«На новом кладбище Александро-Невской лавры течет речка, один из берегов которой круто подымается вверх. Когда почил Иван Александрович Гончаров, когда с ним произошла всем нам неизбежная обыкновенная история, его друзья – Стасюлевич и я – выбрали место на краю этого крутого берега, и там покоится теперь автор Обломова… на краю обрыва…»
В воспоминаниях Анатолия Федоровича Кони речь идет о самом живописном из кладбищ Александро-Невской лавры – Никольском. Многочисленные деревья, извивы речки с ее разной высоты берегами превращают некрополь в подобие ландшафтного парка. Только вот какую поправку нужно сделать к словам Кони: дело в том, что Гончаров покоится ныне на Литераторских мостках Волковского кладбища (его прах перенесли туда в 1950-е годы, проигнорировав отчего-то близлежащий Некрополь мастеров искусств).
Мы уже называли других именитых петербуржцев, чей прах был перенесен с Никольского кладбища. Но и сегодня здесь есть могилы известных журналистов, художников, архитекторов, купцов… Вот несколько имен из числа самых звучных: певица Анастасия Вяльцева, пушкинский соученик барон Модест Корф, знакомый нам живописец Константин Маковский, министр юстиции Дмитрий Набоков, инженер и основатель Обуховского завода Павел Обухов, журналист Алексей Суворин, владелец автомобильной фирмы Петр Фрезе.
В последнее время здесь снова стали хоронить видных горожан – тут покоятся историк Лев Гумилев, первый мэр Петербурга Анатолий Собчак, убитые киллерами вице-губернатор города Михаил Маневич и депутат Госдумы Галина Старовойтова.
Особая часть Никольского – захоронения церковных иерархов и монахов Александро-Невской лавры. В их числе нельзя не назвать трех митрополитов – Антония (управлял столичной епархией в 1898–1912 годах), Никодима (был митрополитом Ленинградским и Новгородским в 1963–1978 годах, считался одним из главных кандидатов в патриархи) и Иоанна (возглавлял епархию в 1990–1995 годах).
Отметим и еще одно обстоятельство: Никольское кладбище стало настоящим пантеоном первых русских авиаторов. Сколько прославленных летчиков начала XX века нашли здесь последний приют! Прославленный Сергей Уточкин, не менее известный Всеволод Абрамович (установивший множество рекордов и совершивший первый в русской авиации международный перелет), печально знаменитый Лев Мациевич, ставший первой жертвой русской авиации…
Лев Макарович Мациевич погиб в Петербурге осенью 1910 года во время показательного полета на Всероссийском празднике воздухоплавания. Журнал «Нива» сообщал тогда своим читателям подробности произошедшего: «Аппарат Мациевича… приняв ненормальное вертикальное положение, стал быстро опускаться вниз. Затем от аппарата отделилась маленькая черная линия и, опережая падавший Фарман, понеслась к земле… Тело тяжко ударилось о землю, отскочило на сажень вверх и снова упало. И все поле ахнуло от ужаса… Тело несчастного авиатора превратилось в мешок переломленных костей… На месте падения образовалась довольно глубокая выбоина, сохраняющая форму человеческого тела».
Похороны летчика состоялись через три дня, участие в траурной процессии приняли тысячи горожан. Надгробие Мациевича было исполнено по проекту талантливого архитектора Ивана Фомина; к счастью, оно сохранилось и поныне.
А вот еще от одного надгробия не осталось сегодня и следа. В 1916 году на Никольском кладбище была погребена Лидия Зверева, первая русская летчица. Одна из тех, кто не словами, а делами двигал женскую эмансипацию вперед.
Для нее авиация была делом всей жизни. «Еще будучи маленькой девочкой, я с восторгом поднималась на аэростатах в крепости Осовец и строила модели, когда в России еще никто не летал». Это слова из автобиографии Лидии Виссарионовны.
