Предупреждение читателю: все совпадения в книге с реально существующими местами, людьми и событиями являются случайными.

Por una cabeza*

* В переводе с испанского фраза имеет два толкования: первое – потеря победы лошадью на скачках «из-за одной головы (на голову отстала)», второе – неудача лирического героя «из-за головы», опьяненной страстью и азартом.

Вы когда-нибудь думали о себе в третьем лице? Не из-за того, что вы шизофреник в диссоциативном расстройстве, а чтобы сменить ракурс, попытаться найти выход из безвыходной ситуации. Не сказал бы, что моя ситуация совсем уж безвыходная, но застрял я капитально и, куда выруливать, совершенно не понимаю. Вот и представляю себе, будто изучаю ситуацию как бы со стороны, глядя в монитор, как охранник в супермаркете средствами объективного контроля. Я же взрослый, психически зрелый мужчина, умный, эрудированный как минимум. Значит, способен к саморефлексии, то есть к беспристрастному наблюдению себя со стороны. Про взрослого и психически зрелого – это я не сам догадался, мне об этом наша штатная психологиня сегодня два часа томным голосом рассказывала, вдохновляла, как говорится, на производственные подвиги.

Зачем они так делают? Обращали внимание, какие эти психологини всегда внешне прилизанные и успешные? А под фасадной сеткой – бесконечный ремонт здания. Вот наша Кристина Иванько (которую за глаза все называют Ебанько) ровно такая. Худая блондинка с высокой грудью, на шпильках, дорогой офисный костюм, юбка-карандаш, имиджевые очки без диоптрий и отбеленные зубы. Симпатичная, чего там, но от настоящей бабы тепло идти должно, а от этой фронт холода морозит. Мне в целом без разницы. Видимо, действительно хреново выгляжу, раз меня к ней отправили под угрозой увольнения.

Кабинет оказался почти пустой. Пара кресел, стоящих вполоборота друг к другу, низкий столик с упаковкой бумажных платков, колодами каких-то карточек и графином с водой. Пустые бежевые стены и компьютерный стол в дальнем углу с кипой разных бумаг и большим принтером на полу. Пришлось два часа рассказывать приукрашенную версию своей биографии, а потом слушать про мою зрелую целостную идентичность и интернальный локус контроля. То есть, по версии Кристины, я якобы вхожу в те 2.5% населения Земли, которые с рождения верят, что сами отвечают за свою жизнь и все происходящее в ней. В том числе не списывают жизненные неудачи на внешние обстоятельства, а считают долбанавтами лично себя.

Короче, излагала гладко, явно не в первый раз, но особо легче от этого не стало. Может, из-за того, что не очень-то я с ней откровенничал. По двум причинам. Во-первых, мужчины инстинктивно не любят плакаться симпатичным женщинам о том, как мощно они лоханулись, а во-вторых, я еще не настолько двинулся, чтобы рассказывать любовнице нашего директора, что в критические моменты жизни у меня почти раздвоение личности и я начинаю мысленно смотреть на себя со стороны. Только не надо обвинять меня в распространении сплетен: если вы знаете другое объяснение, зачем на молокозаводе, пусть даже и крупном, психолог, то, как принято сейчас говорить, делитесь в комментариях. Лучше вернемся к моему почти раздвоению личности.

Так вот, у меня опция самонаблюдения включается автоматически, примерно как сигнализация предельного параметра в какой-нибудь технической системе, стоит только жизни макнуть меня хорошенько мордой в грунт. Вот как сейчас: еду в машине и описываю сам себе картинку, будто я некое всемогущее существо и наблюдаю какого-то не слишком социально успешного мужика со стороны. Лет ему уже немало, возраст Будды Гаутамы, как принято говорить в тостах, то есть в переводе на русский 36 лет, в апреле будет 37. В супергерои, которые потрясают окружающих дам лоснящимися мышцами, персонаж уже не годится. А вот у второго я, которое наблюдает со стороны, все гораздо лучше.

В самой этой опции самонаблюдения заложено что-то такое с ароматом всемогущества. Как в компьютерной игре, когда смотришь на героя и решаешь, куда ему дальше: в бой с мантикорой идти или кристаллики собирать на полянке с единорогами. Ну или как в книге о приключениях.  Вроде того, что я некий всемогущий автор и рассказываю читателю про своего персонажа, а мне самому при этом не больно, не холодно и не страшно. Герой при этом такой, не из главных, который, скорее всего, загнется по-глупому где-нибудь в середине или ближе к концу книги, чтобы проиллюстрировать какую-нибудь спорную нравоучительную концепцию автора. Мол, зря ты, мужик, не послушал батю и не пошел на токаря в техникум, а пошел, наоборот, на юриста в университет. Оно для понтов и самолюбия университет, конечно, покруче будет, но для субъективного ощущения счастья надо было фрезерный станок осваивать. Живи теперь умный, со всеми пальцами, но несчастный.

