2

Женщина с паникой в глазах вбежала в больницу. Чуть медленней за ней бежал мужчина, ее муж. Она чуть ли не запрыгнула на женщину на стойке регистрации.

– Где моя дочь? – крикнула она, регистраторша испуганно отшатнулась.

– Женщина, не нервничайте. Назовите имя и фамилию пациентки. – протараторила та.

– Аннетт К***. Как она себя чувствует? Она жива? – регистраторша быстро забила ее фамилию и имя в компьютер.

– Простите, но у нас в больнице нет пациентов с таким именем. Я вам даже больше скажу, таких пациентов не было даже за этот год. – она слабо улыбнусь, но испугавшись взгляда женщины, она начала перебирать бумаги, лежащие на столе. – Простите, ничем не могу помочь.

– Женщина, – видя бешенные искры в глазах жены, муж отодвинул ее от стойки и начал уточнять: – Сегодня ночью к вам поступила пациентка, молодая девушка семнадцати лет. Скорее всего ее доставил сюда высокий, седоватый, широкоплечий мужчина. Не думаю, что он с ней знаком, поэтому скорее всего в базе не записаны ее фамилия и имя.

– Да, точно. – кивнула женщина. – Он, кстати, тоже сейчас приходил, только что ушел.

– Ах он сукин сын! – крикнула женщина, но муж снова отодвинул ее от стойки.

Регистраторша позвонила кому-то и через пару минут возле стойки появилась молодая медсестра.

– Отведи их в третью вип-палату – указала регистраторша и снова начала раскладывать бумаги, параллельно отвечая на звонки.

– Откуда взялась вип-палата? Это какой-то новый развод? А после ее выписки вы выставите нереальный счет? – возмущалась женщина.

– Не волнуйтесь. – ответила медсестра, гордо держа спину. – Вип-палата с лечением оплачена до вечера.

– А кто ее оплатил?

– Видимо тот самый «сукин сын». – саркастично ответил муж.

* * *

Они зашли в палату и увидели Аннетт, которая слабо глядела на них из-под отекших век. Мать бросилась к дочери, но остановилась возле кровати и, присев на край, оглядела ее печальным взглядом.

– Просто ничего мне не говори. – с трудом проговорила Аннетт. – Давай забудем все что было до сегодняшней ночи. – она попыталась открыть глаза как можно шире, будто от этого мать больше проникнется ее речами. – Я изменюсь. – прошептала она.

Мать закивала головой и по ее щекам потекли слезы. Стоя у двери, отец поджал губы и долго смотрел на них, будто обнимая взглядом.

Через полчаса, когда мужчина отправился за кофе для себя и чаем для жены, возле кофейного автомата его поймал лечащий врач Аннетт.

– Здравствуйте! – врач пожал ему руку. – Простите, что я не подошел к вам раньше, был очень занят. Я лечащий врач вашей дочери.

– Добрый день! – ответил мужчина. – Ничего, рад познакомится.

– Взаимно. Значит вы получается ее отец? – мужчина кивнул. – Хорошо, я бы хотел поговорить с Вами, нужно обсудить несколько деталей. Пройдемте ко мне в кабинет.

Мужчина последовал за врачом. Зайдя в кабинет, врач сел в рабочее кресло, а мужчина напротив него. Врач недолго разглядывал его и обдумав то, о чем ему предстоит говорить, начал:

– Скажите, Вы были в курсе, что ваша дочь употребляет наркотические вещества? – серьезно проговорил он.

– К сожалению, да. – подтвердил мужчина.

– Почему же к сожалению? Когда вы знаете суть проблемы, вы имеете шанс ее решить.

– К сожалению, потому что мы с женой не можем ничего сделать. Мы не знаем, как с ней бороться.

– Вы сказали «вы с женой», то есть у вас полная семья? – уточнил врач.

– Да, конечно. Не ищите причины, почему она начала это делать. – покачал головой мужчина. – Она единственный ребенок в семье, мы никогда ее сильно не ругали, но и не баловали как золотого теленка. Из-за некоторых причин, мы были вынуждены прожить одно время далеко от центра.

