Цитаты из книги «Путешествие с Чарли в поисках Америки»

Но любой форме жизни присуще некое качество, может быть, самое важное из всех – это способность выживания. Нет ни единого существа, которое было бы лишено такого дара, ибо жизнь не может продолжаться без этой магической формулы.

Где Эд Риккетс, Уайти номер первый и Уайти номер второй, где Солнышко, Энкл Варни, Хесус Мария Коркоран, Джо, Куцый, Флора Вуд и та девушка, что собирала пауков в шляпу? – Умерли, все умерли, – стенал Джонни. – Привидения обступили нас гурьбой. – Нет, настоящие привидения – это

– Джон Кеннеди такой-сякой… – Ах вот оно что! Как же тогда вы терпите Дика Никсона?– Спокойно, спокойно! Мы же разумные люди. Давайте вникнем в это как следует.– Я уже вникла. Что ты скажешь об афере с шотландским виски?– Ну, если уж выдвигать такие доводы, то что ты скажешь об афере в бакалейной лавке в Санта-Ана, красавица моя?– Отец перевернулся бы в гробу, если бы услышал, что ты тут несешь. – Отца вы, пожалуйста, не приплетайте. Он был бы теперь демократом.

Мы в свое время вызывали ярость у испано-мексиканцев, а те – у индейцев. И может быть, здесь разгадка, почему людям становится так неуютно возле секвой. Эти аборигены были уже совсем взрослыми деревьями в ту пору, когда на Голгофе совершилось политическое убийство. А когда Цезарь, спасая Римскую республику, привел ее в упадок, они были еще только среднего возраста. Для секвой все мы чужаки, все мы варвары.

Я помню, как в нас, в ребятах, проявлялась свойственная человеку неприязнь к чужакам. И мы, здешние уроженцы, и наши родители почему-то заносились перед новоселами, варварами, forestieri Он славен силой духа.

Я помню, как в нас, в ребятах, проявлялась свойственная человеку неприязнь к чужакам. И мы, здешние уроженцы, и наши родители почему-то заносились перед новоселами, варварами, forestieri Здесь перв

Но для меня в понятии «родина» нет единства, оно состоит из множества слоев, и, положенные один поверх другого, они сливаются в расплывчатое пятно. То, что там сейчас, перекрывают воспоминания о том, как там было раньше, а на это ложится моя жизнь тех лет, и под конец клубок запутывается и о сколько-нибудь объективном подходе почти не приходится думать.

Ну, понятно! Разве догадаешься, что это дерево? Ведь головы-то он не поднял и веток не видит. Я подошел к Чарли и задрал ему морду вверх.– Смотри, Чарли! Это всем деревьям дерево. Конец твоим поискам Грааля!Он принялся чихать, как это всегда бывает с собаками, если нос у них слишком высоко поднят. Меня обуяла ярость и лютая ненависть вот к таким, кто ничего не умеет ценить, кто по своему невежеству губит давно взлелеянный тобою план! Я подтащил Чарли к секвойе и потер его носом о ствол. Он холодно посмотрел мне в глаза, простил меня и не спеша отправился к орешине. «Если он это мне назло или вздумал шутить, – сказал я самому себе, – убью его на месте. Нет, пока не проверю – не успокоюсь».

Таково влияние секвойи на человеческие умы. Но как оно скажется на Чарли?

Чего доброго, еще рехнется пес. Такое опасение приходило мне в голову. Но, с другой стороны, как бы он не превратился в невыносимого хвастунишку. От пса с таким багажом могут отвернуться и собаки, и люди.