Часть вторая
Бакебе и далее

Глава VIII
Змеи и нектарницы

В Бакебе я обнаружил, что Джон поселился в большой хижине, служившей ранее в качестве склада департамента общественных работ. Это было трехстенное сооружение, светлое и просторное, расположенное над деревней на вершине холма. Отсюда открывался величественный вид на бесконечный колышущийся лесной массив, тянущийся далеко за пределы Камеруна. Всевозможные оттенки зеленого цвета создавали своеобразную пеструю мозаику. Кое-где, подобно большим кострам, сверкали густо усыпанные ярко-красными цветками большие деревья. Невозможно даже приблизительно описать все разнообразие растительности в лесу: здесь были тонкие, покрытые бледно-зелеными листьями деревья; рядом росли плотные, похожие на дубы деревья с темно-оливковыми листьями; тут же можно было увидеть стройные красивые деревья, бледно-серебристые стволы которых вытянулись на несколько сот футов и на тонких ветках которых на огромной высоте широко раскинулась густая шапка мерцающих желто-зеленых листьев. К ветвям и коре этих деревьев прилепились темно-зеленые пучки орхидных растений и папоротников. Многочисленные холмы, до самой вершины покрытые плотной растительностью, придают пейзажу необычный и странный вид: одни из этих холмов имеют форму равнобедренного треугольника, другие похожи на прямоугольный кирпич, третьи напоминают своей зубчато-чешуйчатой поверхностью спину старого крокодила. Ранним утром, когда мы смотрели на лес с вершины нашего холма, он был покрыт плотной пеленой белого тумана; с восходом солнца туман медленно рассеивался, поднимаясь к голубому небу вьющимися струйками и кольцами. Первые лучи солнца, освещая очистившиеся от тумана верхушки деревьев, создавали полную картину лесного пожара. Вскоре туман оставался лишь у подножий холмов, которые походили в эти минуты на зеленые островки в молочном море.

В Бакебе, как я вскоре определил, было очень много пресмыкающихся. На расстоянии полумили протекала широкая полноводная река, и частенько ребятишки притаскивали нам висящих в сплетенных из травы петлях детенышей крокодила. По прибытии в Бакебе мы устроили специальный пруд для крокодилов, но очень скоро оказалось, что пруд этот необходимо расширить. Каждую неделю я пересчитывал обитателей пруда, так как без таких подсчетов я рисковал по нескольку раз покупать одних и тех же пресмыкающихся. Эти подсчеты проходили в бурной обстановке и, как правило, заканчивались перевязкой поврежденных пальцев. Удивительно, что даже малюсенький шестидюймовый крокодил при желании может очень больно кусаться. Слуги относились к еженедельным проверкам без всякого энтузиазма, считая их чрезвычайно опасными, и при первой же возможности старались от них уклониться.

Однажды слуги хуже обычного исполнили свои обязанности, и скорее в виде наказания, чем по необходимости, я послал их пересчитывать крокодилов. Вскоре я услышал громкий крик, за которым последовали удар и всплеск. Около пруда я застал полный хаос. Даниель, подойдя к одной из решеток у пруда, поскользнулся и упал; не рассчитанная на такую нагрузку решетка опрокинулась, потянув за собой другие по всей этой стороне ограждения. В довершение всего Даниель с шумом свалился в пруд. Около сорока маленьких крокодилов с перепугу выскочили на берег и устремились в открывшийся проход. Вся площадка заполнилась крокодилами, быстро и проворно разбегавшимися в разные стороны с угрожающе разинутыми мордами. Я позвал на помощь, и со всех сторон ко мне бросились слуги, работавшие на кухне, в отделении птиц и в других местах. В моменты кризисов, подобных описываемому, все наши помощники независимо от их участка работы обязаны были являться на зов. В арьергарде, лишний раз подтверждая укоренившуюся за англичанами репутацию хладнокровных и невозмутимых людей, обычной своей неторопливой походкой шествовал Джон.

Ко времени его появления на площадке большинство пресмыкающихся уже укрылось в кустарнике. Увидев только одного или двух крокодилов, он, естественно, поинтересовался, чем вызван весь шум и крик.

– Я думал, что у тебя разбежались все крокодилы, – огорченно сказал он, – только поэтому я и пришел сюда.

Словно в ответ, из травы выползли пять крокодилов и закружились вокруг Джона. С минуту Джон задумчиво смотрел на них, не обращая внимания на тревожные крики слуг, затем нагнулся, поднял одного крокодила за хвост и протянул его мне.

– Вот один из них, старина, – сказал он спокойно.

– Не держи его так, Джон, сейчас он повернется…

Но я не успел закончить фразу. Маленькое пресмыкающееся изогнулось и вцепилось челюстями в пальцы Джона. К чести Джона следует сказать, что он не проронил ни звука: стряхнув крокодила на землю, он покинул площадку.

