Так получилось, что достаточно долгое время я жил с немного навязанной извне мыслью, что современная британская проза состоит из, по сути, некого треглавого дракона: Иена Макьюэна, Мартина Эмиса и Джулиана Барнса (и Джоан Роулинг, которая, судя по всему, supposed to fly на этом драконе). Во всяком случае, эту мысль мне упорно пытались навязать российские книгоиздатели, почти в каждой второй аннотации к произведениям вышеобозначенных авторов используя их фамилии в спайке. Можно понять, почему и зачем это происходило: все джентльмены примерно одного возраста, все работают в жанре реализма (иногда постмодернизма), все лауреаты Букеровской и других премий, стилистически похожи (иногда нет); в общем с точки зрения маркетинга – союз, заключенный на небесах. Да и я особо не противился в свое время, читал Эмиса – читал Макьюэна – но почему-то совсем не читал Барнса. А почему я не читал Барнса? Рушди его знает! Не могу сказать, что как-то сильно переживал по этому поводу или хотя бы думал про это. Время шло, ничего не менялось.
Но вот вы и я очутились в марте 2020 года. Помните, да, там была казавшаяся почти концом света пандемия? Именно тогда, я вдруг понял, что гештальт по Барнсу все-таки больше существует, нежели нет, и что его нужно все-таки закрыть (и хоть что-то прочитать). Тем более, положа руку на сердце, Макьюэн совсем погряз в политических пасквилях («Таракан), инфантильной луддитской рефлексии («Машины как я») и не по погоде напяленному постмодернизму («В скорлупе»). Шутка ли - в следующем году исполнится 10 (десять) лет с момента последней крепкой книги рыцаря британской Короны («Закон о детях»). Эмис, вообще, честно говоря, всегда был достаточно инородным (если не брать обаятельнейший дебют «Записки о Рэйчел»). В общем, абсолютно все приборы показывали – время пришло. Оставалось только что-то выбрать. Поступил как обычно – взял пятирублевку, три раза глубоко вздохнул и сделал сальто вперед. Носки приземлившихся ног указали на «Предчувствие конца» (может, книга мне на что-то пыталась намекнуть?). С нее я и начал.
Собственно, про книгу-лауреат Букеровской премии-2011 я уже как-то прошелся подробно (там я, кстати, называю Макьюэна, Эмиса и Барнса «англосаксонским книжным триголовом» - надеюсь, вы простите меня за это), важен результат – Джулиан Барнс понравился. Его изящная, интеллектуальная словесность вкупе с романтикой повседневного человеческого быта вмиг сделала меня его поклонником (для протокола – я все равно считаю, что Букер-2011 должны были забрать «Братья Систерс» Патрика де Витта). И спустя какое-то время я, конечно же, вернулся к нему (Барнсу) вновь, и это была очень вольная биографическая вампука про композитора Шостаковича «Шум времени». Вольная и, да, еще какая вампука – но все равно дивно-прекрасно написанная, с крепким историческим бэкграундом. Иногда правда в послевкусии казалась кислота клюквы, но всего одна нотка, по сути, незаметная и ни на что особо не влияющая. Литературное поклонение мастерству Барнса только укрепилось. Поэтому к новому опыту чтения творчества уроженца Лестера я подходил с уверенным, почти что звенящим оптимизмом.
«Элизабет Финч» (ах да, я пропустил хронологически «Одну историю», ну просто потому что я взрослый и самостоятельный мужчина, который способен принимать решения) начинается примерно как и другие, прочитанные мной, произведения Барнса. По духу она мне больше напомнила «Предчувствие конца» - все та же, почти что льющаяся потоком изящная словесность, искусно составленные предложения, торжество синтаксиса и орфоэпии. Сюжетно тоже началось все по-барнсовски: бытовая зарисовка как, читаем между строк, не самый удачливый актер решает получать классическое гуманитарное образование и знакомится с одиозной преподавательницей – заглавной героиней Элизабет Финч. И все такое плавное и мягкое, как будто начинается симфония (к классической музыке я еще вернусь), как вдруг невидимая авторская рука медленно тянется к тумблеру и мягко, но решительно переводит рычаг в самое верхнее значение. Камера медленно поднимается к названию тумблера, там четко написано: «Интеллектуальность и Эрудированность, которую ты даже близко не вывезешь». Звучит то ли тревожная кода, то ли далекий вскрик отчаяния, черный экран, монтажная склейка.
