Цитаты из книги «Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной?»

Я из тех, кто скорее пойдет пешком, чем станет дожидаться автобуса. Из тех, кто поедет кружным путем, но не будет торчать в пробке. Из тех, кто считает, что любая проблема дается для того, чтобы ее решить. Я не умею стоять в очереди — скорее откажусь от того, за чем нужно стоять, — и не люблю отказы. Что значит «нет»? Либо вы задали не тот вопрос, либо спросили не того человека. Всегда можно добиться ответа «да».

Большинство женщин умеют отдавать — нас этому учат с детства, — но у большинства женщин сложности с тем, чтобы принимать. Ты щедрый и добрый человек, иначе мы бы с тобой не сошлись, какой бы умной и харизматичной ты ни была, — но наши конфликты и трудности вертятся вокруг любви. Кажется, ты не доверяешь мне заботиться о тебе.

Чувств не бывает слишком много, хотя многие из нас стараются изо всех сил, чтобы чувствовать как можно меньше. Чувствовать — страшно.

Послушайте, мы все люди. Послушайте, мы ведь предрасположены к любви. Любовь нетрудно найти, но нужно, чтобы нас ей обучили. Нам хочется встать на ноги и сделать самостоятельные шаги, но рядом непременно должен быть кто-то, кто возьмет за руку, поможет устоять, направит нас и поддержит, если мы упадем. Послушайте, падения неизбежны. Любовь нетрудно найти, но ее нужно освоить — во всем разнообразии ее вариантов и форм. Стоять на двух ногах я научилась сама, но научиться любить не сумела. В нас заложена способность говорить. В нас заложена способность любить. Но чтобы дать этим способностям выход, нам нужны другие люди. В своих текстах я нашла способ говорить о любви — по-настоящему. Но способа любить я там не находила. И вот настало время перемен.

Смесь миссис Уинтерсон и Калибана. Ее любимые ответы не имели ничего общего с логикой. Если я говорила: «Я хочу поговорить об угольном погребе», она отвечала: «Да ты с первой встречной переспишь, правда?» Если я спрашивала: «Почему мы были такими бестолковыми в школе?», она говорила: «Это все нейлоновые трусы виноваты».

Это самое опасное дело на свете. Будто бомбу обезвреживать, только в роли бомбы — вы сами. Проблема в том, что этот уродец — это вы. Пусть он отделился, живет и пакостит в нижней части сада, но вы одной крови, он питается с вашего стола. Не справитесь — покатитесь в пропасть вместе с ним. Добавлю лишь, что это создание обожает самоубийства. Со смертью оно на короткой ноге. В моем безумии мне стало ясно, что пора начать разговаривать с этим существом.

Помните, как принцесса целует лягушонка — и раз! вот он, принц? Покрытое слизью, омерзительное создание, которое обычно водится в колодце или пруду и питается слизнями, жаждет, чтобы его увидели и полюбили. Вернуть уродливой больной части человеческий облик — это задачка не для вежливого внутреннего соцработника.

Во многих сказках — вы точно их читали — герой в безнадежной ситуации заключает сделку с нечистой силой и получает то, в чем нуждается, действительно нуждается, чтобы продолжить путь. Но вот принцесса спасена, дракон повержен, сокровища покоятся в сокровищнице и замок празднично украшен, как тут на сцене появляется нечистая сила и крадет новорожденного наследника, или превращает его в кошку, или, подобно тринадцатой фее, которую никто не пригласил, вручает смертоносный дар, убивающий счастье.

Злобное, потерянное, дурное дитя, в одиночестве обитающее на дне болота, не было творческой частью Джанет — оно стало жертвой военных действий. Жертвоприношением. Оно ненавидело меня. Оно ненавидело жизнь.

Во мне существовала субличность, часть меня — или как вам будет угодно ее описать — настолько искалеченная, что ей проще было смириться со смертью, чем примириться со мной. Эта моя часть — одинокая, скрытая в грязном заброшенном логове, всегда была способна устроить набег на остальную территорию. Вот откуда вспышки яростного гнева, деструктивное поведение, моя потребность разрушить любовь и доверие, как когда-то их разрушили для меня. Вот откуда мое безрассудство — не свобода — в сексе. Я никогда себя не ценила и всегда готова была броситься вниз с крыши собственной жизни. Ну разве не романтично? Чем не бунт свободного творческого духа?