– Где конкретно?

– Давайте без конкретики. – вздохнул отец. – Из школы в школу мы ее возили, всегда следили за тем где и с кем она гуляет, но все же проконтролировать просто невозможно. Когда ей исполнилось пятнадцать, мы переехали, но тогда она уже начала…

– Я вас понял. – кивнул врач и что-то быстро записал на бумаге. – По крайней мере, я надеюсь вы не поощряете такого поведения.

– Нет, ну что Вы! – воскликнул мужчина. – Мы просто не знаем, как от этого избавиться!

– Избавиться от этого уже не получится. Я бы не хотел говорить такие громкие слова как «слишком поздно», но вы сами понимаете, что некоторые вещи нельзя исправить даже при вложении огромных денег и усилий.

– Сколько ей осталось? – прямо спросил отец Аннетт. Глаза врача расширились от неожиданного вопроса, обычно люди избегают прямоты, но рубить правду сразу тоже не стоит.

– У нее съедены почти все органы. В желудке дыра, предполагаю, что печени вообще не осталось, я не говорю уже о критическом нарушении гормонального фона…

– Она доживет до своего совершеннолетия? – мужчина поднял на него мокрые глаза.

– Если она доживет, это будет чудо. – отец тяжело вздохнул и, откинувшись на спинку стула, провел рукой по щекам. – И все-таки я бы посоветовал пройти полное обследование, сдать все возможные анализы. Скорее всего врачи, которые специализируются на более узких сферах, найдут какой-то выход, но вы же сами понимаете, что в любом случае она уже не сможет жить привычной жизнью. Лечение будет предполагать многочисленные операции, скорее всего даже трансплантацию. Когда она очнулась, она сказала, что действительно хочет жить, но подумайте захочет ли она жить ТАКОЙ жизнью? Подумайте об этом не как отец, а как отстраненный человек. Я понимаю, что это трудно, но стоит попытаться. – врач помолчал и, попрощавшись с мужчиной, приступил к работе.

Мужчина долго не решался зайти в палату к дочери. Он ходил по холлу, ломая себе руки. Выпил три кофе и, купив четвертое, сел на кресло, стоявшее рядом с вип-палатой. Тряся ногой, он крутил в руках картонный стакан. Поднеся стаканчик ко рту, он вспомнил слова, которые говорила ему дочка очень часто до того, как начала употреблять. Она всегда просила его не пить много кофе, ведь оно вредно для желудка. «Тебе может стать плохо, а вдруг тебя вообще в больницу увезут. Папуля, ты мне живой нужен» – говорила она, повиснув ему на шею. По лицу мужчины потекли слезы, ведь теперь в желудке его дочери была огромная дыра и она вместо него лежит в больнице. Он вскочил на ноги и со всей силы кинул картонный стаканчик в стену. Крышка отлетела и кофе забрызгало стены. Упав на пол, стаканчик продолжил истекать недопитым черным кофе.

Мужчина зашел в палату: мама все не отходила от кровати дочери, боясь отпустить ее руку, будто прямо на ее глазах она может превратиться в дым и раствориться, словно ее никогда и не было.

– Ты принес чай? – спросила женщина, дернувшись на шорох сзади.

– Прости, забыл. – ответил он. Нужно как-то сообщить жене, что скоро она уже не подержит дочку вот так за руку. Лучше пусть эту новость сообщит он, родной человек, чем поставит перед фактом сухой врач. – Пошли, нужно уточнить на счет продления палаты. – он шмыгнул носом.

– А сам не можешь? – огрызнулась женщина.

– Там нужна подпись обоих опекунов. – женщина агрессивно вздохнула и вышла вслед за мужем.

– Куда идти? – спросила она, закрывая за собой дверь.

– Я сейчас разговаривал с лечащим врачом Аннетт. – женщина остановила на нем испуганный взгляд.

– И что он сказал? – протяжно спросила она, сглатывая комок, давящий на горло.

