Третьим в мою коллекцию попала канарейка совершенно случайно. Я проходила мимо зоомагазина на рю Мерсьер, когда услышала отчаянное щебетание. В витрине, в небольшой клетке, металась желтая птичка. Продавец – пожилой мужчина с усталым лицом – объяснил, что канарейка по кличке Селеста осталась без хозяйки.
– Мадам Лемуан умерла на прошлой неделе, а родственники не хотят брать птицу. Завтра ее отвезут в приют, – вздохнул он. – Жалко, такая красивая и умная.
Я посмотрела на канарейку, и она вдруг замерла, уставившись на меня маленькими черными глазками-бусинками. В этом взгляде было что-то знакомое – та же мудрая осознанность, что я видела у Феликса и Марго.
– Сколько она стоит? – спросила я импульсивно.
Полчаса спустя я шла домой с клеткой, кормом и всеми необходимыми принадлежностями. Жан-Пьер, которого я предупредила по телефону о новом приобретении, встретил меня с улыбкой.
– Еще один член семьи? – поддразнил он. – Скоро тебе придется снимать зоопарк вместо квартиры.
– Не смейся. У меня есть подозрение, что Селеста тоже особенная.
Мы установили клетку в гостиной, рядом с окном. Феликс обнюхал новенькую с достоинством, Марго дружелюбно завиляла хвостом. Селеста осмотрела свое новое жилище и одобрительно защебетала.
– Красивая птичка, – сказал Жан-Пьер, протягивая палец к прутьям клетки. – Привет, Селеста.
Канарейка подпрыгнула к нему на жердочку и склонила голову набок, изучая. Затем она посмотрела на меня и издала серию коротких трелей, которые показались мне почти осмысленными.
– Похоже, она пытается нам что-то сказать, – заметил Жан-Пьер.
Если бы он знал, насколько близок к истине.
После его ухода я подошла к клетке и внимательно посмотрела Селесте в глаза. Мир качнулся привычным образом.
Но видение было совершенно иным – резким, отрывистым, полным тревожных образов. Я увидела себя идущую по темной улице. Кто-то следовал за мной, держась в тени. Силуэт мужчины в длинном пальто, лицо скрыто шляпой. Он останавливался, когда останавливалась я, ускорял шаг, когда я шла быстрее.
Затем картинка сменилась. Та же улица, но теперь я оборачивалась. Мужчина быстро отворачивался, делая вид, что рассматривает витрину магазина. В свете уличного фонаря я различила профиль – острый нос, седеющие виски, знакомые черты.
– Чирик!
Селеста громко вскрикнула, и видение оборвалось. Я тяжело дышала, сердце колотилось. Мужчина в видении показался мне знакомым, но я не могла вспомнить, где его видела.
А главное – это было предупреждение об опасности. Если видения Феликса показывали будущие события, а Марго открывала эмоциональный мир людей, то Селеста, похоже, предупреждала об угрозах.
Следующие дни я стала внимательнее к окружающему. И действительно начала замечать странности. На работе мне казалось, что кто-то роется в моих бумагах. Дома – что кто-то наблюдает из окон соседнего дома. По дороге в архив я несколько раз оглядывалась, чувствуя чужой взгляд.
Жан-Пьер заметил мое беспокойство.
– Ты какая-то напряженная последнее время, – сказал он за обедом в кафе возле библиотеки. – Что-то случилось?
– Просто мне кажется, что кто-то за мной следит, – призналась я.
Он нахмурился.
– Серьезно? Может, стоит обратиться в полицию?
– С чем? С ощущением, что за мной наблюдают? Они решат, что я параноик.
– Хорошо, тогда будем внимательнее. Если заметишь что-то подозрительное, сразу звони мне.
Ответ пришел через неделю. Я возвращалась домой поздно вечером после работы над каталогом рукописей четырнадцатого века. Улицы были почти пустыми, горели редкие фонари. И вдруг я услышала шаги за спиной – размеренные, повторяющие ритм моих.
Я ускорила шаг. Шаги за спиной тоже участились. Остановилась у витрины – остановились и они. Сердце заколотилось от страха и одновременно от узнавания. Точно как в видении Селесты!
