Отец не пострадал, но очень занят. Он спит в своем кабинете, а стоянку рядом с уцелевшей начальной школой превратил в командный центр для всех организаций, участвующих в тушении пожара «Гэп-Маунтин». Здесь энергетики, газовики, армейские саперы. Городской совет, пожарные штата, Красный Крест, национальная гвардия и планировщики вместе работают над тем, чтобы обезопасить линии электропередачи и газопроводы, расчистить дороги и убрать ядовитую пыль из общественных мест, чтобы жители могли вернуться в Гэп-Маунтин. Отец прислал фотографию палаток, разбитых возле школы. На фоне обугленных деревьев и почерневшей земли они напоминают военный лагерь.
Когда мы с Люком не смотрим новости, то обзваниваем приюты для животных и спасательные службы, чтобы выяснить, не нашлись ли мои лошади и его кот. Пока никаких результатов.
До сегодняшнего дня наша пятерка не могла переговорить без посторонних, потому что Эйден, братишка Люка, не отходил от него ни на шаг. Но сейчас Эйден спит, а Чудовища собрались в моей комнате и наконец-то могут говорить свободно. Мы с Вайолет и Мо занимаем кровать ближе к двери, Люк стоит у окна, а Драммер растянулся на другой кровати, позволив моей собаке положить голову ему на колени.
– Я спалил собственный долбаный дом, – произносит Люк, закуривая сигарету в номере для некурящих.
– Я все потеряла, – шепчет Мо.
Я обнимаю подругу за плечи, и она прижимается ко мне. Она так сильно чесалась, что на руках образовались небольшие язвы. Мо перечисляет утраченные вещи: собственноручно сшитые платья, фотографии, школьные ежегодники и награды, танцевальные костюмы, детское одеяльце, мягкие игрушки, ноутбук, и для каждого из нас упоминание очередной вещи – словно удар под дых. Особенно для Люка.
– Прости… – то и дело повторяет он, хотя и его дом тоже сгорел.
– Мне нужно вернуться туда, – заявляет Мо. – Нужно увидеть своими глазами. Не могу поверить, что моего дома больше нет.
Люк тоже хочет вернуться, но отец говорит мне, что район Стоуни-Ридж перекрыт.
– Там опасно, – объясняет он. – Оборванные провода, утечки газа, химикаты. Мы еще не закончили поиск тел. Не суйтесь туда.
Люк тушит сигарету о подошву ботинка.
– Мать меня с дерьмом съест, если узнает, что это моих рук дело.
Мы с Мо удивленно переглядываемся, потому что Люк редко делится такими подробностями о своей матери. Мы знаем, что у него дома все плохо, но не знаем точно насколько.
– Мы сделаем так, что она не узнает, – обещаю я.
Он смотрит мне в глаза. В его взгляде – холод и печаль. Винит ли он меня в том, что я схватила его за руку, или винит себя, что зажег трубку? Я не знаю – и не уверена, что хочу знать.
Я глубоко вздыхаю и говорю:
– Пришло время выживать.
Друзья поворачиваются ко мне. Поскольку я выросла бок о бок с законом, то лучше остальных разбираюсь в его нарушениях, и Чудовища всегда обращаются ко мне, если им кажется, что они попали в беду.
– Кто знает, что мы купались в Провале седьмого июля? – спрашиваю я. – Вы кому-нибудь рассказывали, куда собираетесь?
Мы с минуту молчим, потом Мо, откашлявшись, говорит:
– Я могла сказать папе. – Она теребит кончики длинных рыжих волос. – Я складывала еду в сумку, и он спросил, куда я собралась. Постойте… – Она прикусывает губу. – Я сказала ему, что мы собираемся купаться, но о Провале вроде не упоминала. Хотя… я не уверена.
– Ладно. Он может и не вспомнить. Еще кто-нибудь говорил?
Друзья отрицательно качают головами.
