Будучи безволосым и практически не имея шкуры, из всех животных человек – наименее защищенное существо, и, поскольку в течение очень продолжительного времени он был объектом охоты, а не охотником, его проблема защиты намного старше эры изобретения оружия.

Делая себя невидимым, добывая свою пищу в ночное время, живя в пещерах и на деревьях, развивая голос, а затем и слова как моральное оружие и одеваясь в шкуры, человек тем самым использовал все эти приемы как свои первые защитные средства.

Поскольку он жил в состоянии непрерывной войны, ему приходилось постоянно быть в готовности к бою, а жизнь проходила в режиме постоянной обороны. Поэтому его первой деревней было защищенное поселение, построенное на болоте, на острове, на краю озера или на вершине холма. Позднее человек стал окружать свои поселения стенами, строить замки, крепости, Великие Китайские стены и линии Мажино. Он делал это ради того, чтобы прочно стоять и тем самым отражать своего врага до тех пор, пока не кончится запас продовольствия или пока он сам не будет готов воевать за пределами укреплений. Таким образом, недоступная деревня, обнесенное рвом поселение, город за стенами и, наконец, укрепленная страна стали не только военными базами, но и центрами цивилизации.

Эта защитная идея переносится и на поле брани: поначалу, несомненно, в форме палки или свежей шкуры, использовавшихся для того, чтобы отражать удары, а позднее, когда появляются разные инструменты – при изготовлении щитов, шлемов и, наконец, доспехов, пока мы не дойдем до средневекового воина, покрытого броней с головы до ног (cap-à-pie) – некий человеческий аналог южноамериканского броненосца или океанического ракообразного лобстера, – и еще позже – до танка.

Вряд ли стоит доказывать, что при равенстве всех других параметров человек, вооруженный только мечом, не может соперничать с человеком, вооруженным мечом и щитом. Это просто значит, что защищенная наступательная мощь превосходит незащищенную наступательную мощь. Только необходимо перенести этот трюизм на шаг вперед, чтобы понять, что, когда отряд людей заменяет одинокого бойца, если он будет разбит на две группы – одна наступательная, а другая – оборонительная, последнюю можно организовать в оборонительную базу для первой, чтобы было откуда действовать – то есть своего рода «гавань», из которой можно отправляться и в которую можно возвращаться. Таким образом, устанавливается первичное тактическое деление между бойцами: они делятся на тех, кто может лучше наносить удары, и на тех, кто может лучше отражать их. Одна группа бьет, а другая защищается; одна перемещается, а другая отстаивает свои позиции.

Как досягаемость или радиус действия – доминирующие характеристики наступательного оружия, так скорость и мобильность в нападении являются доминирующими параметрами самого наступления. Процитируем генерала Ллойда:

«Первая проблема тактики должна быть в следующем: как можно расставить заданное количество солдат, чтобы они могли передвигаться и действовать с наибольшей скоростью; ибо от этого, главным образом, зависит успех всех военных операций.

Любой армейский командир в бою может всегда предчувствовать передвижения менее быстрого противника и вводить в бой большее количество солдат, чем может иметь в данном месте противник, хотя и уступая в численности. Это в целом должно принести решительный и гарантированный успех».

Первое радикальное изменение в мобильности пришло с приручением лошади и ее использованием в войне либо в качестве тягловой силы в боевых колесницах и снабженческих повозках, либо в качестве ездовых лошадей в кавалерии. Как мы увидим далее, эта инновация совершила революцию в военном деле, ибо вручила военачальнику две различные группы бойцов: подвижную силу для оказания давления на противника и стабильную силу, чтобы оказать сопротивление противнику. Из этого события фактически проистекает и другое: мобильная сила разделилась на два отряда: поисковый и ударный, а стабильная сила – тоже на два отряда: сдерживания и защиты. До недавних пор эти группы были представлены легкой кавалерией, тяжелой кавалерией, пехотой и артиллерией; сегодня это – авиация, танки, пехота и артиллерия, включая «летающую артиллерию», то есть бомбардировщики.