Я резко обернулась. В свете уличного фонаря стоял мужчина в длинном темном пальто и шляпе. Когда я повернулась, он быстро отвел взгляд и сделал вид, что изучает витрину антикварного магазина.
Антикварного магазина Внезапно меня осенило. Луи Лемэтр! Владелец магазина в бывшем доме де Монморанси, которого я встретила в поисках тайника. Теперь, когда я видела его профиль, узнавание стало полным.
– Месье Лемэтр? – окликнула я.
Он замер, а затем медленно повернулся. На лице читались смущение и что-то еще – вина? страх?
– Мадемуазель Дюмон, – натянуто улыбнулся он. – Какая неожиданная встреча.
– Вы следили за мной, – констатировала я. – Зачем?
Луи помолчал, явно подбирая слова.
– Можно поговорить? Есть вещи, которые вам лучше знать. Для собственной безопасности.
– Здесь? На улице?
– Зайдемте в кафе. То, что работает круглосуточно, на углу.
Мы молча дошли до маленького кафе, где в такое время обычно сидели только ночные рабочие и бессонные студенты. Заняли столик в дальнем углу.
– Итак, – сказала я, когда официант принес кофе, – объясняйтесь. Почему вы следили за мной?
Луи долго молчал, вертя чашку в руках.
– Потому что вы задаете опасные вопросы, – наконец сказал он. – И находите то, что лучше бы оставалось потерянным.
– О чем вы говорите?
– Об Изабель де Монморанси. О тайнике в камине. О том, что там было спрятано.
Сердце подскочило.
– Вы знаете, что там было?
– Знаю. И знаю, почему это кого-то очень интересует. Мадемуазель Дюмон, вы втянулись в историю, которая началась во время войны и до сих пор не закончена.
Он сделал глоток кофе и продолжил:
– Изабель де Монморанси действительно погибла в 1943 году. Но не в концлагере и не от рук немцев. Ее убил сосед-коллаборационист, Анри Боннар, за то, что она отказалась отдать ему фамильные драгоценности.
– Анри Боннар – я вспомнила дневник Амели. – Тот самый, чья служанка вела записи?
– Именно. Амели Боннер была его племянницей, жила в его доме. Она все видела, все записала, а потом сбежала. Спряталась, сменила имя. Дневник – это свидетельские показания против убийцы.
– Но Боннар же давно умер.
– Боннар умер. Но не его сын. И не внуки. Семья Боннар до сих пор живет в Лионе и владеет довольно успешным бизнесом. Антикварным бизнесом.
Кровь застыла в жилах.
– Вы хотите сказать.
– Что у нас общая фамилия не случайно. Анри Боннар был моим дедом, мадемуазель Дюмон. А вы нашли документы, которые могут разрушить репутацию всей моей семьи.
Я откинулась на спинку стула, пытаясь осмыслить услышанное.
– И что же вы собираетесь делать? Убить меня, как дедушка убил Изабель?
Луи болезненно поморщился.
– Боже, нет! Я не такой, как он. Я даже не знал правды, пока не начал собственное расследование после нашей встречи. Вы заставили меня заинтересоваться семейной историей.
– Тогда зачем следили?
– Чтобы понять, как много вы знаете. И чтобы предупредить, если понадобится. Видите ли, я не единственный наследник Анри Боннара. Есть еще мой двоюродный брат Жерар. У него другие взгляды на семейную честь.
– То есть он может попытаться.
– Мадемуазель Дюмон, вы публиковали статьи о дневнике Амели. Рассказывали коллегам о своих находках. Жерар об этом знает. И он не такой сентиментальный, как я.
Страх сдавил горло. Селеста предупреждала не просто о слежке, а о реальной опасности.
– Что мне делать?
– Прекратить исследования. Забыть о де Монморанси. Переключиться на другие проекты.
– Но я не могу просто бросить работу.
– Можете, если хотите остаться живой.
Мы просидели еще полчаса, обсуждая детали. Луи рассказал, что Жерар Боннар – владелец сети антикварных магазинов, человек влиятельный и жестокий. Для него семейная репутация – основа бизнеса. Скандал с дедом-убийцей может разрушить все.
– Я попытаюсь его урезонить, – пообещал Луи. – Но не могу гарантировать. Будьте осторожны, мадемуазель. И подумайте о моем совете.
О проекте
О подписке