– Мо, если тот разговор все же всплывет, скажи отцу, что у нас поменялись планы. Мол, мы не пошли купаться из-за ветра и решили посидеть у меня дома. Все согласны, верно?
Чудовища кивают, и я встаю и начинаю расхаживать по номеру.
– Значит, вот такое у нас может быть алиби: мы с Вайолет катались верхом и возвращались домой, чтобы встретить вас. Потом заметили дым и поскакали в город, чтобы предупредить пожарных. Вы втроем ждали нас у меня дома. Все просто, и никто не докажет, что было не так.
Люк хмыкает.
– Я сначала зашел в магазин к Сэму. Об этом стоит упоминать? – Не поднимая головы, он энергичными размашистыми штрихами рисует что-то в гостиничном блокноте.
– Что ты купил? – осторожно спрашивает Мо.
– Ничего. Только жвачку, – отвечает он и вдруг бьет кулаком по столу. – И взял бесплатную упаковку спичек.
Драммер чертыхается и смотрит на меня:
– У Сэма стоят камеры?
– Стоят. Но я не уверена, что он их вообще включает.
Драммер закидывает руки за голову, и футболка задирается, обнажая плоский загорелый живот.
– Почему бы не сказать, что мы ходили в кино? – бормочет он.
– Это можно проверить, – возражает Мо.
– Проехали…
Он пялится в окно, только мускул на подбородке подергивается. Драммер совершенно не выносит неудобства и терпеть не может сидеть на одном месте. Ему нужно быть на улице, охотиться или работать, и ему нужен физический контакт – борьба, спорт или секс. Без внимания со стороны он быстро чахнет, и меня мигом охватывает желание, стоит представить себе, как я дарю ему это внимание.
– Наша версия и так хороша, – замечает Мо.
Драммер укладывает поудобнее подушки у себя за спиной и взбивает их, попутно потревожив Матильду, которая спрыгивает с кровати. Он хмурится:
– Может, просто подождем? Посмотрим, что будет дальше. Да и вообще, разве человек может постоянно помнить, где он был?
Мо качает головой, но уступает. Если прямо сейчас надавить на Драммера, он просто уйдет. Настроение в номере меняется, и каждый из нас погружается в собственные муки.
Я возвращаюсь к практическим вопросам:
– Мо, ты убрала пивные бутылки и все, что мы оставили после себя, как я просила?
Ее потрескавшиеся губы размыкаются.
– Да, конечно. Похватала все, что попалось на глаза.
Боль у меня в голове превращается в тупое пульсирование во лбу.
– Что попалось на глаза? То есть ты что-то могла оставить?
Ее брови сходятся над переносицей, глаза блестят.
– Я… Я же не знала, что зачищаю место преступления!
Ее слова разносятся по комнате взрывом, поражая всех нас. Я закрываю лицо ладонями.
Вмешивается Вайолет. Губы у нее дрожат от напряжения.
– А фотографии и видео? Никто ведь ничего не постил, да?
– Вот дерьмо! – Мо начинает лихорадочно жать на иконки на экране телефона. – Когда мы были у Провала, я вывесила селфи с Драммером, но оно не ушло. Но могло уйти позже, когда появился сигнал.
– И ты не проверила? – вскрикивает Вайолет.
– Я следила за новостями о пожаре, – качает головой Мо.
– Проверь! – требую я.
– Уже… – Она проматывает экран, потом замирает. – Вот оно. Все-таки ушло.
– Черт побери, Мо! – кричу я. – Я же сказала: «Нас здесь не было»! Что тут непонятного?
Мы бросаемся к ней и смотрим на фотографию в телефоне. Вот Мо с полузакрытыми глазами. В руке – бутылка пива, а за спиной блестит Провал. На заднем плане виден Драммер, ныряющий с каменистой площадки в озеро. Черты лица размыты, но татуировка дракона, сделанная им на восемнадцатилетие, видна отчетливо.
