Все зависело от присяжных. Опять.
Странная идея – отдать правосудие в руки двенадцати чужих человек. Во время вынесения приговора я наблюдала за их лицами. Там были матери – я ловила их взгляды и улыбалась, когда могла. Несколько мужчин по виду напоминали бывших военных. Был среди них и молодой парень, возможно еще не брившийся, – где уж ему принять правильное решение!
Мне хотелось посидеть рядом с каждым из них. Хотелось показать записку, оставленную Куртом после нашего первого официального свидания. Хотелось дать им прикоснуться к мягкому чепчику, в котором новорожденную Элизабет привезли домой из больницы. Хотелось, чтобы они прослушали автоответчик, – я никак не могла стереть эти записи с дорогими мне голосами, хотя всякий раз при их воспроизведении чувствовала, что с меня живьем сдирают кожу. Хотелось привести их в спальню Элизабет, где висели ночник с феей Динь-Динь и нарядные детские платья. Хотелось, чтобы они зарылись лицом в подушку Курта, вдохнули его запах. И я бы очень хотела, чтобы они пожили моей жизнью, потому что только тогда они бы поняли, что я потеряла.
В тот вечер, вернувшись домой после заключительного слова в суде, я, убаюкав Клэр, сама заснула с ней на руках. Мне приснилось, что она плачет наверху, вдали от меня. Я поднялась по лестнице в детскую, хранившую запах свежего дерева и подсыхающей краски, и открыла дверь. «Иду», – сказала я и, переступив порог, поняла, что эта комната так и не была закончена, что ребенка нет и я падаю в пустоту.
Далеко не каждый может оказаться в составе суда присяжных. Матери с маленькими детьми, бухгалтеры с их срочными отчетами, доктора наук, уезжающие на конференции, и подобные им люди исключаются. Остаются пенсионеры, домохозяйки, инвалиды и студенты вроде меня, потому что никто из нас не привязан к определенному месту и времени.
Старшина присяжных, пожилой мужчина Тед, напоминал мне моего деда. Не внешностью и не манерой говорить, а своим даром заставлять нас выполнять задачи. Мой дед был таким же. Рядом с ним хотелось показать себя с лучшей стороны, и не потому, что он этого требовал, а потому, что ничто не могло сравниться с его одобрительной улыбкой.
Именно из-за деда меня выбрали в присяжные. Пусть мой личный опыт не содержал и намека на убийство, однако я знал, каково это – потерять любимого человека. Нельзя отмахнуться от горя, ты детально проживаешь его – и я просто понимал чувства Джун Нилон больше, чем она могла себе представить. Этой зимой, четыре года спустя после смерти деда, кто-то влез ко мне в комнату и украл компьютер, велосипед и единственную фотографию, на которой нас с дедом сняли вместе. Вор почему-то забыл серебряную рамку. Я заявил о краже в полицию, но больше всего мне было обидно из-за этой фотографии.
Тед подождал, когда Морин подкрасит губы, Джек сходит в туалет, в общем, каждый закончит свои дела, а потом мы принялись за совместную работу.
– Что ж, – начал он, положив перед собой руки на стол, – пора приступать к делу.
Однако, знаете ли, гораздо проще заявить, что человек заслуживает смерти за содеянное, чем взять на себя ответственность за осуществление этого.
– Скажу прямо, – вздохнула Вай, – я понятия не имею, чего от нас хочет судья.
Перед дачей свидетельских показаний судья почти час устно инструктировал нас. Я думал, нам раздадут листовки с тезисами, но ошибся.
– Могу объяснить, – сказал я. – Это похоже на меню в китайском ресторане. Существует целый перечень признаков, по которым за преступление может быть назначена смертная казнь. В целом нам надо найти один признак из столбца А и один или больше признаков из столбца В, чтобы каждое убийство подпадало под смертный приговор. Если мы отметим один признак из графы А, но ни одного из графы В, тогда суд автоматически приговаривает виновного к пожизненному сроку без условно-досрочного освобождения.
