Город грабили два дня и две ночи, оставив в живых из двадцатипятитысячного города хорошо, если пять тысяч. Узнав об этом, я спал с лица, спросив у них враз осипшим голосом:
– Нах…я это было делать? Вы ёб…е, что ли, перебить просто так столько народу? Хоть бы в рабство продали или выкуп взяли, а что с мёртвых-то взять?
Военачальники пожали плечами, сказав, что дали специально воинам, в том числе и недавним их соседям, сполна пролить кровь сородичей. Теперь они будут привязаны к легиону кровью, и случай дезертирства, который произошёл с Лутфи и его воинами, теперь точно не повторится. У меня было куча доводов, почему так было не нужно делать, но что толку, погибших было уже не вернуть. Гибель столь большого количества людей легла тягостным бременем мне на сердце и заставила задуматься о том, что нечего пускать все фазы захвата городов на самотёк. Оставил одну – и вот, что получил по итогу, груду бесполезных трупов.
Пока я рефлексировал по этому поводу, жизнь текла своим чередом. Оставшихся живых людей в городе связывали, делая рабами, и настало время делёжки награбленных богатств. Как я понял, они распределялись следующим образом: если воин захватил раба, он с ним и оставался, золото, металлы, ткани, масло и прочие ценности этого времени распределялись по степени влияния воина на бой. Первыми наградили ту сотню, которая брала вместе со мной ворота, затем тех, кто предоставил отрубленные руки воинов, а уже потом по спискам военачальников, тех отличившихся, кто, по их мнению, был этого достоин. Самым последним досталось уже самое не ценное, но наградили всех, мотивируя их этим прилагать больше усилий в следующем бою.
Когда общее награждение закончилось, ко мне подошли три военачальника.
– Твоё величество, – они торжественно мне поклонились, – твоя доля перенесена и упакована. Мы хотели спросить только, сколько из этого пойдёт на подношения богам? Чтобы мы сразу знали, сколько отделять для храмов.
– Каким богам? – удивился я, заставив их замереть.
– Ну, военная кампания идёт успешно, – замялся Ментуиуи, явно понимая, с кем разговаривает, – обычно принято подносить хорошие подношения в храмы богов. Цари обычно жертвуют в фиванский храм Амона-Ра треть от всей добычи.
– Думаю, отец не обидится, если я принесу дары позже, по собственному разумению, – спокойно ответил я, хотя в глубине души поднялась волна возмущения.
«Оху…и совсем, что ли? Хер этим жрецам, а не подношения», – разозлился я, вспомнив последний подарок оттуда.
– Как будет удобно твоему величеству, – тут же согласились они.
– Тогда последний вопрос, – сказал Ментуиуи, – может, стоит отправить караван с лодками с захваченным сейчас? Пока мы не пошли к следующему городу?
– Я думал об этом и считаю, да, надо наложниц и драгоценности отправить в поместье, – согласился я с ним, – неизвестно, что ждёт нас впереди, лучше идти налегке.
– Благодарю за разрешение, мой царь, – облегчённо ответил он, – я тогда распоряжусь, чтобы для каравана была выделена охрана.
– А я, мой царь, тогда отправлюсь вперёд, чтобы посмотреть, как готовятся в Гнауи Шема к нашему прибытию, – вмешался в разговор Менхеперресенеб, на поясе которого висел подаренный мной меч.
– Хорошо, только далеко не заезжай, чтобы не попасть снова в засаду, – попросил я.
Он поклонился и сказал, что учтёт прошлый негативный опыт. Дальше мне пришлось искать толмача, чтобы рассказать девушкам, что их ждёт дальняя дорога, поскольку войско идёт дальше, а они отправляются в моё поместье. Они поплакали, не захотев со мной расставаться. И вовсе не из-за того, что привязались ко мне, а только из страха плыть в неизвестность, но я убедил, что они будут под охраной, и в конце путешествия их ждёт спокойная жизнь в ожидании возвращения их господина. Пару раз утешив их, я освободился через несколько часов и покинул свой шатёр без сил, зато в приятной неге.
В лагере тем временем бурлила жизнь, воины обменивались наградами, выбирая то, что больше нравилось каждому, а военачальники были заняты формированием каравана. Захваченные в городах лодки служили для этого отличным средством, поскольку отправлять груз так было и проще и, самое главное, безопаснее. Осталось только выбрать главного, кто его поведёт. Остановились на Иамунеджехе, который должен был поторопить возвращение других военачальников, поскольку они что-то задерживались с возвращением.
– Рехмиру передай, чтобы следил за всеми наложницами, не дай боги свяжутся с кем посторонним, – напутствовал я его, – потом не разберёшь, где чей ребёнок.