Подпись Мо под фотографией: «Летние деньки!» Пост лайкнули восемьдесят два человека, и он появился на странице Мо седьмого июля вскоре после начала пожара.
У меня волосы встают дыбом.
– Удаляй!
Ее пальцы мелькают.
– Удаляю… Готово! – Она бросает телефон на колени и вскидывает руки.
– Но столько народу уже увидело фотку… – стонет Вайолет.
– Прекрасно, Мо, – ворчу я. – Распитие алкоголя несовершеннолетними, плавание в Провале. Теперь-то нас точно никто не вычислит.
Темные глаза Люка вспыхивают:
– Не козли, Ханна! Она же все удалила!
Я не обращаю на него внимания и обращаюсь к Мо:
– Прости! Я… Мне страшно.
Мозг начинает лихорадочно работать. Довольно трудно скрыть даже умышленное преступление, а в нашем случае слишком много неясностей.
– Так, слушайте. Надо проверить телефоны и удалить любые фотографии и видео, сделанные в тот день, любые тексты. И облако тоже вычистить. Нам не нужны свидетельства, что мы там были, если все вскроется и телефоны конфискуют. С этого момента будьте очень осторожны в сообщениях. Если нужно будет обсудить детали, придется звонить.
– Не нравится мне это, – говорит Вайолет. – Я так не могу.
Люк с воем вскакивает и пинает стул, который с глухим стуком опрокидывается на ковер. «Ну началось…» – только и успеваю подумать я, прежде чем он набрасывается на меня.
– Зачем ты вообще схватила меня за руку, Ханна?! Я был осторожен!
Его лицо находится в считаных сантиметрах от моего, но в Люке всего метр семьдесят пять роста, поэтому когда я встаю, то оказываюсь выше него. Я смотрю на него сверху вниз:
– А зачем ты вообще курил в лесу?
– Да я так все время делаю! – сквозь зубы смеется он.
Драммер вскакивает и встает между нами.
– Сядь! – бросает он Люку.
– Ну конечно! Ты-то на ее стороне, – фыркает тот и тычет в меня трясущимся пальцем. – Это она виновата! Она их всех убила!
Мо сидит затаив дыхание. Я отшатываюсь, словно пропустила удар.
– Я пыталась тебя остановить, – говорю я очень тихо, потому что бабушка Вайолет сейчас в соседнем номере.
– У меня же условка, – напоминает Люк.
– А я дочь шерифа!
Драммер отталкивает Люка обеими руками, чем повергает нас в шок: он не из тех, кто станет защищать себя, не говоря уже о других.
– Отвяжись от Ханны!
Люк толкает его в ответ, и Драммер сжимает кулаки. Тут уже вскакивают Мо и Вайолет.
– Хватит! – кричит Мо, нахмурив рыжие брови. – Нельзя нам сейчас собачиться. Нужно успокоиться и подумать.
Люк и Драммер стоят, опустив глаза к полу.
– Мы все в одной лодке, – добавляет Мо.
– Если будем держать рот на замке, нас это не затронет, – киваю я. – Все будет в порядке.
– Но ведь погибли люди, – откашлявшись, замечает Вайолет. – Может быть, все же стоит признаться?
Мо вопросительно смотрит на меня. Драммер и Люк напряженно качают головами – теперь они вдруг оказались на одной стороне.
– Ну уж нет! – рявкает Люк.
– Ни за что, – добавляет Драммер.
– Так, ребята… – говорю я, обеими руками осторожно расправляя складки на покрывале. – Мы с Вайолет сразу же поехали в город. Так было правильно. Но если бы мы объявили, что сами устроили пожар, это не помогло бы его потушить. Мы ничего не выиграем, если признаемся. – У меня во рту вдруг пересыхает, и язык начинает ворочаться с трудом. – Если бы я думала, что это нам как-то поможет, я бы первая предложила: давайте всем расскажем. Но не поможет. Какой смысл рисковать сесть в тюрьму и пролететь мимо колледжа? Какая от этого кому-нибудь польза?