Движение названо «душой войны», что есть правда, ибо движение так же связано с организацией, как радиус действия с мощью, – это основополагающий элемент. Таким образом, когда энергия, благодаря которой совершались военные передвижения, вырабатывалась мускульной силой, потому что мускульная энергия лошади больше, чем человека, тактическая организация строилась вокруг этого животного. Это оставалось аксиомой в течение всего того времени, пока радиус действия и плотность огня были ограничены, и только с введением нарезной винтовки сдерживающая мощь пехоты стала настолько большой, что кавалерийские атаки прекратились, потеряв смысл. Когда это произошло, что имело место в XIX в. (в ХХ в. вплоть до Второй мировой войны конница ограниченно применялась, но в основном для развития успеха после прорыва обороны противника. – Ред.), тактическая организация стала затухать. Она была основана не на мощи ради движения, а на способности ударить; поэтому плотность огня для военного организатора стала всем и вся.

Приход двигателей внутреннего сгорания ввел в практику новый источник энергии, во много раз более мощный, чем та, которой обладали человек и лошадь. И с военной точки зрения столь же важным стало изобретение замкнутой гусеничной ленты, потому что это позволило транспортному средству с двигателем внутреннего сгорания перемещаться во всех направлениях по сравнительно гладкой земной поверхности. В совокупности со способностью нести броню была создана «пуленепробиваемая лошадь», называемая танком, и так как его мощь движения была намного больше, чем у пехотинца, вся существовавшая военная организация должна была моделироваться вокруг него, танка. Таким образом, если бы военный организатор следовал этой жизненно важной идее задолго до того, как разразилась Вторая мировая война, он бы сконструировал не только танки – боевые пуленепробиваемые вездеходные машины, – но также и вездеходные машины для снабжения. Он бы не просто подумал о том, чтобы таскать артиллерию с помощью бронированных или небронированных тракторов, но и установил бы свои пушки на пуленепробиваемые гусеничные машины. Далее, он бы пересадил в подобные машины свою пехоту. Короче, он создал бы свою новую модель армии вокруг двигателя внутреннего сгорания, брони и гусениц, как армии мускульного века войн создавались с ориентиром на лошадь, доспехи и колесо.

Как мы увидим дальше, этого сделано не было, потому что люди еще не догадывались, что движение – это главный элемент организации.

Таковы в нескольких словах ингредиенты оружия – мощь и ограничения оружия и организаций, в которых они выражаются. Поэтому от них я теперь перейду к общему влиянию оружия на историю.

В этой проблеме самым первым надо признать, что цивилизации имеют циклический и повторяющийся характер. Поэтому от них я перейду к главному влиянию оружия на историю. Хотя каждая из цивилизаций обладает индивидуальностью, все они проходят через схожие фазы рождения, роста, упадка и дезинтеграции, в каждой из которых война играет доминирующую роль. Как отметил Куинси Райт, «в то время как животная война потребовала сотни тысяч лет, чтобы породить важные эволюционные изменения, цивилизованная война породила заметные перемены в течение веков – изменения, которые были зафиксированы на этапах цивилизации. Эти вызванные войной изменения были прежде всего связаны с этапами цивилизаций, в рамках которых они имели место быть. Все цивилизации не отказывали себе в войнах, находясь в молодом, зрелом и старом возрасте. Главной функцией войны, очевидно, было обеспечить эти чередования в жизни цивилизации».

Поначалу война объединяет народ, но в итоге она людей разъединяет. До тех пор пока является инструментом перемен, она, как плуг, вспахивает социальную почву и тем самым создает более плодородное поле для перемен, которые в нем прорастут. Поэтому чем продолжительнее и чем деструктивнее война, тем масштабнее перемены, которые следуют за ней. Но когда за каждым изменением следует война, то в конечном итоге возникает военное царство, в котором господствует военный образ мысли. Тогда политика становится инструментом войны, ибо, как отмечает Мамфорд, «в процессе своего превращения в хозяина солдат помогает создать расу рабов». Перемена – то есть рост – это в конце – на завершающей стадии устанавливается упадок, за которым следует дезинтеграция. Такова основа, на которой плетется ткань вооружения.

