Полицейские тратят на опрос от силы минут пять. Записывают мои данные, адрес, номер телефона, уточняют, с какой целью я бегала в такую рань по лесу, и отпускают домой. Лица у них хмурые и, кажется, раздраженные. Никакой озабоченности не проявляют.
Один из офицеров, самый молодой, вызывается проводить меня до дороги. Но идем мы почему-то тем же путем, каким я прибежала, хотя он явно длиннее. Я не задаю никаких вопросов.
Адреналин схлынул, и теперь чувствуется лишь усталость. Ужасно хочется пить, но воды в бутылке больше нет.
Уже почти у опушки офицер откашливается и говорит словно нехотя:
– Я бы посоветовал воздержаться от прогулок в лесу. В это время года у медведей гон. Ревнивый самец может напасть на неосторожного человека.
– Вы думаете, ее задрал медведь?
Этот вопрос он игнорирует. Окинув меня взглядом с головы до ног, с противной ухмылкой бросает:
– Вряд ли ты бегаешь быстрее шестидесяти километров в час.
Времени ответить он мне не дает, разворачивается и уходит обратно. Я же бреду домой, по пути написав сообщение Джуд, что скоро буду.
Здесь водятся бурые медведи? Когда мы изучали информацию о городе, этот нюанс как-то пропустили.
«Медведи ли?» – шепчет Голос в голове.
Девушка точно умерла не от когтей и клыков, рана на животе была с ровными краями, как от лезвия… Могут ли такой разрез оставить когти животного? Еще и кровь на ее бедрах… Могло ли это быть насилием? Я уже не уверена в том, что видела.
Мысли внезапно прерывает голос, но теперь уже не внутри головы:
– Как пробежка?
Тот же парень, который поливал газон, только теперь он у другого дома возится с досками у покосившегося забора. Пару секунд я мешкаю, но потом понимаю, что, скорее всего, он подрабатывает. В субботу с самого рассвета. Ну надо же. Редкость среди подростков.
– Пить хочешь?
Я мотаю головой – вот еще, брать напитки у незнакомцев. Но и промолчать будет грубо. Он уже снял майку, она торчит из кармана его шорт. Мой взгляд невольно скользит по широким плечам, грудным мышцам и прессу. Кожа в капельках пота блестит под солнцем. Парень проводит рукой по лбу, отбрасывая мешающие пряди с глаз.
– Спасибо, но до дома остался всего квартал. Немного переоценила свои силы. – Я неопределенно машу рукой в сторону леса и улыбаюсь.
– Бывает. Хорошего дня, бегунья!
Он широко улыбается и машет на прощание. Не парень, а «золотистый ретривер». От такого дружелюбия скулы сводит. Уж очень не к месту оно сейчас, раздражает. Но не могу не отметить, что он очень привлекателен – этакий соседский мальчишка.
– И тебе!
Я немного ускоряю шаг. Скорее бы оказаться дома. Еще один вежливый или любой другой разговор я не выдержу.
Сестра ждет меня на крыльце со стаканом воды. Выпиваю его залпом, и только потом мы заходим в дом.
– Я знаю, что ты устала и, возможно, хочешь завалиться спать на весь день, но, может, после душа и завтрака тебе полегчает…
– Дай мне полчаса, и начнем разбирать вещи.
Нужно занять себя. Не хочу думать ни о находке, ни о том, почему Голос в этот раз прождал всего три недели, чтобы появиться. С каждым разом перерывы все меньше и меньше. Значит ли это, что мне хуже?
Впервые я услышала его, когда мне было девять. Помог и пропал. Ребенком я думала, что он стал ответом на мои отчаянные молитвы, но чем старше становилась, тем сильнее сомневалась, что Голос вообще существовал. Мне казалось, что это просто реакция психики на сильный стресс. Дети часто разговаривают с невидимыми друзьями или выдумывают истории, это часть взросления.
Но Голос появился снова, когда я почти о нем забыла. Мне было шестнадцать, и списать все на стресс и подвижную детскую психику уже не получалось. Я пыталась его игнорировать, убедить себя, что это всего лишь слуховая галлюцинация.
И, конечно же, я гуглила. Шизофрения – самый очевидный вариант. Вкупе с агрессией и трудно контролируемыми, неприемлемыми в социуме желаниями складывалась очень плохая картина. Я была дочерью своего отца. Жестокого самовлюбленного тирана.
Официально никакого диагноза у него не было, но только потому, что он избегал врачей. Готова поспорить на все деньги мира, что он был сумасшедшим, как и мой брат Сайлас. Как, возможно, и я.
Я следила за Джуд, но она была обычной девочкой, которая выросла в милую и очень творческую девушку, совершенно обычную. Похоже, в ее гены фамильная гниль не проникла.