– Но мы же нечаянно, – лепечет Вайолет.
Я смотрю на нее в упор, надеясь, что до нее наконец дойдет.
– Ви, лесной пожар, пусть даже устроенный нечаянно, считается преступлением.
– Слушайтесь Ханну, – ворчит Люк, косясь в мою сторону, – она все знает.
Я выдыхаю и тру лоб. Моим друзьям не понравится моя речь, но я дочь шерифа, и мне нужно, чтобы Вайолет поняла: у нас охрененно большие проблемы.
– Это называется неумышленный поджог, Ви, и он может быть квалифицирован как проступок или как тяжкое преступление в зависимости от ущерба, нанесенного пожаром, и решения окружного прокурора. А вы двое – несовершеннолетние, – указываю я на Вайолет и Люка. – А это значит, что все штрафы – а они будут огромные – платить придется вашим родителям.
Мо кивает:
– Того пятнадцатилетнего парня, что устроил пожар в Игл-Крик, оштрафовали на тридцать шесть миллионов.
Вайолет вскидывает ладонь ко рту:
– Бабушка меня убьет!
– Ну, с моей-то нищей семейки они ни цента не получат, – мрачно ухмыляется Люк.
Драммер снова плюхается на кровать.
– Ханна права. Если мы всем расскажем, это никому не поможет, а если промолчим, то хуже вряд ли станет.
Я беру паузу, чтобы его слова дошли до всех, и через минуту, когда возражений не поступает, спрашиваю:
– Ну, договорились? Никто не станет болтать?
Драммер, Люк и Мо кивают. Четыре пары глаз упираются в Вайолет. Она, одетая в топик с открытыми плечами, хмуро смотрит на нас, хлопая длинными загнутыми ресницами. Я вновь поражаюсь тому, насколько она здесь чужая. Она не родилась и не выросла в Гэп-Маунтин, как остальные четверо Чудовищ. Мы ждем, чувствуя, как между нами разверзается пропасть. Первая из многих.
Наконец, вздохнув, Ви бормочет:
– Я никому ничего не скажу.
Все расслабленно выдыхают. В любом случае, учитывая, что нам грозит, ссориться между собой бессмысленно. Я вспоминаю прошлые случаи поджогов и наказания за них. Двое рабочих случайно устроили пожар «Зака» во время ремонта водопровода; бродяга, сжигавший мусор, стал причиной пожара «День», а по вине электроснабжающей компании возник пожар «Кэмп» в калифорнийском Пэрадайзе. Технически все это были несчастные случаи, но каждый из них закончился штрафами и уголовными делами. Нам никак нельзя попасться.
– Я сегодня съезжу к Провалу и осмотрюсь, – говорю я всем остальным. – Отец сказал, что основной блокпост сняли. Мне нужно отыскать проклятую трубку и любые следы, которые мы могли оставить.
– А разве там все не сгорело? – спрашивает Вайолет.
– Пожар начался с небольшого возгорания и быстро двигался в сторону от нас, – пожимаю плечами я. – Вещи, которые мы могли оставить там или потерять, по-прежнему остаются на прежнем месте вместе с нашими отпечатками пальцев. Надеюсь, дознаватели еще не особенно продвинулись в расследовании, но как только продвинутся, мигом найдут источник возгорания и все там оцепят. Поверьте, отыскать точку зарождения пожара не так и трудно. Кто поедет со мной?
– Я поеду, – откликается Драммер.
Я улыбаюсь, довольная, что это будет он, но нервы все еще в напряжении. Мне известно, насколько быстро все может выйти из-под контроля. Сейчас самое важное – скрыть улики. А потом – затаиться и надеяться, что все рассосется само.
