Цитаты из книги «Моя семья и другие звери»

В своей комнате полураздетая Марго бутылками выливала на себя дезинфицирующую жидкость, а мать битых полдня периодически проверяла, не проявились ли уже симптомы развивавшихся в ней болезней, в чем Марго даже не сомневалась. Мамино душевное равновесие поколебало то, что дорога, проходившая мимо «Швейцарского пансиона», как выяснилось, вела на местное кладбище. Пока мы сидели на балкончике, мимо нас проходила нескончаемая траурная процессия. Жители Корфу, очевидно, считали, что в оплакивании усопшего самый яркий момент – это похороны, и потому каждая следующая процессия была пышнее предыдущей. В экипажи, декорированные ярдами алого и черного крепа, были впряжены лошади, несшие на себе столько плюмажей и попон, что удивительно, как они еще могли передвигаться. Шесть или семь экипажей везли скорбящих, не сдерживавших своей глубокой печали, а за ними, на своего рода катафалке, ехал покойник в таком большом и роскошном гробу, что он скорее напоминал огромный именинный торт. Были гробы белые с пурпурными, черно-алыми и темно-синими виньетками, были сверкающие черные с изощренной золотой или серебряной отделкой и блестящими медными ручками. Это затмевало все, что я когда-либо видел. Вот, решил я, как надо покидать сей мир: с расфуфыренной конницей, горами цветов и целой свитой пораженных неподдельной скорбью родственников. Перегнувшись через балконные перила, я как зачарованный провожал глазами уплывающие гробы. Проход очередной процессии под рыдания плакальщиц и постепенно затихающий цокот копыт лишь усиливали волнение нашей матери.

Путешествовали мы налегке, взяв с собой лишь самое необходимое. Когда мы на таможне открыли наши чемоданы для осмотра, их содержимое четко отражало характер и интересы каждого. Так, багаж Марго состоял из просвечивающих одеяний, трех книжек о похудании и целой батареи флакончиков с разными эликсирами для выведения прыщиков. Лесли уложил парочку глухих свитеров и брюки, в которые были завернуты два револьвера, духовой пистолет, книжка «Сам себе оружейный мастер» и подтекающая бутыль смазочного масла. Ларри взял с собой два чемодана книг и кожаный чемоданчик с одеждой. Мамин багаж был разумно поделен между носильными вещами и томами, посвященными готовке и садоводству. Я прихватил только то, что должно было мне скрасить утомительное путешествие: четыре пособия по естествознанию, сачок для бабочек, собаку и банку из-под варенья с гусеницами, грозящими вот-вот превратиться в куколок. Вот так, во всеоружии, мы покинули промозглые берега Англии.

И только мой старший брат Ларри был как огурчик, если не считать того, что его раздражали наши недомогания. С него-то все и началось. Остальные были слишком вялые, чтобы размышлять еще о чем-то, кроме своих болезней; Ларри же был задуман самим Провидением как такой мини-фейерверк, взрывающийся идеями в чужих головах, после чего он по-кошачьи тихо сворачивался и не брал на себя никакой ответственности за последствия. К вечеру его раздражительность достигла пика. В какой-то момент, задумчиво обведя взглядом комнату, он избрал мать как главную виновницу всех несчастий.

Чтобы растянувшиеся на пять лет события, наблюдения и просто приятное времяпрепровождение спрессовать до объема поскромнее, чем «Британская энциклопедия», мне пришлось сокращать, упрощать и перемещать материал, в результате чего от первоначальной последовательности событий мало что осталось. А еще я был вынужден вывести за скобки кучу эпизодов и персонажей, которых с удовольствием бы описал. Сомневаюсь, что эта книга была бы завершена без помощи и горячей поддержки следующих людей. Упоминаю же я об этом для того, чтобы было на кого переложить вину. Итак, моя благодарность:

Зима, как правило, приходила на остров незаметно. Небо по-прежнему чистое, море синее и спокойное, солнце теплое. Но в воздухе появлялась какая-то неопределенность. Золотые и алые листья, густо покрывавшие сельскую местность, перешептывались и перешучивались между собой, катаясь разноцветными кольцами среди деревьев и то и дело отправляясь в пробные полеты. Они как будто что-то проверяли, к чему-то готовились и возбужденно обсуждали это шуршащими голосами, сбившись в кучку вокруг того или иного ствола. Птицы тоже собирались группками и, распушив перья, о чем-то задумчиво чирикали. Сам воздух был пропитан ожиданием, как зрители перед поднятием занавеса. Но вот однажды утром ты открывал ставни, чтобы окинуть взглядом поверх олив и синеющего залива красновато-коричневые горы, и вдруг понимал, что зима уже здесь, так как все вершины ночью покрыли рваные тюбетейки снега. Теперь перемен можно было ждать в любой час. Через несколько дней белые облачка выстраивались перед зимним парадом, мягкие и пухленькие, вытянутые, вальяжные и растрепанные, маленькие и жесткие, как перышки, а потом ветер гнал их, словно беспорядочное стадо овец. Поначалу теплый, он ласково веял среди крон, и листья олив подрагивали и серебрились от радости, кипарисы слегка раскачивались, а палая листва устраивала веселые хороводы, которые заканчивались так же неожиданно, как начинались. Ветер игриво ерошил спины воробьев, отчего те поеживались и распушались, нежданно-негаданно налетал на чаек, так что они останавливались в воздухе и выставляли против него свои белые крылья. Похлопывали ставни, чуть подрагивали двери в проемах. Но солнце все еще сияло, море оставалось спокойным, и горы величественно стояли, побронзовевшие за лето, в своих рваных снежных шапках.

– У него, похоже, есть только один интерес, – не без горечи заметил Ларри. – Непреодолимая потребность заполнять любую пустоту какой-нибудь живностью.

То, что она выдержала это испытание, можно считать чудом, а она его выдержала и, больше того, сумела при этом сохранить рассудок. Как справедливо говорит мой брат Ларри, мы можем гордиться тем, как мы воспитали нашу мать; она делает нам честь. Она обрела состояние счастливой нирваны

радовавшей меня гомерическим хохотом во время чтения рукописи

мы умираем один только раз. Это утверждение, столь же озадачивающее, сколь и бесспорное, заставило мать прикусить язык.

Я меняю им воду раз в неделю, добавляя горстку земли, и они в восторге.