А уж когда в России начали летать на аэропланах, Зверева не могла остаться в стороне. Летом 1911 года она начала обучаться в гатчинской авиационной школе. В первый самостоятельный полет отправилась в августе. Летать, правда, в тот раз пришлось недолго: прямо над ней пронесся в небе другой «Фарман», и Зверева ушла на посадку. Самолет проверили, все оказалось исправно, и снова полет – на сей раз минут на двадцать.
Опыт она набрала быстро. Знаменитый летчик Константин Арцеулов вспоминал: «Зверева летала смело и расчетливо… Все обращали внимание на смелые мастерские полеты ее, в том числе и высотные. А ведь в то время не все, даже бывалые летчики, рисковали подниматься на большую высоту».
22 августа 1911 года Лидия Зверева сдала экзамен. А на следующий день получила диплом пилота-авиатора. Так и стала первой летчицей в России.
Летная жизнь ее была полна волнений и неожиданностей. Перед одним из полетов, например, кто-то насыпал в мотор ее «Фармана» железные опилки. Ей повезло, что полет был отменен, а иначе – не миновать бы гибели.
В Риге Зверева летала простуженной, с температурой 39 градусов. «Я не могу обмануть ожидания нескольких тысяч зрителей!» Дул сильный ветер, аппарат опрокинуло и бросило на землю. Летчица получила ушибы, а вдобавок заболела крупозным воспалением легких.
И все равно – она была счастлива. Летала, учила летать других.
Увы, этой счастливой летной жизни у нее было всего пять лет.
Лидия Виссарионовна Зверева умерла совсем молодой – от тифа.
Среди некрополей Александро-Невской лавры особенное место занимает самое маленькое кладбище. Это даже и не кладбище, а площадка в парадном дворе перед входом в Троицкий собор. Именуют ее Коммунистической, потому что здесь покоятся многие партийные и комсомольские работники.
И все-таки первыми в монастырском дворе перед Троицким собором были похоронены совсем не коммунисты. В июле 1917 года в ходе вооруженных столкновений в Петрограде были убиты семь казаков и один солдат, выступавшие на стороне Временного правительства. Похороны погибших были обставлены весьма торжественно: отпевание в Исаакиевском соборе, которое возглавлял митрополит Вениамин, перезвон всех церквей города, а затем процессия в лавру.
Лев Троцкий так описывал события этого дня:
«Церемониал начинался с литургии в Исаакиевском соборе. Гробы выносились на руках Родзянко, Милюковым, князем Львовым и Керенским и с крестным ходом направлялись для погребения в Александро-Невскую лавру. По пути следования милиция отсутствовала, охрану порядка взяли на себя казаки: день похорон был днем их полного владычества над Петроградом».
При новой власти захоронение казаков было фактически уничтожено: его сровняли с землей. (Только в 2002 году на его месте снова установили трехметровый крест.)
А совсем рядом с могилой казаков возникла Коммунистическая площадка. Вначале здесь были погребены участники обороны Петрограда (1919 год), затем – жертвы Кронштадтского восстания 1921 года. Потом свой последний приют нашли здесь погибший агент угрозыска Иван Говорушкин, финские большевики Эйно Рахья и Юхо Аатукка…
Среди похороненных здесь – и Злата Лилина, жена некогда всесильного диктатора Петрограда Григория Зиновьева. Она ушла из жизни 47-летней, в 1929 году – от рака легких. И хотя Зиновьев в ту пору прочно пребывал в опале, похороны Лилиной были многолюдны, а участие в них принял Сергей Миронович Киров.
Появились на Коммунистической площадке и могилы просто известных горожан. Например, академика-языковеда Николая Марра, чьи научные воззрения были публично развенчаны И. В. Сталиным – к счастью, уже после смерти Марра. Или Леонтия Гинтера, бывшего главного инженера 3-й ГЭС города. Именно эта электростанция впервые в истории города подала в дома горячую воду по теплопроводу общего пользования (случилось это осенью 1924 года). Не случайно на надгробии Гинтера, ушедшего из жизни в 1932 году, были выбиты слова: «Пионеру теплофикации в СССР».