– Полагаю, что я тебе больше не нужен, – проговорил он на прощание, облизывая пальцы. – Я ведь занимаюсь только птицами.

Он вернулся в хижину и навернул себе на палец огромную повязку. Все остальные провели жаркий мучительный час, загоняя крокодилов обратно в пруд и восстанавливая вокруг него решетки.

Этот случай послужил началом целого ряда неприятных эпизодов в жизни Джона, связанных с пресмыкающимися. Он упорно доказывал, что все эти неприятности вызваны моим приездом в Бакебе; до этого Джон вел счастливую, свободную от вторжений пресмыкающихся жизнь. С моим приездом на Джона обрушился мир пресмыкающихся. Джон не боялся змей, но всегда обращался с ними с должной осторожностью и почтением. Будучи в состоянии издали оценить их красоту, он не желал слишком близкого знакомства с ними. Поэтому то обстоятельство, что пресмыкающиеся в целом и змеи в особенности начали проявлять к Джону повышенный интерес, доставило ему много тяжелых минут.

Однажды днем, когда я собирался совершить обход расставленных накануне силков, появился человек с плетеной рыболовной сеткой, заполненной ужами. Быстро сторговавшись с продавцом, я бросил ужей в пустую банку из-под керосина и прикрыл ее сверху доской, решив заняться ужами после возвращения из леса. Когда вечером я вернулся, оказалось, что плотник использовал доску для оборудования новой клетки, а все ужи исчезли. Решив, что они уползли в лес, я ограничился небольшим внушением плотнику, порекомендовав ему в дальнейшем быть более внимательным. Полчаса спустя, когда Джон приподнял в отделении для птиц большую тяжелую клетку, он обнаружил под ней пять жирных ужей, свернувшихся в клубок. От неожиданности Джон опустил клетку, которая больно ударила его по ноге. Началась лихорадочная погоня, в ходе которой Джону пришлось передвигать большинство клеток с птицами, под которые ужи заползали с большой ловкостью и проворством. Джон не очень радовался этому приключению, но я не мог без смеха слушать его многочисленные, хотя и не совсем связные, проклятия в адрес пресмыкающихся, а заодно и в мой.

Несколько дней спустя из деревни, запыхавшись, примчался мальчик, сообщивший мне, что на одном из банановых деревьев обнаружена змея. В этот момент в лагере не оказалось ни одного свободного слуги, и я поневоле обратился за помощью к Джону. Неохотно прекратил он свою возню с птицами и спустился со мной по склону холма. Около пятидесяти жителей деревни собралось у бананового дерева позади одной из хижин. С громкими криками они показали нам змею, обвившую большую гроздь бананов возле самой верхушки дерева и мрачно разглядывавшую собравшихся сверкающими глазками. Джон поинтересовался, ядовита ли эта змея, на что я ответил утвердительно; насколько я мог разглядеть на расстоянии, это была древесная гадюка, укус которой чреват для пострадавшего большими неприятностями. Джон отошел подальше от дерева и собравшейся вокруг него толпы и спросил, каковы мои дальнейшие намерения. Я решил, что проще всего срезать связку бананов, на которой находилась змея.

Вокруг места вероятного падения плодов мы натянули плотную частую сетку. Я попросил Джона вооружиться палкой, встать у внешней стороны сети и в случае необходимости отражать попытки змеи пробраться через нее. Затем я одолжил у одного из зрителей нож мачете и спросил, не возражает ли хозяин дерева, если я срежу гроздь недозрелых плодов. Несколько голосов из толпы ответили, что они ничего не имеют против; лишь значительно позднее выяснилось, что хозяин дерева категорически возражал, и мне пришлось умиротворить его несколькими шиллингами. Я подошел к дереву, небрежно помахивая мачете. Толпа все увеличивалась, зрители с нетерпением хотели ознакомиться со способами ловли змей, применяемыми белыми. Для начала всем очень понравилось, что я не достаю до нужной ветки и поэтому не в состоянии срезать гроздь.

– Я срублю все дерево, – обратился я к Джону.

– Хорошо, только сначала разгони эту толпу. Если проклятая гадюка будет иметь большой выбор, она наверняка кого-нибудь укусит.

– Не беспокойся, в случае необходимости камерунцы легко убегут от змеи.