Мы расходимся по своим номерам, и я ставлю будильник в телефоне на два часа ночи.
10 июля
Локализация пожара: 0 %
Жертвы: 3 человека
02:06
В два часа звонит будильник, и я складываю в сумку купленный в автомате перекус и пару бутылок воды. Чистя зубы, я всматриваюсь в зеркало, пытаясь разглядеть душу в собственных глазах. Мы с друзьями убили людей, хороших людей. Я наклоняюсь вперед, пока не касаюсь носом стекла. Вид у меня такой же, как и раньше, но чувствую я себя иначе. Будто оказалась не то в кошмарном сне, не то в альтернативной реальности, не то прямо в аду. Пытаюсь вспомнить, как я жила всего несколько дней назад, но с каждым часом та жизнь отдаляется все больше.
Последние два дня Бишоп представляет собой сюрреалистичную картину. Дым от пожара добрался и сюда, затянув небо мрачной тонкой пеленой. Беженцы из Гэп-Маунтин слоняются по магазинам, вестибюлям гостиниц и ресторанов, словно заблудились или забыли, кто они и откуда. Иногда люди замирают на ходу и смотрят куда-то в пустоту.
Меня не отпускает тревога. Я даже не знаю, куда делись мои лошади, – сгорели, как те олени, или упали в каньон, или стали добычей хищников. Рот наполняется слюной, и я стараюсь посильнее ущипнуть себя за щеку, гневно глядя на отражение в зеркале.
– Держи себя в руках, Ханна!
Я твердо намерена скрыть наш поступок. Интересно, делает ли это меня злодейкой? Вероятно. С губ срывается вздох, и стекло запотевает. Преступить закон оказывается проще, чем я думала.
Беру сумку, целую Матильду и выскальзываю из номера. В коридоре нахожу дверь Драммера и тихо стучу. Внутри тихо, никаких признаков сборов. Стучу еще раз.
– Эй, нам пора!
Ответа нет. Зная Драммера, можно предположить, что он просто забыл поставить будильник.
У меня есть ключ от его номера, потому что сначала планировалось, что там будет жить мой отец, и я открываю дверь.
– Драммер? – шепчу я в темноту.
Шорох простыней. Да, он забыл. Я включаю свет в туалете, и слабая лампочка освещает комнату и кровать.
Драммер не один.
Я вижу два тела: загорелые ноги переплетены, волосы девушки спутаны, а рука Драммера покровительственно обнимает ее. Я стою и по-дурацки пялюсь на них, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть. Пахнет сексом, потом и ее шампунем. Она переворачивается на другой бок, инстинктивно избегая света, и утыкается лицом в грудь Драммеру. Простыня сползает, открывая взору гладкую обнаженную спину девушки. Это Вайолет.
Я выскальзываю из номера, прежде чем они успевают меня заметить, и останавливаюсь в коридоре. Согнувшись пополам, жадно глотаю воздух. Раз уж я влюблена в Драммера с шестого класса, то сейчас со всего размаха рухнула на самое дно. Мы обещали друг другу так не поступать: Чудовища не встречаются с Чудовищами. Из глаз катятся слезы, и я пытаюсь их утереть. Перед глазами все еще нагло маячит голая спина подруги. Получается, у Вайолет и впрямь есть все: море денег, внешность кинозвезды, колледж моей мечты… и Драммер.
Мне хочется вернуться в свой номер и спрятаться там ото всех, но нужно добраться до Провала, с Драммером или без него. Я уже собираюсь уйти, но останавливаюсь. Нет уж! Он сам вызвался поехать со мной, так пусть сдержит обещание. Пишу ему: «Я у твоего номера. Ты едешь?»
Вскоре доносится шорох, и дверь с легким скрипом приоткрывается. Всего на дюйм. Он прячет Вайолет от меня, и это бесит. Кажется, раньше он ничего от меня не скрывал. Драммер стоит без рубашки и моргает, пытаясь стряхнуть сон.