Как вы поняли из описания выше, новый роман Джулиана Барнса взлетает с очень короткой взлетной полосы, почти вертикально вверх. Словесность переходит из разряда «изящная» в разряд «наизящнейшая». Лекционные части романа написаны, простите за трюизм, в виде настоящих труднодоступных лекций. Герои романа, вдруг, начинают вести такие великосветские и интеллектуальные беседы, что все это кажется лёгким театром абсурда. Ну правда, часто в барах вы цитируете Джозефа Конрада (да это даже не цитата, а просто найденный кусочек про Бельгию из «Сердца Тьмы»)? Нет, ладно, я могу предположить, что произведение написано про определенное общество людей, которые в поисках образования глубоко погружаются в контекст учебы, но, право же, судя по уровню их интеллектуальной оснастки, они бы сами могли вести и читать лекции (что и делают для читателя романа в режиме диалогов). Можно еще применить слово «остроумие»; не в его самом распространенном значении, а в самом прямом – персонажи «Элизабет Финч» с показателем IQ ниже 130 просто не прошли кастинг. И как же все это воспринимается неорганично. А пока я над этим размышлял, началась вторая глава.
Для меня она началась уже в наушниках. Я не подгадывал специально, просто дочитал вечером первую главу (для понимания, книга разбита на 3 больших части-главы), а вторую мне удобнее было включить уже в виде аудиокниги. И также для понимания – вторая часть книги повествует о последнем языческом императоре Юлиане Отступнике (а почему бы и нет). И тут со мной произошла натуральная синестезия: остекленев глазами, мои уши начали воспринимать текст как какую-то неоклассическую музыку, которая играет в недорогих кафе или, например, лифтах. Поверьте, это не комплимент из серии «о какой причудливый эффект, я будто слушал Стравинского». Нет, это скорее вводимое акустически седативное лекарство – воспринимать сложнейший по фактуре и содержанию текст становится совсем невмоготу, он вроде попадает тебе в мозг, но в какой-то поломанной кодировке. И это, я замечу, на скорости 1.65 (чтец Владимир Голицын даже на такой скорости звучит немного, извините, монотонно). Да и сама глава, прямо скажем, ставит для читателя все новые интеллектуальные задачи. Посудите сами, вот очень короткий отрывочек (ох мама дорогая):
Но в сторону Клеона Рангависа и Дмитрия Мережковского я косился с опаской, да и в знакомстве с Мишелем Бютором и Гором Видалом далеко не продвинулся.
Но вообще про вторую главу «Элизабет Финч» я хотел добавить немного другую ассоциацию, неожиданную даже для себя. Я все пытался понять, какое произведение она мне так напоминает. Перебрал в своей голове почти все, и в итоге забрался в такой уголок памяти, что нашел там, на секундочку, роман «Мессалина» итальянского автора XIX века Рафаэлло Джованьоли. Вижу немой вопрос (признаюсь, у меня они возникли тоже). Что ж, объяснюсь. В юные ненасытные литературные годы я обнаружил в квартире двухтомник Джованьоли. Такой бирюзовый; такого цвета, который только в Советском Союзе и умели делать. Прочитав (первый том) «Спартака» (полагаю, он мог быть в списке рекомендуемого чтения моего учебного заведения) и оставшись в юношеском восторге, я кинулся ко второму тому, где, как вы поняли и был роман «Мессалина». И вот там мой детский энтузиазм быстро кончился - римская властолюбивая барышня, не гнушающаяся спать со всеми направо и налево, миллиард одинаковых для русского подростка имён (Тит Клавдий Гай, Гай Тит Пий), ну и вообще, ну какая «Мессалина» в таком возрасте то, а? И хотя вторая глава «Элизабет Финч» ничего не имеет общего с романом Джованьоли сюжетно (ну кроме, кхе-кхе, римлян начала века и их имен), но вот именно она оказалось ключом к самому странному месту в моей голове – «Мессалину» я оказывается читал. Да, извините, не самая обязательная информация, но нужно было поделиться. «Спартак», кстати, чудо как хорош – если, конечно, вы продеретесь сквозь первые 70–80 страниц, где просто перечисляются имена римских мужей. Ну это так, делюсь, чтобы закрыть гештальт на большой амбарный замок.
