэтому можно было ожидать чего-то необычного, особенного.

И начиналась книга очень даже неплохо, ведь задумка-то была оригинальная - вести рассказ не от одного человека, а сразу от всех, то есть автор везде использовала местоимение "мы". Сначала эта идея казалась революционной и многообещающей, но потом скатилась в дикую унылость, причем сразу по нескольким причинам.

1) Полное обезличивание героев. К коллективному сознанию не испытываешь чувств. К нему невозможно пропитаться симпатией, ему невозможно сочувствовать, его характер невозможно раскрыть. Если бы автор начала с "мы", а потом рассказала несколько историй "я", то результат был бы значительно лучше.

2) Из первого вытекает и второе - неподъемная масштабность. Своим приемом автор попыталась рассказать судьбы сразу всех японок, которые переехали таким образом в США. И полностью провалилась в этом. Потому что невозможно на 100-200 страницах рассказать подробно о каком-либо явлении и всех его участниках, особенно если это художественная книга, какой она, собственно, и позиционируется.

3) Глава из энциклопедии. Да-да, в результате получился не художественный роман, а обыкновенная глава из энциклопедии, которая каким-то образом перемежается с попытками художественного да еще и оригинального повествования. Ну, если говорить проще - ерунда какая-то получается.

4) Да, и еще - это постоянное "мы" зачастую напоминало не попытку продемонстрировать общую боль и общее страдание, а скорее рассказ какого-то психа, сумасшедшего с раздвоением личности. Ага, Голлума. "Наша прелессссть". Тьфу.

Ну и, конечно же, не могу обойти стороной и то, с чего начинал свою рецензию, а именно с этих "поэтичных" коротких предложений, каждое из которых могло бы превратиться в трогательную, печальную, счастливую, страшную, тяжелую или какую-нибудь еще историю. Но так и осталось кратким предложением. Если вы не последуете моему совету не брать ни за что в жизни эту книгу в руки, то будьте готовы встретить: а) целую главу о том, что "Нас брали в первый раз на полу. Нас брали на соломе. Нас брали грубо. Нас брали нежно. Нас брали силой. Нас брали на кровати. Нас брали как будто в первый раз. Нас брали, не дойдя до дома. б) Мы рожали дома. Мы рожали в поле. Мы рожали мальчиков. Мы рожали девочек. Мы рожали мертвых. Мы рожали на заре. Мы рожали ночью. Мы рожали быстро. Мы рожали долго. Мы рожали молча. Мы рожали и кричали. в) Мы уходили легко. Мы уходили с трудом. Мы уходили, крича о том, что убили своего ребенка. Мы уходили, вспоминая, выключили ли утюг. Мы уходили молча. - и на все это по целой главе!

В общем, если вас привлекает подобная "поэтичность" - то добро пожаловать, эта книга станет самой поэтичной в вашей жизни. А если вы, как и я, считаете, что это просто набор предложений - умоляю вас, не приближайтесь к этой книге. Она подарит вам лишь несколько часов мучительных попыток дождаться победного конца.

Пронзительный роман, в котором нет главных героев в обычном смысле. История рассказывается через голоса многих девушек и женщин.

Молодые японки садятся на пароход, везущий их в Сан-Франциско. Там их ждут мужья, которых они видели лишь на фотографиях, а еще тяжелый труд на полях, брезгливое отношение со стороны белых и депортация в лагеря на фоне разворачивающейся войны.

Книга хорошо показывает, как складывались судьбы простых людей, живущих в чужой стране. А в конце романа автор дает слово и американцам. И то, что они говорят, заставляет задуматься.

Эта история обещала быть захватывающей и с первых строк была таковой, но что то дальше пошло не так.

Конечно, все мы [японки] приехали в Америку вовсе не для того, чтобы ютиться в крошечной, отгороженной занавесками комнатенке, расположенной в задней части прачечной «Королевская стирка». Но мы понимали: обратного пути нет. Наши отцы писали нам:
«Если вы вернетесь домой, то покроете позором всю семью. Если вы вернетесь домой, ваши младшие сестры никогда не выйдут замуж. Если вы вернетесь домой, ни один мужчина не посмотрит в вашу сторону». И мы оставались в японском квартале, с нашими мужьями, и старели прежде времени.

Воспринимать эту книгу изначально стоит не как фикшн с сюжетными поворотами и накалом эмоций, а как собирательный опыт японок, эмигрировавших в США перед Второй мировой. Один только список основных (даже не всех!) источников, на которых основывалась Джули Оцука, занял три экрана в моей электронной книге. Это опыт женской жизни в чужой стране без знаний языка и культуры, в нищете, с ежедневной изматывающей физической работой, в браке с пожилым мужчиной, которого выбрала по устаревшей фотографии и письму. К браку прилагались домашнее насилие и бесконечные роды.

(TW: упоминание изн-ния в браке в цитате ниже)

Проснувшись, мы обнаруживали, что лежим рядом с чужим мужчиной, в чужой стране, в душном сарае, и в воздухе повисли людские вздохи и стоны. Иногда мужчина, лежавший рядом с нами, во сне нащупывал нас своей грубой мозолистой рукой, и мы делали над собой усилие, чтобы не отстраниться.
«Через десять лет он будет стариком».
Иногда в тусклую предрассветную пору он открывал глаза, видел, что мы грустим, и обещал, что скоро все изменится к лучшему. И хотя всего несколько часов назад, когда в темноте он в очередной раз навалился на нас своим потным телом, мы шептали: «Я тебя ненавижу», сейчас мы верили его обещаниям. Ведь, кроме него, у нас никого не было. Иногда он смотрел сквозь нас, словно не замечая, и это было самое худшее.
«Никак не могу понять, жива я еще или уже нет?»

Очень больно и тоскливо от такого повседневного, обыденного, многолетнего страдания, распространённого настолько, что некоторые, не зная подробностей, воспринимают его как норму.

Помимо этого, в книге есть и политический контекст: с началом войны в японцах начали видеть угрозу и планомерно, без доказательств и суда, от них избавляться, а большинство американцев это либо поощряло, либо было равнодушно, ведь их лично не касалось.

Может, в том, что случилось, есть доля нашей вины, спрашиваем мы [американцы] себя. Может, нам следовало направить петицию мэру. Или губернатору. Или самому президенту.
«Пожалуйста, разрешите им остаться».
А может, надо было всего лишь постучаться в их двери и предложить свою помощь. Если бы только знать, что все так выйдет, говорим мы себе. Но в последний раз, когда мы видели мистера Мори у фруктового лотка, он был, как всегда, спокоен и приветлив. «Ни словом не упомянул, что его высылают», — сокрушается одна женщина. Кассирша из универсального магазина вспоминает, что за день до исчезновения японцы сметали продукты с прилавков, как перед концом света. Одна из них, по ее словам, купила двадцать банок консервированных венских сосисок. «Я не спросила, зачем ей так много», — рассказывает кассирша. Сейчас она сожалеет об этом. «Хотелось бы знать, что у них все хорошо».

Так что не жалею, что прочитала, и планирую читать Джули Оцуку и дальше.