От циклов цивилизации я обращусь к истории, к непрерывной и бесконечной истории, в которой эти циклы – всего лишь главы, и, изучив ее, попытаюсь продемонстрировать влияние, которое оказывало оружие в ходе исторического развития.

При просмотре истории как единого целого или любого исторического периода первое, что замечаешь, – это тот факт, что события объединяются двойственным лейтмотивом – мира и войны. Далее, за немногими исключениями, мир – это чуть больше, нежели период зарождения и приготовления к войне. Это было замечено многими историками и философами, и, в частности, Уильямом Джемсом (1842–1910, американский философ и психолог, один из основателей прагматизма. – Ред.). «Каждый современный словарь, – пишет он, – должен извещать, что понятия „мир“ и „война“ означают один и тот же предмет, то потенциальный, то действующий. Можно даже справедливо утверждать, что интенсивная, резкая, агрессивная подготовка какой-то нации к войне есть настоящая война, постоянная, непрекращающаяся; и что битвы – это только вид общественной проверки мастерства, обретенного в течение „мирных“ интервалов».

Второе, что поражает нас, – это характер изменений войны при гражданском прогрессе и убеждениях, развивавшихся из основополагающей идеи в каждом культурном цикле. Так, во времена Средневековья война предписывалась и обозначалась религией, в основе которой был духовный мир, в то время как сегодня она определяется наукой, в основе которой лежит материальный мир.

И третье, что нас удивляет, хотя поначалу не столь очевидно, – это то, что как война изменяется через прогресс в гражданской сфере, так и гражданский прогресс также меняется под влиянием войны – между ними существует взаимная связь. Далее, война – это один постоянный фактор в своих изменениях, потому что будет ли изучаемый период преимущественно религиозным, коммерческим или индустриальным, какой бы ни была его политическая и социальная система, война в нем всегда присутствует. Можно иметь перед собой все возможные общества – теократическое, атеистическое, плутократическое, коммунистическое, демократическое, автократическое и т. д., но до сих пор не удалось отыскать ни единого общества без войн. И опять, в то время как религиозные, политические, экономические и моральные системы не только изменяются, но и временами полностью исчезают (хотя меняется и военная система), война не исчезает никогда. За исключением коротких периодов истощения сил, эволюция оружия и средств ведения войны была непрерывной и прогрессивной, то есть не стояла на месте. Кроме того, изобретательность, всегда стимулировавшаяся войной, дошла до того, что стала воспитывать культуру. По этому поводу Мамфорд сказал: «Как далеко мы зайдем, демонстрируя факт, что война стала главным распространителем машин?»

Если мы взглянем на свидетельства деятельности человека, периоды мира и войны идут один за другим быстрой и закономерной чередой. Обычно они выглядят как бурные всплески и затишье на поверхности социального океана, и все-таки время от времени внезапный торнадо конфликта сталкивается с мировым кризисом, революционным по своим результатам. Эти всемирные штормы возникают не только благодаря рождению какой-нибудь новой религиозной, экономической или социальной идеи, но временами также благодаря какому-нибудь свежему приобретению в области вооружений. Так, как утверждают Пик и Флер, по всей вероятности, великий кризис в Европе, разразившийся между XV и XIII столетиями до н. э., был вызван приходом из Центральной Азии лошади и меча.

Как заявляют эти два историка, в начале 2-го тысячелетия до н. э. кинжал из меди, использовавшийся в Эгейском регионе, дал начало короткому мечу наподобие кортика, более длинному оружию, и из бассейна Эгейского моря он распространился по всей Центральной Европе. «Кортик имел очевидную ценность для пеших воинов, но верхом на коне рубящее оружие было более полезным, и мы считаем, что у всадников позднего бронзового века кортик уступил место мечу».