– Он это и сам прекрасно понимает, мой царь, – очень серьёзно ответил Иамунеджех, – вопросы престолонаследия не та тема, к которой можно относиться несерьёзно.
– Ну, знает или не знает, я не хочу гадать, лучше повторить два раза, – не отстал я, и военачальник заверил, что передаст мои слова слово в слово.
Когда наконец всё было собрано, солдаты сдали свои ценности и рабов под опись, чтобы потом получить всё обратно в поместье, когда мы вернёмся, и все вышли проводить отплывающий длинный караван лодок разного размера в сторону поместья. Туда мы вернёмся после захвата всех городов Нижней Нубии, так думал я тогда.
– Мой царь, – единственный оставшийся со мной в лагере Ментуиуи стоял рядом до тех пор, пока последняя лодка не скрылась из зоны видимости.
– Завтра выступаем, – сказал я, – это ещё не конец кампании.
– Впереди два города, – подтвердил он.
– Кстати, давно хотел спросить, – поинтересовался я у него, – а дальше разве городов нет? Я насколько помню, их ещё очень много было до второго порога.
– И до второго и дальше, мой царь, куда заходили наши цари древности, – кивнул он, – но дальше второго порога идёт царство Керма, там нет больше самостоятельных городов-государств, как здесь в Нижней Нубии – это единое целостное царство.
– Хм, – я задумчиво почесал подбородок, – а там золотые прииски есть?
– Конечно, не меньше, чем здесь, – подтвердил он.
– И говоришь, что вы туда давно не ходили? – покосился я на него.
Он удивлённо на меня посмотрел.
– Мой царь, – на его лице показалась улыбка, – если его величество думает пойти туда, то лучше это сделать чуть позже, когда мы наберём достаточно сил. Ведь воевать с целым государством, пусть и ослабшим, – это всё же тяжело для простого похода по усмирению восставших городов.
– Ладно, посмотрим, – решил я, – а что насчёт остальных городов? Визирь говорил, что взбунтовались только эти шесть.
– Верно, твоё величество, – согласился он, – остальные остались верны царю Хатшепсут.
– Если они остались верны, то почему не помогают нам? – удивился я от подобных открытий. – Где войска, где провизия? Где какая-то иная помощь?
– Об этом, видимо, мы узнаем, только когда спросим у них об этом напрямую, – хмыкнул он, показывая, что у него накопились ровно такие же вопросы, что и у меня.
– Похоже, что так, – согласился я, – ладно, и это отложим на потом. Тогда пойду велю Меримаату и Бенермеруту начать складывать вещи, выступаем, пока солнце не набрало силу.
– Твоё величество, – Ментуиуи поклонился и тоже пошёл отдавать приказы, притихший было после отплытия каравана лагерь снова стал приходить в движение.
***
Я обычно мало обращал внимания на окружающую местность, ведь живность при виде большого количества людей спешила убраться куда подальше, даже львиные прайды, часто оглашающие по вечерам своим рёвом саванную местность недалеко от реки, быстро покидали свои лежбища, как только видели передовые отряды колесниц, разведывающих дорогу.
Слонов и носорогов пока не попадалось, зато остальной живности было полно, охотники каждый вечер приносили в лагерь мясо, которое разнообразило ужин солдат. Я обычно в эти моменты сразу думал о полевой кухне, единообразной для всего войска, но пока об этом оставалось только мечтать. Первым делом нужно было единообразие в вооружении, а то последним прибывшим достались копья с каменными наконечниками, что было точно нехорошо. Да и в принципе легион только по бесконечным тренировкам и выучке походил на единое армейское подразделение, всё остальное хромало: начиная от разнообразия щитов, которые набирались, как и где можно, заканчивая луками и стрелами, которые также просто выгребались из складов в захваченных городах и, понятное дело, были до безобразия разными. Ну хотя бы стрел было в достатке, и то ладно.
