Франклин Рузвельт. Человек и политик

Джеймс Макгрегор Бёрнс, как и его знаменитый однофамилец из "Симпсонов", родился в 1918 году, участвовал во Второй мировой и благополучно дожил до наших дней. Но вместо угнетения провинциалов он занялся политической карьерой, а затем преподаванием политологии. В 1970-ых вышли его главные работы по теории лидерства, а также биография президента США Франклина Рузвельта, за которую Бёрнс получил Пулитцеровскую премию. В духе советских генералов, "пропускавших" в своих мемуарах 1941 год, Бёрнс никак не касается первых, самых неоднозначных, лет президентства ФДР, ловко избегая полемики вокруг "нового курса". Перед нами Рузвельт времён войны, о чём говорит и подзаголовок оригинального издания - "Солдат свободы". Хроника боевых действий, внутриполитическая борьба, проблемы международных отношений, мобилизация экономики, рождение новой финансовой системы мира и изменения в американском обществе - это внешняя канва событий. Эволюция института президентства, выдвижение социальных демократических инициатив, формирование эффективной администрации, противоречия личности Рузвельта - не менее важная субъективная сторона исследования. Книга американского автора не панегирик супергерою в президентском кресле-каталке и не ода на процветание Америки. Это трезвый взгляд на проблему лидерства в чрезвычайных обстоятельствах; честный рассказ о силе и слабостях великого человека, наделённого почти безграничным кредитом народного доверия.

Для тех, кто не в теме:
Среди прочих, книга о Рузвельте выделяется одновременно пристрастным и отстранённым взглядом её автора. Бёрнс аккуратно перечисляет все сколько-нибудь заметные речи, планы и действия президента, как всезнающий секретарь за спиной шефа, пишет о мотивах принятия тех или иных политических и военных решений, иными словами, не теряет причинно-следственную нить. С другой стороны, в книге много прямой речи, интересных портретных деталей соратников и противников Рузвельта, союзников по антигитлеровской коалиции, лидеров Оси, военачальников. В характере президента Бёрнс фиксирует сложное сочетание практичности опытного государственного деятеля и идеализма демократа джефферсоновского типа. Прежде всего выдающийся оратор, популист, иногда даже демагог, но также и грамотный организатор (кабинет ФДР считается одним из сильнейших по составу в истории США) и мастер компромисса, Рузвельт стремился к более гуманному послевоенному миру, а внутри страны - к устойчивому социальному развитию. Для Бёрнса Рузвельт не абстрактный герой истории, а близкий, понятный человек, политический наставник, и потому ему прощается чуть больше, чем остальным. Вряд ли стоит упрекать уважаемого биографа за это: идеализм - вещь заразительная, а несбывшиеся мечты нам дороже осуществлённых, о них мы пишем честно и с удовольствием.

Для тех, кто в теме:
Семьдесят лет назад, когда слова "свобода", "демократия", "права человека" ещё не затёрлись от частого употребления и не мутировали в опасные формы словоблудия, люди были крупней и дела их были значительней. В "звёздные часы человечества" Рузвельт делил опасный, загадочный мир с Черчиллем и Сталиным и противостоял Гитлеру, Хирохито, Муссолини. На протяжении всей книги Бёрнс уделяет немало внимания обстановке в главных мировых державах и характеристике их лидеров. Наделяя Рузвельта чертами народного вождя, президента для всех, автор противопоставляет ему Черчилля, цепляющегося за остатки имперского величия Британии, и приверженца "реальной политики", жёсткого Сталина. Лучшие места книги рассказывают о взаимной "притирке" трёх непохожих союзников, сущности разногласий советского и западного блоков, предтечах "холодной войны". Идеализм Рузвельта терпит здесь полное поражение: англичане не собираются уходить из Индии, а русские - помогать полякам. Президент везде уступает Сталину и не может преодолеть упрямство Черчилля - и великого послевоенного альянса не получается. В новом мировом порядке "аристократу от политики" места не найдётся.

Общая оценка:
О странных взаимодействиях идеального и рационального в переломный момент истории.

Один из стереотипов в литературе «исторической» - лакирование, ретуширование личностей и событий пост-фактум. По прошествии времени какой-то исторический период, в котором действовала реально крупная личность, представляется неким монолитом, внутренне целостным куском истории жизни и личности, и народа, личностью возглавляемого. Рузвельт – не исключение. Советская историография всегда была благосклонна к Франклину Д. Рузвельту по понятным причинам. А то, что мы называем деталями, где, как известно, известный персонаж и сидит, ушло в историческую тень, которую отбрасывает любая эпоха.
Собственно, «рузвельтовский» период чтения начался не с этой книги, хронологически она охватывает период с 1940 до конца жизни ФДР в 1945 году. Понятно, что основной исторический фон – война. Автор анализирует морально-этический, в первую очередь, фундамент личности для понимания ценностей, направлявших деятельность Рузвельта в конкретных обстоятельствах конкретного времени. Цельность-раздвоенность, как и бывает в реальной жизни (не деление её, жизни, на белое-черное, хорошее-плохое, а неразрешимый в рамках человеческой жизни симбиоз всего черно-белого) этот симбиоз не помешал ФДР остаться натурой цельной-целостной. «Дуализм проник в умы всех американцев, метавшихся между евангелическим идеализмом, сентиментальностью, утопизмом одной эпохи и традициями национального эгоизма, изоляционизма и расчетливости – другой», - так характеризует автор-американец реперные точки в системе ценностей нации, которые влияли на конкретные действия, называемые политикой.
Представляется, что «шероховатости» личности – изюминка книги. Они не развенчивают ФДР, они делают личность живой, яркой, объемной, человечной в конце-концов. Я попытался в цитировании показать авторскую позицию в анализе Рузвельта-политика и человека.
Книга интересна ещё и тем, что дает возможность понимания иной ментальности, ментальности интеллектуальной элиты Америки. И имею в виду не Рузвельта, а именно автора книги. Как они мыслят? Как излагают и чем мысль иллюстрируют? Какие оценки дают и нам, русским, в том числе и почему именно такие? Они - другие, а потому невольно помогают нам, другим же по отношению к ним, пониманию нас самих, потому как сравнение, незамутненное, по возможности, стереотипами, и есть взгляд на самих себя глазами другого.