Стою под душем не меньше двадцати минут. Я помыла голову и тело трижды и все равно, кажется, чувствую запах разлагающегося трупа. Не знаю, что хуже – найти мертвеца или понять, что это была просто галлюцинация.
Появившись снова в мои шестнадцать, Голос теперь надолго не пропадает. Перерывы становятся все короче, сначала полгода, потом несколько месяцев, теперь три недели. Что, если однажды он останется навсегда?
Что, если все станет хуже и я причиню кому-нибудь вред? Я знаю, что мне нужно обратиться за профессиональной помощью. Но не могу, не могу себя заставить сделать это. Этот страх тянется из самого детства, когда я, утопая в огромном кресле в кабинете врача, пыталась выдавить из себя правильные ответы на его вопросы. Скользкие, как угри. Тот врач мог бы раскусить меня в два счета, если бы Голос вовремя не вмешался.
Он сказал мне успокоиться, если я не хочу оказаться запертой в психушке вдали от сестры. Диктовал мне правильные ответы.
Продолжаю думать об этом, пока принимаю душ, переодеваюсь, ем блинчики с Джуд на кухне. Сестра что-то рассказывает, но слушаю ее вполуха. Наконец она это замечает и легко трогает мое плечо.
– Ты опять пропала.
Она так называет моменты, когда я слишком надолго погружаюсь в свои мысли. Мне не нравится, это звучит слишком страшно, слишком близко к правде.
– О, быстро они!
Джуд листает новостную ленту «Фейсбука»[1], и я сразу понимаю, о чем там написано. Репортеры уже разнюхали про лесную находку.
– Не волнуйся, там нет ни слова о тебе. Написано только «бегун обнаружил тело рано утром».
Что ж, один человек точно догадается, что это я. Тот парень-«ретривер» видел меня выходящей из леса. Надеюсь, он не из болтливых и наши пути больше не пересекутся. Однако и то, и другое сомнительно. Слишком маленький город, здесь все постоянно встречаются и наверняка обожают сплетни.
– Черт! – Я откидываюсь на стуле и закрываю глаза.
– Все будет хорошо, Брук. Забей.
Она права, нет смысла переживать из-за того, что пока еще не случилось. Что кто-то из проныр-репортеров узнает мое имя, решит покопаться в прошлом. В конце концов, я ведь не обязана говорить с ними.
Первым делом в списке – продукты и поиск работы. За этим мы отправляемся в самый крупный в городе торговый центр. Заносим резюме в кинотеатр на верхнем этаже, в кафе на фудкорте и кофейню на первом этаже. Словом, везде, где требуются сотрудники в выходные.
Мы работаем каждое лето с четырнадцати лет, как только тетя дала на это добро. Выгуливали собак, разносили почту, убирали столики в местных кафе и мыли посуду. Поэтому, хоть деньги у нас и есть, стараемся не тратиться лишний раз. Весь прошлый год копили на машину. Подержанную, конечно. «Мазда» 1981 года, синего цвета. Местами, где краска слезла, корпус проржавел.
У тети мы денег не просим. Она и так много для нас сделала, забрав к себе. Очевидно, в приюте нас не ждало бы ничего хорошего. То, что она сделала, – подвиг. Сама еще совсем юная, только-только университет окончила. Тянуть на себе двух детей и пытаться взобраться по карьерной лестнице – та еще задачка.
Хотя денег в обрез, но мы всегда были сыты и одеты. Жизнь у тети ощущается раем по сравнению с тем грязным, прогнившим трейлером, где мы жили раньше.
Там мы спали на картонках и старом одеяле, постеленном прямо на пол. От холода по ночам стучали зубы и сводило мышцы в ногах. Иногда я просыпалась от ощущения, что по мне кто-то ползает. Вши… До сих пор передергивает от одного воспоминания.
В первую ночь, когда мы оказались у тети, она постелила нам чистое и свежее белье на широкой кровати. Помню мягкость перины и тепло одеяла, успокаивающий запах лаванды. Несмотря на стресс, я заснула практически сразу, как голова коснулась подушки. Спала я крепко и без сновидений.
Парень, с которым тетя встречалась, был против чужих детей в доме. Первую неделю он игнорировал нас, только кидал злые, раздраженные взгляды, а в один момент просто сорвался. Помню, как он орал на нее на кухне, чтобы тетя вернула нас, «маленьких психопаток», откуда взяла. «Каков отец – такова и дочь! Я не собираюсь жить в одном доме с этими чудовищами».
Мы прятались в ванной, слушая их спор, а потом хлопнула входная дверь. Мы нашли тетю яростно кидающей мужские вещи в чемодан. Она выставила его за порог, закрыла дверь на оба замка и подошла к нам.