Я с размаху ударил по стволу дерева. На взгляд он казался твердым, но в действительности был мягким, сочным, волокнистым и легко поддался удару ножа. После второго же удара, к большому моему изумлению, дерево накренилось и упало на землю. К несчастью, случилось так, что упало оно прямо на то место, где находился Джон. С неожиданным для меня проворством Джон отпрыгнул в сторону и уклонился от прямого соприкосновения со стволом. Гроздь банановых плодов при падении сорвалась с дерева и, упав на землю, подкатилась к ногам Джона. Гадюка сердито зашипела. Как я и предсказывал, толпа мгновенно разбежалась, и Джон остался наедине с рассвирепевшей змеей. Их разделял только кусок непрочной сети. Оказалось, что я неверно определил размеры змеи; она легко проползла через ячейку сети, скользнула у ног остолбеневшего Джона и скрылась в кустах. Искать ее в густых зарослях не было смысла, поэтому я стал освобождать сеть из-под рухнувшего дерева. Джон мрачно следил за мной.

– Я убедился, что меня совершенно не привлекает охота на змей, – заговорил он наконец, – в дальнейшем прошу не рассчитывать больше на мою помощь.

– Но ты им как будто нравишься, – возразил я. – Они просто очарованы тобой. Если к твоим ногам прикрепить сети, мы поймаем множество змей, которые будут стремиться к тебе. Ты должен гордиться: не всякий обладает таким магическим влиянием на пресмыкающихся.

– Благодарю, – сухо ответил Джон. – Твое предложение меня не устраивает – сети в ногах будут сковывать мои движения. Я вполне удовлетворен работой с птицами и не намерен расширять репертуар за счет пресмыкающихся.

Повернувшись, он пошел к нашему дому, предоставив мне возможность самому вести разговор с подошедшим хозяином срубленного дерева.

Последний случай произошел три дня спустя. Какой-то разговорчивый охотник принес небольшую корзинку, в которой свернулась толстая красивая гадюка габун. Кожа этой слегка приплюснутой змеи покрыта причудливыми красочными узорами. Купив змею, я показал ее Джону. Пресмыкающееся недавно сменило кожу, новая переливалась и сверкала сейчас своеобразным сочетанием розового, красного, светло-коричневого, серебристого и шоколадного цветов. Джон выразил свое восхищение, но умолял меня надежно запереть змею.

– Она очень ядовита, старина?

– Да, укус ее смертелен.

– Ради бога, спрячь ее в хорошую клетку. Вспомни ужей, не нужно, чтобы повторилась эта история.

– Не беспокойся, у меня для таких змей построена специальная клетка.

И неподвижная гадюка была торжественно водворена в специальную клетку. Все было бы хорошо, если бы не разразилась гроза. Когда началась гроза, я принимал ванну; вспомнив, что клетки со змеями находятся под открытым небом, я приказал слугам немедленно внести их под навес. От влаги дерево коробится, а змее, для того чтобы выбраться из клетки, достаточно самой маленькой трещины. Клетки со змеями внесли в помещение и поставили рядом с клетками обезьян. Успокоившись, я решил принять ванну.

Джон сидел в пижаме за столом и сосредоточенно вырезал из старых консервных банок маленькие лоханки, из которых он собирался поить птиц. Я заканчивал в комнате свой туалет, когда какое-то движение под креслом Джона привлекло мое внимание. Накинув на себя халат, я подошел ближе и увидел на полу в шести дюймах от обутых в комнатные туфли ног Джона габуна. Судя по прочитанным книгам и рассказам бывалых людей, я полагал, что в подобные минуты с жертвами несчастных случаев следует разговаривать исключительно хладнокровно, избегая паники и резких движений. Поэтому, слегка откашлявшись, я мягко, почти нежно произнес:

– Сиди спокойно, старина, у тебя под ногами гадюка габун.

Оказалось, что мне не следовало сразу упоминать гадюку. Мои слова вызвали у Джона мгновенную и сильную реакцию. Он вскочил со стула с огромной быстротой, консервная банка, молоток и ножницы полетели в разные углы комнаты, стол был немедленно опрокинут. Гадюка, удивленная внезапно возникшим переполохом, выползла из-под стула и направилась к клеткам обезьян. Я кинулся за ней, и после нескольких томительно напряженных минут мне удалось накрыть ее сачком для ловли бабочек. Гадюка была немедленно водворена в прежнее помещение. Скоро я обнаружил и виновника происшествия. Клетки змей поместили слишком близко к обезьянам, и одна самка дрила, развлекаясь, просунула руку через решетку и открыла все клетки со змеями, до которых она могла дотянуться. Ближайшей, к сожалению, оказалась клетка гадюки. Джон произнес по моему адресу несколько выразительных и вполне справедливых слов. Я согласился, что, если бы гадюка его укусила, он распростился бы с жизнью: в Камеруне, насколько мне известно, не знают сыворотки от укуса ядовитых змей, ближайший врач находился на расстоянии двадцати пяти миль, и у нас не было никакого транспорта.

