Воскресенье, 28 октября 1979 года

Я в поезде, в большом междугородном поезде из Лондона в Кардифф. Он без разбора проезжает города и деревни, бежит по своим рельсам. Я сижу в углу купе, и никто меня не замечает. Есть вагон-кафе, там можно купить жуткие сэндвичи и жуткие шипучки или кофе. Я купила «Кит-Кэт» и ем их понемножку. Идет дождь, от него земля выглядит чище, а города грязнее.

И еще прекрасно в старых одежках. Я и вчера в них была, но не так замечала. А когда сидишь здесь, сама по себе и глядишь в окно, очень приятно чувствовать на себе джинсы и старую толкиновскую футболку вместо той жуткой формы.

Забавно. Все это я написала зеркально, чтобы никто не прочитал, но следующий абзац мне хочется написать дважды зеркально или вверх ногами и задом наперед. Блокнот с замочком. Мне повезло, что я умею писать зеркально, просто переложив вставочку в левую руку. Я так навострилась, что пишу немногим медленнее, чем правой.

Так вот.

Вчера вечером, закончив запись, я немножко почитала (Нивена, «Мир Птаввов») и погасила свет. Я заснула, а потом он, мой отец – лучше мне называть его Даниэлем, его так зовут, и Сэм его так называет, – Даниэль вошел, включил свет и разбудил меня. Он был пьян. Он плакал. Он лез ко мне в постель и с поцелуями, мне пришлось его оттолкнуть.

Я помню, что обещала себе быть про-сексуальной, но.

С одной стороны, приятно думать, что кто-то меня хочет. И прикосновения приятны. А секс… ну, в школе все всегда на людях, но прошлой ночью у меня был шанс. (Долго ли это? Мастурбация – это на пять, самое большее десять минут. В книгах никогда не говорится, сколько времени. Брон и Колючка занимались этим часами, но у них был эксгибиционистский секс.) А из «Достаточно времени для любви» я вполне усвоила, что в инцесте самом по себе нет ничего плохого – не то чтобы я воспринимала его как родного. Представить не могу, чтобы мне захотелось с дедушкой! Бр-р!

Но с ним, с Даниэлем, это на самом деле просто единокровие, а на самом деле мы чужие. Значит, просто нужно предохраняться, а я бы в любом случае предохранялась. Мне всего пятнадцать. И, по-моему, это противозаконно, а попадать ради этого в тюрьму не стоит. Но ему я, кажется, нужна, а кому я еще нужна, такая поломанная. Не хочу считать себя обделенной, но, наверное, так и есть. Так или иначе, я сказала «Нет», не успев ничего обдумать, потому что он был пьяный и жалкий. Я его оттолкнула, и он упал в другую кровать и громко захрапел, а я лежала, вспоминая Хайнлайна и историю Старджена из «Опасных мечтаний». «Если все люди братья, ты позволишь одному из них жениться на твоей сестре?» Классное название.

Утром он вел себя, будто ничего не случилось. Мы опять не смотрели друг на друга, пока ели холодную яичницу с дряблым беконом в маленьком гостиничном буфете. Он дал мне деньги на билет и десять фунтов на книги. Если даже я потрачу часть на еду и автобусы, на десяток книг точно хватит. Очень странно: он иногда ведет себя так, словно денег у него совсем нет, а иногда вот так их разбрасывает. Мне надо будет вернуться в Шрусбери к следующей субботе, потому что вечером воскресенья надо быть в школе. Он встретит меня на станции. Но это неделя, целая неделя свободы. И тетушка Тэг сегодня встретит меня в Кардиффе. Я ей позвонила из Пэддингтона. А пока я между, между всем, между мирами, ем «Кит-Кэт» и пишу. Люблю поезда.

Понедельник 29 октября 1979

Здесь четверть кончается не так, как в Арлингхерсте, каникулы у всех были на прошлой неделе. Так что тетушка Тэг работает, и все мои друзья в школе. Я приехала вчера вечером, съела сырный пирожок тетушки Тэг и после ужина сразу заснула.

Сегодня ездила в Кардифф покупать книги. Что хорошо в «Лирсе», это что у них есть американские издания. «Глава и стих» тоже приятное место, я туда всегда захожу, но они не завозят из-за границы. Еще есть много магазинов старой книги. Один в пассаже «Замок», один на Хэйз и один у казино – у них в задней комнате порно. Я, наверное, единственная, кто покупает у них книги с открытых полок. На меня всегда так таращатся, что хочется пройти дальше и накупить порнографии. А может, они не хотят продавать книги с витрины, потому что тогда приходится докупать новые? Я взяла том четвертый «Лучшего из Гэлакси» за 10 пенсов, в нем есть рассказ Желязны.

Под вечер мы поднялись по долине, чтобы повидать дедушку. Он уже не в больнице, а в пансионате «Феду Хир». Все остальные там практически сумасшедшие. Один сидит и плямкает губами «Блуба, блуба, блуба», а другой в промежутках вскрикивает. Более жуткого, унылого места я в жизни не видела: все эти старики с отвисшими челюстями и потухшими глазами сидят на кроватях, одетые в пижамы, и выглядят так, будто уже на пороге смерти. Дедушка там из лучших. У него парализована одна сторона, но другая сильная, как раньше, и он может говорить. С умом все в порядке, хотя кожа не того цвета. Волосы у него всегда были седые, сколько я себя помню, но теперь совсем белые, и в них есть прядь цвета свернувшегося молока.

Говорить он может, но сказать ему особо нечего. Он надеется скоро вернуться домой, но тетушка Тэг на это не рассчитывает, хоть и надеется забрать его на Рождество. Она и меня звала, а я сказала, что приеду, если мне не придется видеть мать. Не знаю, сумеем ли мы это устроить. Дедушка при виде меня пришел в полный восторг, все хотел знать обо мне и моих делах, и это, конечно, вышло неловко. Он не хотел упоминать имени Даниэля, как и раньше. Он никому не разрешал его вспоминать с тех пор, как Даниэль бросил мою мать. Так что про него я, конечно, ничего рассказать не могла. Но я рассказала про школу, промолчав, как там ужасно и как меня все ненавидят. Рассказала про свои отметки и про библиотеку. Он спрашивал, лучше ли у меня с ногой, и я сказала, что да.

Не лучше. Но теперь я понимаю, что это ничего. Ладно, мне больно, но ходить я могу. Я передвигаюсь. А он прикован к месту, хоть и получает физиотерапию, как сказала тетушка Тэг.

Уходя, тетушка Тэг, которая там часто бывает, пожелала доброй ночи другим знакомым, но те не могли ответить, разве только выли и заикались. Я невольно подумала про Сэма, которому, должно быть, примерно столько же лет, сколько этим старикам, и вспомнила его симпатичную теплую комнатку с книгами и самоваром. Сэм личность, а эти люди – просто отбросы, останки людей.

– Надо нам забрать отсюда дедушку, – сказала я.

– Да, но это не так просто. Он не сможет сам за собой ухаживать. Я могла бы приходить на выходные, но понадобится сиделка. Это очень дорого. Они надеются, может быть, к весне.

– Я могла бы жить с ним и помогать, – сказала я, и на миг слова повисли звездочкой надежды.