– Но я не понимаю, что находится в графе А или В, – сказала Морин.
– Мне никогда не нравилась китайская еда, – добавил Марк.
Я встал перед лекционной доской и, взяв в руки легкостираемый маркер, написал:
ГРАФА А – НАМЕРЕНИЕ.
– Первое, что мы должны установить: намеревался ли Борн убить своих жертв. – Я повернулся к присяжным. – Полагаю, мы в основном ответили на этот вопрос, приговорив его за убийство. А вот «ГРАФА В» – задачка посложнее. В этом списке целый набор факторов.
Я принялся читать и переносить на доску свои сумбурные записи, сделанные в ходе инструктажа судьи.
Обвиняемый прежде был один раз осужден за убийство.
Обвиняемый был осужден за одно или более различных правонарушений, за которые отбыл срок более года, – «закон трех ошибок».
Обвиняемый был осужден за два или более преступления, связанных с распространением наркотиков.
В ходе тяжкого убийства обвиняемый рискнул убить еще кого-то, помимо жертв.
Обвиняемый совершил запланированное преднамеренное преступление.
Жертва была уязвимой вследствие преклонного возраста, юного возраста, немощи.
Обвиняемый совершил преступление особо гнусным, жестоким или порочным способом, с применением пыток и физического насилия над жертвой.
Убийство было совершено с целью избежать законного ареста.
Пока я писал то, что смог вспомнить, Тед внимательно смотрел на доску.
– Значит, если мы обнаружим один фактор из графы А и один из графы В, то должны приговорить его к смерти? – спросил он.
– Нет, – ответил я, – потому что есть еще графа С.
«СМЯГЧАЮЩИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА», – написал я.
– Это те факторы, которые защита рассматривает в качестве оправдания.
Способность обвиняемого оценивать свои действия была ошибочной, противоправной или замедленной.
На обвиняемого оказывали сильное давление.
Обвиняемый наказан как соучастник преступления, совершенного другим человеком.
Обвиняемый был молодым, но старше восемнадцати лет.
Досье правонарушений обвиняемого невелико.
Обвиняемый совершил преступление в состоянии сильного психического и эмоционального расстройства.
Другой обвиняемый, в равной мере заслуживающий наказания, не будет приговорен к высшей мере.
Жертва дала согласие на криминальное поведение, приведшее к смерти.
Другие факторы в биографии обвиняемого предполагают смягчение смертного приговора.
Под графами я написал большими красными буквами:
(А + В) – С = ПРИГОВОР.
Мэрилин всплеснула руками:
– Я перестала помогать сыну с домашней работой по математике в шестом классе.
– Нет, это легко, – сказал я. – Следует согласиться, что, взяв тот пистолет, Борн намеревался убить каждую жертву. Это графа А. Затем надо посмотреть, есть ли отягчающие обстоятельства из графы В, например юный возраст жертвы, то есть Элизабет. – Люди, сидящие вокруг стола, закивали, и я продолжил: – Имея А и В, мы учтем жизнь в приемных семьях, психическое расстройство и прочее. Это немудреная математика. Если А плюс В перевешивает все, сказанное защитой, то мы приговариваем его к смерти. Если же А плюс В меньше того, что сказала защита, то не приговариваем. – Я обвел уравнение. – Нужно только посмотреть, как суммируются составляющие.
При подобном подходе от нас вообще ничего не зависело. Оставалось лишь подставить переменные в уравнение и оценить результат. При подобном подходе задача намного упрощалась.
– Разумеется, Борн все спланировал, – сказал Джек. – Он нанялся к ним на работу, чтобы быть ближе к девочке. Он намеренно выбрал эту семью и получил доступ в дом.
– Он собирался уйти к себе на весь день, – напомнил Джим. – Зачем ему понадобилось вернуться, если он там был не нужен?