– Почему бы тебе не поехать куда-нибудь? – жалобным тоном допытывался Джон. – Уже три недели, как ты приехал в Бакебе из Эшоби, пора снова отправляться в лес за животными.

– Да, – задумчиво поддержал я, – с каким бы удовольствием я отправился в лес, если бы ты согласился взять на себя заботу об оставляемых здесь животных.

– Куда ты хочешь идти?

– На гору Нда-Али.

– Прекрасная идея, – оживился Джон, – ты можешь даже расшибиться на одной из скал, если тебе очень посчастливится.

Нда-Али была самой высокой горой в окрестностях Бакебе. Она нависала над деревней и над нашим маленьким холмом. Почти с любого места видны были ее окутанные туманами и облаками очертания, на крутых и мрачных гранитных скалах не было даже следов какой-либо растительности. Ежедневно я по нескольку раз с волнением рассматривал вершину горы, и каждый раз Нда-Али представлялась мне в ином виде. Ранним утром она казалась огромным, притаившимся в тумане чудовищем; в полдень – сияла зелеными и желтыми красками леса, скалы ее блестели и сверкали в солнечных лучах; к ночи гора выглядела пурпурной и неопределенно бесформенной, исчезая во мгле с заходом солнца. Иногда она пряталась от нас, закрываясь белыми тучами и пропадая порой на два-три дня. Рассматривая острые скалы, охраняющие лесные дебри на вершине горы, я все больше проникался желанием добраться до этих лесов и познакомиться с таившимися в них загадками. Учтя стремление Джона как можно быстрее избавиться от меня, я приступил к расспросам среди местных жителей. Я узнал, что гора Нда-Али входит в сферу влияний жителей соседнего поселка Финешанг и, конечно, что в горах обитают злые духи ю-ю. Ни одна мало-мальски уважающая себя гора не могла бы обойтись без злых духов. Дальше мне удалось узнать, что злые духи разрешили жителям Финешанга охотиться и ловить рыбу только на нижних склонах горы и лишь один человек имел право доступа к ее вершине. Этот человек был и единственным жителем поселка, знавшим, какими тропами можно добраться до вершины. Я послал этому фавориту злых духов послание, в котором выразил свое уважение и высказал пожелание вместе с ним на один день подняться на вершину Нда-Али. После этой первой прогулки я намеревался, передав этому человеку командование над группой охотников, птицеловов и слуг, разбить лагерь на заросшей лесами вершине Нда-Али. С плохо скрываемым нетерпением ожидал я ответа на мое послание, взоры мои с тоской обращались в сторону таинственной горы.

Коллекция птиц, собранная Джоном, достигла к тому времени больших размеров и отнимала все его время. Помимо приготовления пищи (крутые яйца, мелко нарубленное вареное мясо, сушеные фрукты и т. д.), Джон по нескольку раз в день обходил все клетки, имея при себе банки, наполненные кузнечиками и личинками ос. С помощью специальных щипчиков он собственными руками кормил каждую птичку; при таком методе кормления он всегда был уверен, что каждый из его пернатых пленников хорошо питается и находится в удовлетворительном состоянии. Терпение и усердие Джона приводили меня в восхищение; благодаря его ласковым заботам птицы чувствовали себя превосходно и весело щебетали в своих легких деревянных клетках. Больше всего Джон огорчался, когда ему приносили изувеченных и умирающих птиц. Он показывал мне красивых, с ярким оперением пташек и говорил сердито:

– Смотри, дружище, какой прекрасный экземпляр стал теперь совершенно бесполезным только потому, что эти дурни не умеют как следует с ними обращаться. Крыло у птицы переломано, она уже никуда не годится. Мне просто плакать хочется, честное слово.

После этого у Джона с охотником происходил примерно следующий разговор:

– Это плохая птица, – говорил Джон, – она ранена и скоро умрет.

– Нет, сэр, – отвечал охотник, – она не ранена, сэр.

– У нее переломано крыло, ты слишком крепко связал ее.

– Нет, она не умрет, сэр. Это хорошая птица, сэр.

– Что делать с этими олухами? – поворачивался ко мне Джон. – Они всегда уверяют меня, что птица не умрет, даже если у нее переломаны все кости.

– Да, они делают все возможное, чтобы переубедить тебя.

– Но это мне так надоело! Я заплатил бы за эту птицу пять шиллингов, если бы она была в хорошем состоянии.

Однажды охотник принес гвинейскую цесарку величиной с крупного цыпленка с серо-голубым, усыпанным белыми пятнами оперением; голова ее была украшена гребнем пушистых черных перьев. Она находилась в тяжелом состоянии, и беглый осмотр убедил Джона в том, что птица доживает последние минуты своей жизни.