– Что, если Аннетт доживет до своего совершеннолетия, это будет чудо. – женщина зарыдала и бросилась в объятия мужа. – Но есть шанс, можно попытаться отсрочить и даже возможность вылечить ее. Доктор сказал, что нужно пройти полное обследование и тогда назначат операции. Это, конечно, все стоит огромных денег, но…

– О чем ты говоришь? – закричала женщина. – Какие деньги, когда речь идет о жизни ребенок? Да если понадобиться, я лично стану донором!

– Но после всех многочисленных операций она останется инвалидом. – заключил муж.

Женщина закрыла лицо руками и, тяжело вздохнув, посмотрела куда-то в сторону.

– По крайней мере она будет жить. – ответила жена.

– Жизнь ли это? – вопросил мужчина, но женщина сразу же отстранилась от него.

– Неужели тебе просто жалко денег? Тебе жалко денег на жизнь своей дочери! – закричала она.

– Ты что несешь? Подумай сама: она не сможет ходить, а если вообще двигаться? Не сможет услышать наши голоса? Увидеть нас? Об этом ты не подумала?

– Но она будет чувствовать нас! Она будет жива! Как только она оклемается, пройдем обследование. – твердо сказала женщина и направилась в палату. – Принеси мне крепкий чай, мы здесь на долго. – бросила она, входя в палату.

Снова крик

1

Матери Аннетт отдали одежду дочери, ей же родители привезли чистую белую майку с принтом и темно-синие джинсы (за последнее время она сильно похудела, поэтому старые джинсы теперь стали ей велики, а ремень пришлось затянуть до последней дырочки). Не успели они выйти из палаты, как их остановила медсестра.

– Девушка, – обратилась она к Аннетт. – вы забыли. – медсестра протянула ей черную кожаную куртку.

– Аннетт, я не помню у тебя такой куртки. – сказала мать. – Вы, наверное, ошиблись. Это не наше.

– Но девушка была в этой куртке, когда ее сюда доставили. – пояснила медсестра.

В глазах матери промелькнула такая ярость, что дочке показалось, что та сейчас же разорвет эту куртку вместе с медсестрой. Аннетт вообще слабо помнила в чем была одета. Не исключено, что она просто забыла снять куртку, когда вернулась домой.

– Благодарю. – сказал отец и забрал куртку.

Опираясь на руку матери Аннетт вышла из больницы и села в машину на заднее сиденье. Отец занял водительское сиденье и легким движением закинул черную кожанку к девочке. Девочка пролежала в больнице почти неделю, а если быть точным, то 6 дней (ее хотели выписать на пятый день, но мать настояла на еще одном «профилактическом» дне). Ко всему прочему, еще на неделю у нее рекомендуемый больничный и на полгода отписка от физкультуры. Конечно, любой ребенок на ее месте прыгал бы от радости до потолка и провел бы эти «выходные» отсыпаясь и целыми днями смотря телевизор, но после ужасного приступа у Аннетт появилось жгучее желание прочувствовать то, что она, как ей казалось, упустила: студенческие будни (она училась в колледже), прочитать книги, которые не прочитала за потерянные года, одеваться как можно ярче, завести друзей, поругаться с лучшей подругой (но потом, конечно же, помириться), найти любовь… Сотни мыслей и желаний мелькали в ее голове, но как же успеть все это за такой короткий отведенный ей срок, о котором она даже не догадывалась? Оставалось каких-то три месяца, а столько вещей в мире, с которыми она не знакома, столько еды, которой она не пробовала, столько стран, которых она уже никогда не посетит. Куда же выпали года ее юности? А какие чувства испытывает человек, когда только начал жить, но уже находится на краю пропасти? Когда человек переполнен жаждой жизни, которую утолить не имеет возможности?

В машине было душно и отец включил кондиционер. Поежившись, Аннетт подтянула к себе кожанку и накинула на плечи, увидев, как мать покосилась на нее через зеркало заднего вида. Они ехали в машине по знакомой местности, но все дома казались какими-то иными, будто ее, как Элли, унес ураган, пока она лежала в больнице. Прижавшись к окну, она с детским любопытством и восторженностью глядела на серые дома, мерцающие светофоры, шумные автобусы и небольшие цветные, словно игрушечные, машинки. А какой интерес у нее вызывали люди, сидящие в этих машинах: каждый едет по своим делам, у каждого свои мысли, цели, чувства, эмоции. Кто-то спешил по делам, кто-то ехал неторопливо, создавая пробку, кто-то начинал нервно гудеть, а кто-то наслаждался громкой музыкой, которую слышали даже его соседи по дороге.