– Инструменты, – ответила Морин. – Он забыл их, а они были его ценным имуществом. Помните, что сказал психоаналитик? Борн выкрал их у кого-то из гаража и не понимал, почему это плохо, поскольку они были ему нужны.
– Возможно, он нарочно оставил их, – предположил Тед. – Если уж он так ими дорожил, то почему не забрал с собой?
Похоже, большинство придерживалось такого же мнения.
– Мы согласны с тем, что преступление было основательно спланировано? – спросил Тед. – Прошу проголосовать.
Половина присутствующих, включая меня, сразу подняли руки. Еще несколько человек медленно присоединились. Последней была Морин, и как только она подняла руку, я отметил этот фактор на доске.
– Это два пункта из графы В, – сказал Тед.
– Кстати говоря, а где ланч? – спросил Джек. – Разве его не должны были уже принести?
Он действительно хотел есть?! Что можно заказать из меню, когда пытаешься решить, стоит ли лишать человека жизни?
– По-моему, – вздохнула Мэрилин, – нам следует обсудить тот факт, что несчастную девочку нашли без трусиков.
– Думаю, не нужно, – возразила Морин. – Помните, заслушав вердикт, мы спросили судью, приставал ли Борн к Элизабет? Судья ответил, что, поскольку это не вменялось Борну как содеянное, мы не вправе считать его виновным. Раз уж нельзя было поднять эту тему тогда, то можно ли сейчас?
– Это другое, – возразила Вай. – Он уже признан виновным.
– Он собирался изнасиловать девочку, – сказала Мэрилин. – Я считаю это жестоким гнусным поступком.
– Понимаете, нет доказательств, что это произошло, – заметил Марк.
– Неужели? – подняла брови Мэрилин. – Девочку нашли без трусиков. Семилетние дети не бегают голышом. Кроме того, ее трусы были обнаружены у Борна в кармане. Как они там оказались?
– Разве это имеет значение? Мы уже сошлись на том, что была убита маленькая девочка. Из графы В нам больше ничего не нужно, – заключила Морин и нахмурилась. – Я в растерянности.
Элисон, жена врача, мало говорившая во время обсуждения, взглянула на нее:
– Когда я начинаю сомневаться, то вспоминаю офицера, который давал показания. Он заявил, что слышал крики девочки, пока бежал вверх по лестнице. «Не стреляй!» – просила она. Она умоляла сохранить ей жизнь. – Элисон вздохнула. – Это вроде все упрощает?
Мы замолчали. Тед предложил проголосовать за смертную казнь Шэя Борна.
– Нет, – не согласился я. – Нам все же придется учесть другие части уравнения. – Я ткнул пальцем в графу С. – Нам придется подумать о том, что сказала защита.
– Единственное, о чем я могу сейчас думать, так это о ланче, – признался Джек.
Голоса разделились – 8:4, и я был в меньшинстве.
Я оглядел комнату. На этот раз руку подняли девять человек. Не проголосовали за смертную казнь Морин, Вай и я.
– Что удерживает вас от принятия этого решения? – спросил Тед.
– Его возраст, – ответила Вай и пояснила: – Моему сыну двадцать четыре, и меня очень волнует, что он не всегда поступает правильно. Он еще не повзрослел.
Джек повернулся ко мне:
– Вам столько же лет, сколько Борну. Чем вы планируете заняться в жизни?
Я почувствовал, что краснею:
– Гм… возможно, поступлю в магистратуру. Пока точно не знаю.
– Зато вы точно никого не убили. – Сказав это, Джек поднялся. – Давайте сделаем короткий перерыв, – предложил он, и все обрадовались случаю отдохнуть друг от друга.
Я бросил маркер на стол и подошел к окну. На уличных скамейках судебные служащие ели принесенные с собой сэндвичи. В изогнутых ветвях деревьев запутались облака. У здания стояли телевизионные микроавтобусы со спутниковыми антеннами на крышах, репортеры ждали наших комментариев.
