Цитаты из книг автора «Джулиан Барнс»

лобер хотел, чтобы было достаточно: мало кто из писателей так верил в объективную реальность текста

Почему литература заставляет нас преследовать литератора?

партийный начетчик, который знает о Флобере только то, чего нахватался из Сартра,

Вспоминаю, что сказал старина Джо Хант, когда дискутировал с Адрианом: «Поступки человека зачастую выдают его душевное состояние». Это касается истории – Генриха Восьмого и ему подобных. А в повсе

история, которая вершится у нас перед носом, должна, казалось бы, видеться наиболее отчетливой, а на деле она

Я живу в Провансе, но не могу стать провансальцем, ведь это означало бы стать французом, а я не хочу становиться французом по причинам, которые слишком долго объяснять… Я хочу принадлежать нации Малых производителей, с местным, но никак не национальным чувством. Без границ, вооруженных сил, таможен, правительств. Тогда я никогда не захочу убивать из стадного чувства. Это – как быть провансальцем. Я мог бы ощутить желание оскорбить кого-нибудь из Гарда, скажи он, что может вырастить лучшие кабачки, чем мы в Варе. Но не более того.

Жизнь была иерархически упорядоченной, и все происходящее было правильным. В ней были сильные, которые заслуживали победы и всегда побеждали, и были слабые, которые заслуживали поражения и терпели поражение всегда, бесконечно.

– История – это ложь победителей, – выпалил я, слегка поспешив. – Да, я опасался, что вы именно это и скажете. Ну, если уж на то пошло, не будем забывать, что история – это также самообман побежденных. Симпсон?

Мы живем весьма примитивными допущениями, вы согласны? Например, что память включает в себя события плюс время. Однако не все так просто. Кто из великих сказал, что память – это то, что мы считали забытым? Пора бы нам усвоить, что время работает не как фиксаж, а скорее как растворитель. Но такое утверждение неудобно, не в нашу пользу, оно не помогает идти по жизни, поэтому мы его игнорируем.

Мы можем десятилетиями изучать архивы, но время от времени хочется поднять руки вверх и признать, что история – всего лишь еще один литературный жанр: прошлое не более чем художественная автобиография, которая притворяется парламентским отчетом