Они остановились на светофоре и Аннетт переместилась к другому окну напротив также остановилась машина наверху которой были привязаны велосипеды. Она вгляделась в эту конструкцию. Лишь один раз в жизни она ездила на велосипед, когда в детстве ее друг во дворе пытался научить ее ездить, чтобы кататься вместе по соседним районам. Он выдвинул теорию, что, чтобы научиться ездить, нужно забраться на высокую гору и велосипед сам повезет ее, тогда и научится. Но гор поблизости было не видно, и они решили, что горка на детской площадке во дворе ничем не хуже. Они кое-как затащили на нее небольшой детский, но уже двухколесный велосипед. Друг пытался подбодрить Аннетт, но она чувствовала, что это очень плохая идея, лучше вообще никогда не ездить, чем вот так. Она уже собиралась отказаться, как он толкнул велосипед девочки, и она полетела, но полет ее был недолгим. Она упала с велосипеда на середине пути и сломала руку. Мальчик, перепугавшись, побежал к ее подъезду и набрал дрожащей ручкой код. Тут же выбежала мама и они поехали в больницу. Тогда ей было всего пять лет, а ее другу шесть.

Внимание Аннетт привлек крик детей. В машине напротив на заднем сиденье двое детей, мальчик и девочка, усиленно махали ей. Мальчик корчил рожицы, а девочка добродушно улыбалась с большим леденцом в руках. Аннетт улыбнулась в ответ и неуверенно помахала рукой. Тогда загорелся зеленый свет, и они двинулись, теперь машина с угрожающей конструкцией из велосипедов оказалась на три машины впереди. Они ехали медленней, будто весь мир пытался сделать так, чтобы она успела насладиться этой поездкой. На секунду Аннетт поразила мысль: Будут ли у нее когда-нибудь такие же милые сорванцы и преданный муж или она уже похоронила всякую надежду на светлое будущее в роли хранительницы очага?

Вдруг ее взгляд поймал безликий человек на мотоцикле. Зыркнув в ее сторону, он попытался немного приблизиться к их машине. Испугавшись, что сейчас он заденет их, девушка отшатнулась, схватившись за переднее сиденье, но мужчина просто перестроился ближе к машине, продолжая ехать в параллель. Оценив дорогу впереди, голова в шлеме повернулась в сторону Аннетт. Она не видела его глаз, но точно знала, что он рассматривал ее. Мужчина помахал рукой, но на этот раз девушка не ответила, опасливо следя за каждым его движением. Их машина повернула налево, а мужчина проехал дальше вперед. Аннетт подскочила к заднему окну, проводив его взглядом. Мужчина был одет в потрепанную безрукавку зеленовато-песочного цвета из плотной ткани с разнообразными нашивками. На улице было достаточно жарко, даже душно, но ему, наверно, было хорошо: он может почувствовать кожей прохладу, которой в это лето очень не хватало. Однако, в ее сознание запал не сам образ мужчины, а немного выцветшая, но не потерявшая красок, татуировка от плеча до локтя. Это было нечто из древнего Египта: рассмотреть деталей она не успела, но в глаза ей бросился жук скарабей рядом со странными манускриптами и, как фоном, голубое небо. Этот рисунок был до боли знакомым, но Аннетт никак не могла вспомнить где же могла его видеть. Даже детство свое она вспоминала с трудом, а в подростковом возрасте она почти ни с кем не общалась, но среди ее немногочисленных знакомых точно не было никого с татуировками, тем более такими яркими.

Когда они вошли в квартиру (надо заметить, что ехали они в полной тишине), мать помогла дочке раздеться и, повесив куртку в шкаф, прошла на кухню.

– Будешь чай? – спросила женщина у дочки немного трясущимся голосом. – Тебе сейчас нужно что-нибудь сладкое для крови.