Цитаты из книги «Уилл Грейсон, Уилл Грейсон»

А до тех пор… ну, до тех пор надо дышать поглубже, а то такое чувство, что меня ударили в живот. Хоть я теперь и не плачу, мне сейчас гораздо хуже, чем после мультфильма «Все псы попадают в рай».

перекидываемся эсэмэсками до конца дня, даже до ночи. просто невероятно, с какой частотой можно слать человеку сообщения, – если они короткие. это так глупо, но кажется, что мы с тайни весь день проводим вместе. как будто бы он рядом со мной, пока я игнорирую мауру, разговариваю с гидеоном или обнаруживаю, что никто не собирается кидаться на меня с топором на физре из-за того, что от меня исходят флюиды гомосексуальности.

глава двенадцатая это начинается, когда я возвращаюсь домой из чикаго. у меня в телефоне уже двадцать семь эсэмэсок от тайни. а у него – двадцать семь эсэмэсок от меня. почти всю поездку я был занят этим. а остальное время думал о том, что буду делать, как только окажусь дома. несуществование айзека – громадная тяжесть, и поэтому мне надо избавиться от прочего груза, чтобы меня не вдавило в землю. мне уже плевать. хотя я и раньше не считал, что мне не плевать. но то было на любительском уровне. а теперь полная свобода, на все плевать, и ничто меня не остановит.

обдумываю все случившееся, в том числе, что, когда вернусь домой, мне даже поделиться не с кем будет. потом смотрю на тайни и, к собственному удивлению, снова его целую. потому что а фигли. вот совершенно – ну а фигли.

ненормальное, что я обязан признать: в нем есть что-то привлекательное. не понимаю.

это она перепутала своих уиллов грейсонов. но в реальности. реальность – это наковальня.

уилл грейсон завершил разговор и смотрит на меня. д. у.г.: ты в порядке? я чувствую боль. момент «на меня что, правда только что упала наковальня?» прошел, и я ощутил всю силу удара. о бог мой как ощутил. я: ты. подлая. тварь. да, мои синапсы снова начали передавать информацию. горячие новости: айзека никогда и не было. им твоя подруга прикидывалась. все это было ложью. все – ложь.

но по большей части Уилл смотрит на «Френчи», ждет своего Айзека. На лице у него поочередно отражаются надежда и злость.

Как тебя зовут? – наконец произносит он. Дурдом какой-то. «Френчи» – не место для разговоров.

пока я обо всем этом думаю, до меня доходит, чем хреново плыть по течению: иногда оно выбрасывает тебя вот в такие места.