Короче, не знаю, откуда у меня такая привычка, но появилась она еще в детстве. Только тогда мне нравилось представлять, будто я иду по улице, а про меня снимают кино. Старался, чтобы кадры получались красивыми, а зрители наслаждались положительными качествами главного героя, то есть меня. И теперь, как у настоящих актеров бывает, у меня возникли сложности с выходом из образа. Постоянно соскальзываю в этот режим наблюдения за жизнью актера. Объясняю тем, что это мой личный способ борьбы со стрессом, возможность понять свое состояние в режиме реального времени. Только я не картинки представляю, а как в сценарии, кручу в голове текст.

«Ночь и дождь, ну что за чу́дное сочетание для аварии», — думал Иван Дмитриевич Чуйков, гоня свой японский бизнес-седан по едва освободившейся от пробок Москве к недавно сданному в эксплуатацию дому. Всего за каких-то три месяца мужчина потерял право называть собственноручно купленную новостройку в пяти километрах от МКАД "своим домом". Юридически это все еще была его квартира, но только тепло семейных отношений делает для человека дом "своим домом"».

Как вы уже поняли, Иван Дмитриевич Чуйков – это я, а семейные проблемы – это то, что со мной происходит, если можно назвать развод семейной проблемой. Больше похоже на семейную катастрофу. Поэтому в своем виртуальном сценарии я стараюсь быть максимально пафосным, чтобы на фоне выдуманных сильных эмоций чувство катастрофы не растоптало меня в мелкодисперсную пыль. В конце концов, кто меня за это осудит? Так что продолжим.

«Обломки тревожных мыслей, бородатых анекдотов, воспоминания из детства, как льдины на вскрывшемся Енисее, медленно сталкивались в его голове, налезали друг на друга, чтобы на какое-то время освободить пространство для блаженного безмыслия».

Ну нормально же получается, а главное – правда, в голове действительно творится бардак, и мои озабоченности по разным вопросам буквально врезаются друг в друга: «резина уже три сезона отбегала, лысая совсем… и дорога скользкая… за квартиру не заплатил… премию на работе не дали, левая форсунка омывателя опять засорилась…».

Потом почему-то всплыло воспоминание о безразмерной скуке в начале летних каникул в 6 классе… Как же давно это было. 6 класс, это, получается, 13 лет мне было. А сейчас 36.

Целая вечность прошла. Общим во всех этих бурлениях ума была настройка мозга на какой-то очень невеселый канал вселенского радио, по которому, вопреки мнению нашей штатной психологини, транслировались мотивы угасания и бренности всего сущего, беспомощности человека перед валом жизненных проблем и неблагоприятным стечением обстоятельств…

«Какая на х#й пробоина? Какая в п#зду ватерлиния?» – думал капитан самолета, неумолимо приближаясь к земле… Переход на ненормативную лексику и рассказывание самому себе анекдотов для меня означает только одно: уровень психического истощения ушел в красную зону. Теперь одному не выбраться, нужна помощь зала, друга, хоть кого-нибудь. Зато, я, кажется, понял в чем смысл акынских песен. Эти бродячие поэты просто переизобрели способ снимать накопившееся напряжение. Но зубы у них все равно плохие. Интересно, это все же из-за высокого уровня стресса, или у них там просто вода мягкая, без солей. Какая только чушь в голову не начинает лезть. Я попытался выправить стиль своей виртуальной книги в более классическое русло, а-ля городской роман про жизнь москвичей в целом и меня как не совсем удавшегося москвича в частности:

«Порой весна пробуждает в душах жителей мегаполиса, тайно или явно ненавидящих свой город, какие-то положительные эмоции, склоняет их к принятию своей счастливой, с точки зрения руководства города, доли. Но Иван Дмитриевич, главный технолог одного из крупных московских молокозаводов (а я, между прочим, главный технолог), думал сегодня исключительно о своих неудачах, о крахе своих амбиций, своего безупречного жизненного плана, рассчитанного на 50–60 лет неплохой жизни. Его мир не наполнялся весенними красками пробуждающейся природы, а, наоборот, выцветал в серое и унылое, в гравюру, не окрашенную эмоциями причастности. Он будто наблюдал мир со стороны со всеми его бессмысленными краткосрочными радостями и столь же бессмысленными потерями. Весна была дождливой, и грязные листья на асфальте, почему-то не успевшие перегнить с осени, откатили внутреннее ощущение времени и пространства к октябрю».

Ну как-то так.

Может мне и правда начать книги писать?