Рядом со мной уселся Джим и задал вопрос:
– Вы религиозны?
– Когда-то посещал приходскую школу.
Я повернулся к нему и увидел, что он держит Библию.
– Там ведь есть слова о том, что надо подставить другую щеку? – спросил я.
Джим облизнул губы и прочитал вслух:
– «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну»[1]. От одного порченого яблока целый воз загнивает. – Он передал Библию мне. – Взгляните сами.
Прочитав цитату, я закрыл книгу. В отличие от Джима, я мало что понимал в религии, но подумал: не имеет значения, что хотел сказать Иисус в этом отрывке, но Он наверняка взял бы свои слова назад, будь Он приговорен к смерти. По сути, у меня мелькнула мысль, что, окажись сейчас Иисус в этой комнате присяжных, Ему тоже пришлось бы туго, как и мне.
Тед попросил меня написать на доске «ДА» и «НЕТ», а затем опросил всех по одному, а я вносил имена в ту или иную графу.
Джим?
Да.
Элисон?
Да.
Мэрилин?
Да.
Вай?
Нет.
Поколебавшись, я написал свое имя под именем Вай.
– Вы согласились голосовать за смертный приговор, если придется, – сказал Марк. – Прежде чем выбрать присяжных, каждого из нас спросили, можем ли мы это сделать.
– Знаю.
Я действительно согласился проголосовать за смертный приговор, если дело того потребует. Я просто не представлял себе, что это будет так трудно.
Вай закрыла лицо ладонями:
– Когда мой сын бил младшего брата, я не шлепала его и не говорила: «Не дерись». Тогда мне это казалось лицемерным. И сейчас кажется.
– Вай, – тихо обратилась к ней Мэрилин, – а если бы убили твоего семилетнего мальчугана?
Потянувшись к столу со стенограммами и с уликами, она достала ту самую фотографию Элизабет Нилон, которую прокурор показал нам во время заключительного слова. Молча положила снимок перед Вай и разгладила глянцевую поверхность.
Выждав минуту, Вай тяжело поднялась и взяла у меня из руки маркер. Она стерла себя из графы «НЕТ» и вписала под именем Мэрилин, примкнув к десяти другим присяжным, проголосовавшим «за».
– Майкл? – обратился ко мне Тед, и я сглотнул. – Что вы еще хотите увидеть или услышать? – спросил он. – Мы поможем вам найти это.
Он посмотрел на коробку, в которой лежали пули, прошедшие баллистическую экспертизу, одежда убитых, отчеты о вскрытии. Его пальцы перебирали снимки с места преступления: там было столько крови, что с трудом удавалось разглядеть жертву.
– Майкл, – повторил Тед, – посчитайте-ка.
Я повернулся к лекционной доске, не в силах выдержать их горящие взгляды. Рядом со списком имен, в котором мое стояло особняком, было исходное уравнение, выведенное мной, когда мы только вошли в комнату присяжных:
(А + В) – С = ПРИГОВОР.
Что мне нравилось в математике, так это ее надежность. Всегда существовал верный ответ, даже если он был воображаемым.
Правда, в этом уравнении математика не сработала. Потому что факторы А + В, приведшие к смерти Курта и Элизабет Нилон, всегда перевешивали С. Этих людей уже ничто не могло воскресить, и никакой душещипательной истории было не под силу стереть эту правду.
В промежутке между «да» и «нет» заключена целая жизнь. Это различие между путем, по которому идешь, и тем, что оставляешь за спиной. Это разрыв между тем, кем ты мог стать, и тем, кем являешься на самом деле. Это пространство для лжи, которой будешь утешать себя в будущем.
Я стер с доски свое имя. Взял маркер и вписал себя в другую графу, становясь двенадцатым и последним присяжным, приговорившим Шэя Борна к смерти.
Если бы Бога не существовало, его следовало бы выдумать.
Вольтер. За и против
О проекте
О подписке