А еще на Коммунистической площадке похоронено несколько знаменитых врачей. Хирург и травматолог Герман Альбрехт, чьим именем называется сегодня петербургский НИИ протезирования. Инфекционист, глава Боткинской больницы Глеб Ивашенцов, в честь которого названа одна из выходящих к Старо-Невскому улиц. Прославленный хирург Иван Греков, чье имя известно не только в истории медицины, но в истории литературы – благодаря шуточному поздравительному стихотворению, написанному в его адрес Евгением Шварцем и Николаем Олейниковым:
Я пришел вчера в больницу
С поврежденною рукой.
Незнакомые мне лица
Покачали головой.
Закрутили, завязали
Руку бедную мою.
Положили в белом зале
На какую-то скамью.
Вдруг профессор в залу входит
С острым ножиком в руке,
Локтевую кость находит
Лучевой невдалеке.
Плечевую удаляет
И, в руках ее вертя,
Он берцовой заменяет,
Улыбаясь и шутя.
Молодец профессор Греков —
Исцелитель человеков.
Он умеет все исправить,
Хирургии властелин.
Честь имеем Вас поздравить
Со днем Ваших именин!
Стихи эти были написаны за год до смерти хирурга; он ушел из жизни в 1934-м.
А неподалеку от Грекова нашел последний приют еще один знаменитый хирург, Сергей Федоров. И есть немалая ирония судьбы в том, что он в числе своих коллег оказался погребен на кладбище с названием Коммунистическая площадка. Потому что знаменитым медиком он стал еще до революции, числился лейб-хирургом Николая II и наблюдал за здоровьем больного гемофилией наследника Алексея.
Приходилось Сергею Петровичу выполнять и иные придворные поручения. Когда в начале 1915 года при катастрофе поезда была тяжело ранена и получила перелом бедра фрейлина Анна Вырубова, именно Федоров проводил ее медицинское обследование. Дало оно, среди прочих, один неожиданный результат: Вырубова оказалась девственницей. Учитывая слухи о близости фрейлины с Распутиным, этот факт стал настоящей придворной сенсацией…
Федоров вообще со всей серьезностью относился к феномену Распутина. Священник Шавельский, близкий ко двору, записал свой разговор с лейб-хирургом уже после убийства старца:
«Я, стоя рядом с проф. Федоровым, спрашиваю его:
– Что нового у вас в Царском? Как живут без „старца”? Чудес над гробом еще нет?
– Да вы не смейтесь! – серьезно заметил мне Федоров.
– Ужель начались чудеса? – опять с улыбкой спросил я.
– Напрасно смеетесь! В Москве, где я гостил на праздниках, так же вот смеялись по поводу предсказания Григория, что Алексей Николаевич заболеет в такой-то день после его смерти. Я говорил им: „Погодите смеяться, пусть пройдет указанный день!” Сам же я прервал данный мне отпуск, чтобы в этот день быть в Царском: мало ли что может случиться! Утром указанного „старцем” дня приезжаю в Царское и спешу прямо во дворец. Слава Богу, Наследник совершенно здоров! Придворные зубоскалы, знавшие причину моего приезда, начали вышучивать меня: „Поверил «старцу», а «старец»-то на этот раз промахнулся!” А я им говорю: „Обождите смеяться, иды пришли, но иды не прошли!” Уходя из дворца, я оставил номер своего телефона, чтобы в случае нужды сразу могли найти меня, а сам на целый день задержался в Царском. Вечером вдруг зовут меня: „Наследнику плохо!” Я бросился во Дворец… Ужас! Мальчик истекает кровью! Еле-еле удалось остановить кровотечение… Вот вам и „старец”…»
С 1915 года Федоров находился при царской ставке. В день отречения Николая II он разговаривал с императором, пытался отговорить его от этого шага. Николай был непреклонен…
Удивительно, что после революции Федоров не эмигрировал. И хотя он пережил арест в 1921 году (по делу «Петроградской боевой организации»), затем получил признание и у новых властей: стал заслуженным деятелем науки, удостоился ордена Ленина. И был погребен на Коммунистической площадке.
Что ж, хорошие врачи всегда в цене!
О проекте
О подписке
Другие проекты