Есть у меня один дружок-графоман, Женька Поспешилов, наверное, я от него нахватался такого слога пафосного. Он, правда, музыкант, то есть по определению творческий человек, так что ему графоманство простительно – это такой профессиональный грех, можно сказать. Главное, после этих упражнений в мысленном книгописательстве, становится реально полегче, отпускает, так что продолжим.

«Естественно-научный принцип минимума общей потенциальной энергии в отдельно взятом человеке выразился в том, что именно сегодня, 22 марта, состояние апатии и самоуничижения насели на Ивана Дмитриевича с особым энтузиазмом. Последние две недели он не работал, а просто ходил на работу, изображая разумную деятельность и выполняя давно заученные движения и операции на автомате. Он намеренно давал себе возможность всецело погрузиться в сладостные волны лени и прокрастинации, так как чувствовал, что период бездействия необходим ему как воздух. Такое уже случалось с ним раньше, и каждый раз нужно было не упустить время. Особый момент, когда накопится импульс, энергия, внутреннее понимание того, что именно нужно делать, и появятся ресурсы, чтобы двигаться дальше, преодолеть потенциальную яму, не дающую душе вырваться на свободу. А сейчас нужно просто залечь на дно, подождать, пока затянутся раны, и убедить самого себя, что не случилось ничего страшного, ведь он все еще дышит, все еще способен куда-то стремиться, придумывать цели, пусть и не с таким энтузиазмом, как до развода. Еще Иван прекрасно понимал, что долгое бездействие может привести его к полной потере себя, своего места в мире, расползтись по всей жизни болотной жижей и перерасти в глубокую депрессию, растянутую на годы, выбраться из которой можно только чудом. В прошлый раз таким чудом оказалась Аля».

Вроде и понимаю все головой, вот только не легче от этого. Ну какое на хрен чудо… Что с Алей, что без Али – ни тепло, ни холодно. С этой Алей, как с холодной батареей. Вроде как положено греться, но она не работает, нет любви: сплошные нравоучения, манипуляции и рассказы, какой я чудак на букву М. Многовато я что-то материться стал. Пусть лучше моя книга будет из категории 12+, будут же у меня когда-нибудь дети, так что нужен навык написания мемуаров, ну чтобы они, вроде как, на мои грабли не наступали. Следовательно, нужно сентиментальности побольше, а мата поменьше.

«Аля больше не будет ни его спасительницей, ни частью его жизни. Рядом с ней он чувствовал такую же унылую апатию и обесточенность, как и вдали от нее. Аля больше не поставляла в цилиндры его душевного мотора даже те базовые искры человеческой любви, которые всегда возможны между мужчиной и женщиной и которые когда-то соединили их траектории».

Бля, ну нет, самому тошно от такого стиля. Надо как-то проще.

«Все, чего ему хотелось сейчас, – это убежать от первого большого поражения в своей логически выверенной и наполненной целями жизни. Эта цель оказалась ему не по карману, и чем дольше он затягивал окончательное принятие краха своей семейной идиллии, тем больше ощущал рост своей задолженности в банке жизни. Иван Дмитриевич считал себя человеком исключительно разумным и рациональным. Но в действительности, приняв в детстве идеалистическую картинку о братстве и равенстве всех народов земли, оказался не готов к встрече с реальностью. По его собственному выражению, он «элементарно просчитался», и сейчас волны самоуничижения толкали качели его гордыни в сторону тотального непринятия себя.

Любить себя в этом состоянии Чуйкову было решительно не за что, ведь он ошибся, а значит, потерял право на любовь и внимание и от себя, и от других людей. План выглядел идеально. Наблюдая за моральным разложением российского общества в период очередной смуты, он подумал, что женщина, воспитанная в кавказской семье, будет хорошей хозяйкой, вдохновительницей и поддержкой для него, но сбылось только первое. Под видом бесконечного дружелюбия и заботы вперемешку со столь же бесконечной критикой любых его действий работал столетиями отточенный комбайн разрушения жизни мужчины. Знаменитая китайская пытка, которая встроена во всех женщин с рождения и активируется автоматически, когда они понимают, что их не любят: "смерть от тысячи порезов". Планомерно отрезая его от друзей, родственников и маленьких мужских отдушин, вроде рыбалки и походов по выходным в бар, супруга загоняла Чуйкова в режим полного подчинения, постановки всех его способностей и ресурсов на реализацию своих личных капризов из области комфортной жизни. Сначала он не мог поверить своим логическим выводам, идя на поводу таких прочувствованных речей о заботе, ответственности и прочих высоких материях, но, узнав поближе семью Алины и разглядев этот же шаблон отношений в семье тещи, где у главы семейства, снабженного множеством болезней, оставались силы только на лежание на диване и просмотр одного канала по телеку, понял, что такая же машина по откачке энергии заработала и против него, а главное – винить в этом совершенно некого, кроме себя».