Что стало причиной этого огромного потока воинов (индоевропейцев. – Ред.), хлынувших из степей Евразии в Индию, Европу, Месопотамию, Египет и, возможно, Китай, – неизвестно. Согласно одной гипотезе, это произошло из-за климатических изменений, а другая предполагает, что эти воины «научились пользоваться конем, и, когда они объединили это со знанием металла, их мощь в завоевании и организации труда оседлых земледельцев возросла в огромной степени… В поддержку второго предположения говорит подтверждение распространения в это время лошади в Индии, Месопотамии, Египте и Европе… (Индоевропейские (арийские) племена первыми в 4000–2500 гг. до н. э. приручили лошадь в степях и лесостепях между Днепром и Алтаем. Это способствовало их мобильности и дало решающее превосходство над соседними народами, что и привело к быстрому изменению этнического облика Европы, Ближнего и Среднего Востока, Индии, Центральной Азии и др. – Ред.)

Приход лошади в Египет, видимо, был связан с изменением характера этой страны, ее переходом от самодостаточной, автономной экономики к экономике обширной империи с сильными военными и торговыми операциями, которые отличали правление царицы Хатшепсут и фараона Тутмоса III. Соответствующий обмен идеями привел, вероятно, к знаменитой попытке Эхнатона (Аменхотепа IV) основать универсальную религию…

Рост числа конных копьеносцев и меченосцев в Центральной Европе привел к вытеснению молота или боевого топора, являвшихся типичным оружием степняков, доминировавших в горнодобывающем районе Словакии в течение значительного времени. Новое оружие, использовавшееся всадниками, вероятно, представило более широкие возможности для завоеваний и организации, а Венгерский бассейн Дуная стал настоящей плавильной печью ряда культур…»

Хотя многое из сказанного в основном зиждется все-таки на археологических открытиях, но остается гипотетическим, если сравнить с убеждением, что оно несет с собой аналогичный мировой кризис. Так, как мы увидим далее, оружие македонцев вкупе с гением Александра Великого, сокрушив в IV в. до н. э. Персидскую империю Ахеменидов, привело к возникновению эллинского культурного периода и, когда Рим завоевал то, что сегодня представляет Ближний Восток, глубоко повлияло на его судьбу. И к тому же, как мы увидим спустя пять столетий, именно вооружение готов стало одним из главных факторов в гибели старой Западной Европы (Западной Римской империи). Еще позднее именно вооружение Восточной (Византийской) Европы (Восточной Римской империи) обеспечило ее существование вплоть до 1453 г., когда другое новое оружие (скорее подавляющее численное превосходство турок-османов. – Ред.) не только провозгласило ее конец, но также и конец средневековой цивилизации во всей Европе. Наконец, когда мы шагнем в нынешний век, то увидим, что вновь и вновь именно изменения в вооружении радикально революционизировали военное искусство, а в данный момент создают социальные, политические и экономические проблемы, способные трансформировать всю существующую цивилизацию.

Тогда, если война, которая по своей сути есть проблема вооружений, была огромным катализатором в истории, можно задать вопрос: существуют ли такие вещи, как законы, принципы или общие правила, которые руководят развитием мощи оружия? Этот вопрос я и собираюсь сейчас исследовать.

Поскольку вооружение – это материальная субстанция, его развитие, по существу, – это промышленная и научная проблема, проблема как количества, так и качества. Так, например, если две противостоящие силы будут вооружены идентичным оружием, тогда при равенстве других вещей более многочисленная победит менее многочисленную. Этот математический принцип, как мы увидим, соответствовал демократическому веку – веку, последовавшему за Французской революцией, – и был главным фактором роста массовых армий. Это было выражено господином Ланчестером в его книге N-Square Law («Закон n-ной степени»). «Боевая мощь двух противоборствующих сил, – пишет он, – равна, когда равны квадраты количественной силы, умноженные на боеспособность их индивидуальных подразделений». Поэтому «…боевая мощь вооруженной силы может в широком смысле считаться пропорциональной ее численной мощи, умноженной на боеспособность ее индивидуальных подразделений…».