– Извини, я забыл.
– Вижу.
Он трет глаза кулаками, словно мелкий карапуз.
– Ладно, подожди секунду.
– Поторопись! – подгоняю я его.
Драммер закрывает дверь и спустя пять мучительных минут появляется снова. На нем джинсы и чистая белая футболка, купленная накануне. Он почистил зубы, по-быстрому принял душ и сбрызнулся дезодорантом, избавляясь от чужого запаха – ее запаха. Я стискиваю зубы и тру ладонью лоб, пытаясь прогнать вернувшуюся головную боль.
– Я готов, – произносит он с такой знакомой виноватой улыбкой.
Наша дружба всегда балансирует на тонкой грани: ему требуется внимание, которое я всегда готова дать, но едва внимание Драммеру уделяет кто-то еще, он практически забывает обо мне.
Потом мы погружаемся в вязкую трясину его чувства вины и моей затаенной обиды, притворяясь, будто все по-прежнему.
Он выходит из номера, стараясь прикрыть от моего взгляда Вайолет, все еще спящую в его постели.
До начала тропы, ведущей к озеру, мы едем медленно и молча, и через час мы уже на месте. Руль я доверила Драммеру: он любит играть роль альфа-самца, когда есть такая возможность.
– Останови, – приказываю я, когда он съезжает с дороги, собираясь двинуть прямо к Провалу. – Следы.
– В смысле?
– Нельзя оставлять около очага пожара свежие следы шин, которые могут привести к моему джипу. Оставим машину здесь.
– Как скажешь, детектив.
Он переводит машину на стояночный тормоз, и мы выходим, натягивая респираторы, прихваченные в вестибюле гостиницы: в Бишопе средства защиты раздают повсюду совершенно бесплатно. В новостях сказали, что дым от устроенного нами пожара дотянулся аж до штата Вашингтон.
Мы с Драммером выходим на тропу.
– Не понимаю, как все это можно связать с нами, – бубнит он через маску.
Мы с ним одного роста, и мне легко шагать с Драммером в одном темпе.
– Слыхал о пожарно-технической экспертизе? – спрашиваю я.
Он фыркает в ответ:
– Если о ней не пишут на пачках с сухим завтраком, я пас.
Драммер вечно строит из себя дурачка, хотя это вовсе не так. Просто он терпеть не может выполнять домашние задания, ему не хватает усидчивости. Я вкратце объясняю:
– Это изучение развития лесного пожара и выяснение его причин и места возникновения. Дознаватели обязательно найдут, где он начался, если еще не успели это сделать.
Его брови ползут вверх, словно Драммер мне не верит.
Я спускаю маску на подбородок, чтобы ему было лучше слышно.
– Как только они выяснят, откуда начался пожар, то тут же найдут очаг возгорания и начнут расследовать причину его возникновения. Будут искать свидетелей через объявления в новостях, опрашивать местных жителей, выписывать ордера на обыск и просматривать записи камер наблюдения с дорог, ведущих к Провалу. Они сделают все, чтобы кого-нибудь арестовать. – Я касаюсь его руки: – Три человека погибли, Драммер, еще несколько пропали без вести. Пожар еще не потушен. Возможно, придется эвакуировать Йосемитский парк. Это очень большая проблема.
– Ясное дело. – Он тоже сдвигает маску. – Но разве весь этот ущерб – действительно наша вина? То есть да, заварили кашу мы, но почему пожарные сразу не потушили огонь? Почему полиция не вывезла всех вовремя из Стоуни-Ридж? Не можем же мы быть виноваты во всем!
Он раздражен, поэтому я не перечу. Если мы найдем трубку Люка и соберем все, что оставили на берегу, его вопросы так и останутся теорией. Уже начинает светать, и мы переходим на трусцу, чтобы добраться до конца тропы.
О проекте
О подписке