Ну вот так примерно, хотя получается перекос. Вроде как я, такой белый и пушистый, а виновата во всем баба. Чисто рядом стоял. Но получается и правда неплохо. Дома на диване так складно мысли не складываются, а вот когда куда-то идешь или, лучше, едешь на машине, то как-то само выстраивается. Наверное, поэтому мы так любим автомобили. Они дают чувство собственной силы, иллюзию управления чем-то мощным и надежным. Иллюзию, потому что с управлением собственной жизнью у меня сейчас совсем плохо.

В приключенческих романах у героев всегда полно идей, знаний, которые они без особых размышлений бодро перерабатывают в активные действия, собирая плоды жизни в виде ярких эмоций, приключений в экзотических странах, множества красивых и умных друзей, не менее красивых и умных врагов. Ну и собирают по пути свой маленький гарем, где все дамы без ума влюблены в главного героя и с восхищением заглядывают ему в рот в ожидании указаний и мудрых изречений. Если вы старше 30, то, скорее всего, можете возразить, что жизнь порой закручивает сюжеты более жесткие, чем в любом романе, и, возможно, вы сами из тех людей, кто предпочитает в любой сложной ситуации действовать. Не заниматься самокопанием и подсовыванием всем под нос своих душевных травм ради скрытой выгоды. Ну хотя бы для переноса ответственности за происходящий бардак на несправедливый внешний мир, родителей или в поисках чувства жалости к собственной персоне у доверчивых граждан, готовых тратить свое время и деньги на ваше спасение ради права считать себя «хорошим человеком». Но как мы уже узнали в начале истории, у меня интернальный локус контроля, так что за свою жизнь я отвечаю сам.

Точнее, в полной мере огребаю от жизни из-за того, что сам не заметил, как фальшивая забота без настоящих чувств и мое стремление потерпеть «пока само не наладится», привели к тому, что я потерял «чувство направления», которым так гордился с детства. Я с детства всегда знал чего хочу, легко определял, куда нужно мне и даже окружающим. А почему бы и нет, заманчивая штука: раздуться от чувства превосходства из-за того, что видишь дальше и шире, чем окружающие. Меня же хлебом не корми, дай только советами умными кого-нибудь покормить. Это всезнайство уже превратилось в одну из основных точек опоры господина Чуйкова. А теперь, когда мой жизненный план и образ успешного человека благополучно рухнули, где-то там под этими руинами теперь нахожусь и я сам. Очень это неудобно, и ненадежно, и до противного банально оказалось: строить самоуважение на внешних атрибутах успешности.

Я думал, будет легче. Недавно с университетским другом Вадиком Червяткиным разговаривал. Он развелся со своей два месяца назад и ходит, сияет, как елка новогодняя, нахваливает холостяцкую жизнь в новой квартире. И мне захотелось так же, как Вадик, на свободу, побыть собой, а не представлением жены, каким мне нужно быть. Документы на развод заполнил в ЗАГСе еще месяц назад. Алине даже не придется менять большинство документов, т. к. она осталась Эминовой, как и до замужества. По официальной версии, чтобы не терять имя и репутацию, заработанные в профессиональной искусствоведческой среде. По мне, так очень странный аргумент. На момент свадьбы у Али было всего две или три профессиональных публикации. Хотя сейчас речь не об этом. Мой эмоциональный подъем от «свободы» выдохся уже через два дня, когда Аля тоже подписала документы на развод. Я набрал Вадику как более опытному товарищу, чтобы он подсказал мне, что делать, поделился секретом хорошего самочувствия, но Вадик трубку не взял. Тогда я позвонил Татьяне Олеговне, вечно позитивной и энергичной маме Вадика, которая воспитывала Вадика и его младшего брата в одиночку. Тут и выяснилось, что мой друг опять запил. Среди инженеров в России запойное пьянство не так чтобы редкость. Теперь получается, что и у Вадика нет рецепта категории «как развестись весело и непринужденно». Да, мрачновато получается, самое время автору добавить здесь хвалебный абзац своему герою, то есть, собственно, мне самому.

«Он начал думать, тяжело и основательно, как настоящий бывший ученый. Он думал днем и ночью, запустив на полную мощность свой неординарный интеллект и остатки силы воли, чтобы найти выход из тупика, понять, что его так тянет назад в эти однозначно деструктивные отношения. "Перевести проблему в задачу", как он всегда напутствовал своих сотрудников. Мысли метались по клетке разума, тайно осознавая свою полную некомпетентность в ситуации, но все дальше наращивая свои усилия по истощению владельца мозга».