Размышления над тем, как сделать войско ещё лучше и эффективнее, не давали мне покоя, ведь от его наличия совершенно точно теперь зависела моя жизнь. Я не знал, отчего и почему сановники при Хатшепсут решили вставлять мне палки в колёса, зато было понятно, что, кроме собственной армии, меня никто не мог защитить от их козней. А в том, что они будут, можно даже не сомневаться. Самое интересное в этой ситуации было то, что Хатшепсут на них абсолютно бесполезно жаловаться, это целиком её люди и она не стала бы раздувать из моих слов проблему. Максимум, что их ждало, – лёгкое порицание от царя. Поэтому я и решил пока затаиться, определить всех, кто гадит в мою сторону, а только потом при удобном случае отомстить. К тому же, будем откровенны, у меня и сил пока для этого было недостаточно. Большая часть чиновничьего и управленческого аппарата была за Хатшепсут, и я понимал причину их озабоченности. Она была хорошим царём, в Египте царил мир, все жили сытой и довольной жизнью. Лезть и разрушать это мне не хотелось, ведь сам я, не факт, что смогу справиться лучше. Становиться номинальным царём, отдавая власть визирю и военным, было бы ещё глупее, я знал на исторических примерах, чем это обычно заканчивается. Оптимально было бы разделить с ней обязанности, чтобы она занималась хозяйственной работой, а я военной частью, но тут я не обольщался. Женщина, которая не побоялась пойти против устоев общества и провозгласить себя мужчиной-фараоном, не будет удовлетворена ролью второго плана, ей нужна была вся власть целиком, и это ставило на моих мирных начинаниях с ней большой и жирный крест. И это ещё если не учитывать роль, к которой она готовила свою дочь, с этим тоже придётся считаться, ведь, если она решит провозгласить её царём, это уже будет прямая конфронтация со мной. Чтобы переход власти произошёл окончательно и ни у кого другого не было прав на трон, царь Менхеперра, по идее, должен был умереть. Эти мысли часто приходили мне в голову, и пока я не знал точно, как буду действовать, если наше противостояние с Хатшепсут усилится. Устраивать в Египте гражданскую войну из-за власти я не собирался. Не так уж она мне требовалась, я вполне готов был спокойно жить дальше, но, к сожалению, этого мне не давали сделать, подталкивая к усилению конфронтации, причём обеими сторонами этого конфликта.
С такими мыслями я и добрался до двух городов-соседей, которые, оказывается, находились друг напротив друга по разным сторонам реки. Почти сразу к войску, становившемуся лагерем, стали прибывать колесницы, и вскоре к нам с Ментуиуи подъехал и запылённый Менхеперресенеб.
– Мой царь, – склонил он с возницей голову, когда подъехал ближе.
– Рад тебя видеть, Менхеперресенеб, – поприветствовал его я, – какие новости?
– Хорошие, мой царь, – он широко улыбнулся, – когда я появился здесь и немного пошумел, ко мне вышли парламентёры и попросили разговора с твоим величеством, когда ты появишься.
– Будем надеяться, что мятеж на этом будет закончен, – хмыкнул я.
Он пожал плечами.
– Мне позвать их переговорщиков?
– Завтра с утра, сегодня мы всё равно будем заняты разбивкой лагеря, а также порчей их имущества, – хмыкнул я, – ну, или если сами захотят, то выйдут поговорить.
Я оказался прав, как только военные занялись привычным делом, принялись сгонять крестьян, которые не вместились в город, и срубать рощи для обустройства лагеря, над стеной появилась белая простыня, и уже вскоре к лагерю выдвинулась делегация из шести нубийцев. Делать было нечего, требовалось ехать навстречу.
– Твоё величество, – не успел я подъехать, как все шестеро повалились на колени, встречая меня, сидя на земле. Переговоры, определённо, обещали получиться успешными.
– Мои блудные дети, – с мягкой улыбкой я спрыгнул с колесницы и широко раскрыл руки под охреневающими взглядами своих военачальников, – я вас прощаю!
Нубийцы выпучили на меня глаза от испуга и непонимания.
– Всё золото, серебро и медь, что есть в городе, в мой лагерь. Завтра личная присяга своему царю, выдача мне воинов для вступления в мою армию, и я иду в следующий город, – с той же улыбкой на лице добавил я.
Лица у темнокожих посланцев просветлели.
– Великий царь, – обратился ко мне один из них, – жители Гнауи Шема не хотят судьбы, постигшей Абиско, поэтому мы готовы открыть ворота города своему царю, если он даст своё слово не убивать нас.
Тут я против воли хмыкнул. Всё же польза от казни своих людей, нарушивших моё слово, определённо, была, вот этому было сейчас прямое доказательство.
– Считайте, что вы его получили, – ответил я, – и чтобы ни у кого не было соблазна его нарушить, только я и моя охрана завтра войдём в город, чтобы жители принесли присягу своему царю.
– Мы клянёмся богами, что достойно примем своего царя, – низко поклонились они.
– Можете пока здесь присягнуть мне сами, – разрешил я, и они, немного поколебавшись, всё же произнесли нужные слова.
– Высылайте припасы, ваш царь соскучился по свежей выпечке, – заключил я и поднялся на поданную Меримаатом колесницу.
Мы вернулись в лагерь и вскоре стали прибывать караваны с едой и вином, обеспечивая нас вкусной провизией. Жизнь снова начинала налаживаться. Мне крайне не хотелось убивать людей, да ещё и как в прошлом городе. Если дело удалось решить миром, я был этому только рад.
О проекте
О подписке