В остальном (это я вернулся ко второй главе романа Барнса), если вы не являетесь большим экспертом в творчестве: Монтеня, Вольтера, Гиббона, Ибсена и, конечно, Джеймса Джойса (причем обязательно с "Поминками по Финнегану", где тот, цитата, "назойливо игриво" каламбурит с Ибсеном), то вам будет очень сложно и никакого удовольствия вы не получите. Только если от прекрасного языка, да и то. Вряд ли.
К концу прочтения, беспокойно ерзая в предчувствии конца (игра слов, заметили?), а конкретно - финального сюжетного твиста, ждёшь какого-то катарсиса. Тут, конечно, этимологический казус - что для вас катарсис и что вы берете к нему на гарнир. «Элизабет Финч» точно разочарует любителей решительных поворотов – но, наверное, и странно, если бы этот образчик высокой словесности закончился бы какой-то агрессивной развилкой. Да и в целом, сюжет, окромя едва заметных заигрываний с личностью заглавной героини, и не пытается вас подтащить к краю скалы. Наоборот, это идеально ровная дорога в приятную погоду - путешествие, которое потребует от вас не водительского мастерства, а умения наслаждаться путешествием. Вопрос просто в самом путешествии – поверьте, это не то место, в котором вы хотели бы оказаться (либо я просто глупый, что тоже нельзя, кстати, отрицать).
Ну и небольшой анекдот - книга заканчивается неожиданно и просто так. Ошеломлено проверяешь сколько до конца - да много же ещё. Все так. Просто вместо финала с сюжетным твистом - 12,23% конечного объема книги занимают примечания. Ну вдруг, вам интересно побольше узнать про Монтеня, Анатоля Франса или про пьесу Аполлинера (про мужской член). Сейчас, секунду, найду эмодзи. Вот: ¯\_(ツ)_/¯.
И второй анекдот (тоже, в целом, не анекдот). В детстве я часто слушал кассеты своей сестры (Чиж ("Эрогенная зона", конечно), Кино ("Черный альбом", преимущественно), Аквариум (никогда не любил), Наутилус Помпилиус ("Разлука" и ее обложка). Так вот, ровно, как и позабытый роман Джованьоли, я вдруг вспомнил песню Наутилуса "Всего лишь быть" (что за день открытых дверей-воспоминаний), странную и беспокойную, которая в основном мне вспоминается первым четверостишием, там, где знаменитые:
У меня есть дома рислинг, и токай,
Новые пластинки, семьдесят седьмой AKAI,
(а потом еще дальше)
У меня есть дома: эрудиция, эстампы,
Мягкие подушки и свет интимной лампы.
Почему, вдруг, еще и Бутусов вспомнился – просто подумал о том, что в детстве многое было в категории "ничего не понятно, но очень интересно", а потом ты вырос, и все это стало понятно, и ты такой, ага, так вот оно как работало. Может, конечно, пройдет 20 лет и я так же торжествующе щелкну пальцами и про роман Джулиана Барнса «Элизабет Финч». Вот только русский рок я слушал маленьким и глупеньким, а потом вырос, возмужал и познал жизнь (немного) и плюс-минус все понял. А с Барнсом то как быть? Наверное, все-таки дальше придется с троешником Макьюэном как-то жить (рифма даже получилась). А песня то кстати, какая хорошая, да? Посмотрите живую запись на полузапрещенном сайте, где много видео – там есть момент лучшего монтажа на свете.
Ну а вообще – все как обычно: читайте хорошие книги и берегите себя!
Ваш CoffeeT