«Вы не чудовища и не психопатки, ясно? – строго сказала она, но в ее глазах стояли слезы. – Вы маленькие девочки, которым очень не повезло, но все будет хорошо».
Она крепко нас обняла. Мы наконец были в безопасности, в доме, где о нас заботились. Но ни одно объятие, ни одно ласковое слово не могло избавить меня от поселившегося внутри ужаса. Казалось, что вишу над пропастью, изо всех сил цепляясь за края обрыва. Я могла сорваться в любой момент. Но не знала, как выразить это словами, как попросить помощи.
Вечером, пока мы смотрели фильм, я периодически поглядывала на тетю. Она не следила за сюжетом, ее мысли явно витали где-то очень далеко. Возможно, она сомневалась в своем решении или жалела о нем, но больше мы никогда не видели этого парня.
Зарплаты тети едва хватало на бытовые расходы: еду, лекарства, аренду. Поэтому, став постарше, я попросила у нее разрешения работать самой. Она не возражала.
– Когда много работаешь, не остается времени на глупости, – сказала она, погладив меня по голове. – Только не забывай отдыхать.
Чтобы не оставлять Джуд одну дома, пока мы на работе, ее отправляли в местный лагерь для творческих детей почти на все лето. Но в свои четырнадцать она тоже решила работать. Тетя воспитывала нас самостоятельными и ответственными, неоднократно повторяла, что на мужчин надеяться нельзя. Мы должны уметь сами обеспечивать себя.
Джуд предлагает захватить китайскую еду на вечер. В магазине слишком много людей, шума и света. Я чувствую раздражение и усталость. Хочется растянуться на кровати и провалиться в сон. Но загоняю это желание поглубже и соглашаюсь подождать, пока сестра купит все, что хочет.
Очередь длинная, она встает позади группки девушек и почти сразу включается в беседу. В этом вся Джуд – веселье и непосредственность. Люди тянутся к ней, как цветы к солнцу.
Я располагаюсь на одном из красно-белых диванчиков поудобнее и листаю ленту в телефоне. Ищу информацию про бурых медведей. Все источники утверждают, что гон у них заканчивается в середине июля, но сейчас конец лета. Зачем полицейскому врать о том, что так легко проверить?
С другой стороны, он местный и должен знать повадки животных. Возможно, здесь медведи более активны? В статье написано, что они кочуют до конца августа. Гипотетически жертва действительно могла наткнуться на одного из них.
Ударом лапы зверь способен перебить хребет, пробить череп лосю, а мощными челюстями – перекусить ствол ружья. От одной мысли о встрече с тушей полтонны весом один на один в лесу дрожь пробирает. Но так вспороть живот…
Джуд возвращается ко мне с большим бумажным пакетом, от которого исходит упоительный запах еды. От этого аромата у меня даже немного поднимается настроение.
– Ну и очередь! Познакомилась с девчонками из нашей школы, они сказали, что отбор в команду будет уже в пятницу. Хорошо, что мы готовились все лето.
– Я не хочу в чирлидинг.
– Уф, жаль! Ты бы точно прошла. И это было бы плюсом для колледжа.
Ее комментарий я пропускаю мимо ушей. Мы обсуждали это уже раз десять. Мне не нравятся командные виды спорта, не люблю общаться с людьми. Я выжимаю из себя максимум, оставаясь вежливой в школе и на работе, улыбаюсь, когда нужно, но втайне всегда мечтаю о том, чтобы убраться куда подальше.
Джуд иная. Ей нравится внимание, она стремится окружать себя людьми. Словно подпитывается восхищением, как батарейка. Наверное, поэтому она еще в третьем классе решила стать первой женщиной-президентом.
По дороге к машине решаю рассказать Джуд о предупреждении полицейского, медведях и моих сомнениях. Она внимательно слушает, не перебивая. Потом достает телефон и начинает просматривать гугл-карты.
– Что ты делаешь?
– Ты сказала, что трава примята, крови не было, а полицейские пришли с другой стороны от тропы.
–Да… – Пока я не понимаю, к чему она клонит.
Джуд показывает рукой, чтобы я подождала и не мешала. Проходит пара минут.
–Есть, я так и думала!– вскрикивает она.– Смотри, если бы ты пробежала еще четыреста метров, то увидела бы скалы. Судя по фотографиям туристов, в них полно трещин и встречаются чертовы мельницы[2].
Она показывает одну из фотографий, на которой кто-то снял огромную дыру в скале, похожую на колодец. Должно быть, это и есть одна из мельниц. Странное название. Дно темное, но, судя по отражению бело-голубого неба внутри, там есть вода.
– Думаешь, труп могли тащить туда?
О проекте
О подписке
Другие проекты