Небольшая полянка переходила в редкую березовую рощицу, где можно было скрыться в теплой тенистой прохладе солнечного лета. Сама же поляна или от грунтовых вод, или от попавшего сюда в войну снаряда, представляла собой низину с плавно поднимавшимися краями. Это не походило на обычную воронку, но время вполне могло поработать над ее усовершенствованием. Ее ровная терраса, поросшая плотной, но невысокой травой, позволяла с комфортом расположиться на ней, а глубина и закрытость делали это место по-настоящему таинственным и даже тайным – проходящему мимо его надо было еще разглядеть, ведь само начало спуска маскировали несколько кустов дикой малины. Такой рельеф делал это место еще более привлекательным потому, что обеспечивал отличный подход к реке.

Недалеко от берега торчали из воды несколько больших камней-валунов. Расстояние между ними позволяло переступить с одного на другой, или, правильнее сказать, дотянуться ногой до ближайшего камня. И хотя возле берега было совсем не глубоко, по камням можно было подойти к самому краю границы, где дно резко обрывалось, и при желании, на выбор, или нырнуть, или отлично порыбачить, не замочив ног.

Макар немного постоял у воды и посмотрел вдаль, куда-то на другой берег.

– Вот она, река Смородина…

– Пап, что ты говоришь?

– Да так, ничего. Место говорю просто волшебное, точно наше.

В том, что это было именно «их» место, не сомневался ни Макар, ни Родя. И хотя Макар подозревал, что любителей посидеть здесь могло набраться побольше, чем он с сыном, Родиону он не стал говорить ничего такого, и позволил событиям развиваться по старому неписанному закону: «Когда мы здесь, это место наше».

К тому же, вряд ли кому-то, кроме них, открылась истинная, волшебная природа этого пространства. Как только они оказались тут, их ощущения можно было описать как «локальная невесомость». Они не просто как будто бы попали в параллельный мир – они словно парили посреди огромного космоса вместе с этой полянкой. И если сейчас подняться и выглянуть за ее края, можно было бы легко свалиться или, того хуже, испугаться мощи Вселенной и отшатнуться, навсегда разорвав тончайшую связь, проложенную между их сердцами и всем мирозданием.

Они сели прямо на кофту Макара, потому что, как и любые мужчины, естественно, забыли позаботиться о такой мелочи, как покрывало. Они сидели рядом и оба понимали, что точно знают, как это, когда бывает хорошо. Макар предложил сынку подкрепиться. Они на весу нарезали хлеб, колбасу и сыр крупными походными кусками, от которых мама дома просто упала бы в обморок и навсегда запретила бы подходить к холодильнику без ее присмотра. Сложив их в форме сэндвичей, они с удовольствием заедали это настоящее лакомство помидорами и огурцами, периодически поправляя губами то и дело норовившие выскочить ломти колбасно-сырной нарезки. Лес, свежий воздух и долгие прогулки пешком заражают организм огромным аппетитом. И если определять, что значит термин «аппетит» на самом деле, то в этом определении обязательно должны фигурировать слова «природа» и «гулять». И не надо путать это прекрасное чувство с обычным, пусть даже и очень сильным голодом, когда организму физиологически необходимо насытить собственные клетки и органы. Аппетит во время лесных прогулок – это прежде всего продолжение того истинного наслаждения от единения с природой, которое дополняется еще одним обостренным ощущением – вкуса – и желанием вместить все созерцаемое вокруг внутрь себя без остатка.

Когда Макар с Родей съели все, что у них было, отец решил научить сына первому передаваемому по наследству мужскому навыку – разведению костра. Но в ответ на предложение Родион какое-то время молчал, затем поднял на отца глаза и сказал:

– Знаешь, пап. Давай не будем.

– Почему это? – удивился Макар.

– Мы тогда место испортим. Пусть тут все так и остается, как было.

Макару очень понравился ход мыслей сына. Он потрепал его по макушке и прижал к себе.

– Ты уже многое начинаешь понимать, – сказал Макар.

Родя встал и побежал к камням. Он ловко перепрыгнул с одного валуна на другой и заметил проплывающую в воде рыбу.

– Папка, смотри, рыба! Она огромная! Давай ее поймаем.

Макар разложил удочку, насадил на крючок остатки хлеба и пошел к сыну. Он показал Роде, что представляет собой рыбалка, объяснил, для чего нужны грузило, поплавок и катушка, и закинул наживку. При первом же забросе крючок зацепился за какие-то водоросли, и поплавок резко ушел под воду.

– Клюет! – закричал Родион. – Огромная, наверное!

Макар подергал удилище в разные стороны и понял, что именно у него клюнуло. Он сделал несколько рывков, но крючок не поддавался. Тогда Макар передал удочку Роде, а сам вернулся на берег. Пока Макар снимал обувь и штаны, Родя решил проявить инициативу и помочь отцу, чтобы тому не пришлось искать крючок под водой. Он несколько раз сильно дернул удочку, и леска порвалась. Оставшийся же на большой леске поплавок сильным рывком был запущен далеко в реку, и быстро поплыл по течению.

Родион ждал наказания и молча стоял, опустив голову. Макар не обратил на это досадное недоразумение никакого внимания. Он подошел к сыну с новыми снастями.

– Пап, я не хотел, – виновато сказал Родион.

– Чего не хотел? Рыбачить все, надоело?

– Я про поплавок…

– Какой поплавок? – Макар выдал все свое актерское мастерство.

– Поплавок уплыл.

– Какой еще поплавок? Не было же никакого поплавка. Я не помню, – Макар изобразил, что он напряг память. – Нет, точно не было.

– А вот и был! – уже бодрее и радостнее заговорил Родион, принимая игру.

– Ну и где он тогда?

– Улетел.

– Ха-ха-ха. Ну ты даешь! Как он мог улететь? Поплавки не умеют летать.

Родион от души рассмеялся. Он понял, что отцу совершенно не важно, что он натворил, и от этого он стал еще счастливее.

– Кстати, ты знаешь первую рыбацкую примету? – спросил Макар.

– Нет.

Родя приготовился выслушать что-то интересное.

– Если не утопил за рыбалку ни одного поплавка – рыбалка не считается. Так что у нас с тобой самая настоящая рыбалка!

– Ура! – прокричал Родион.

Макар привязал новый крючок и грузило, а вот еще одного поплавка у него не оказалось. Он попробовал половить без него. Его захватил такой азарт, что он даже не заметил, как сыну полное отсутствие клева быстро наскучило. Макар посмотрел на Родю, рубившего палкой на берегу слишком высокую, по его мнению, траву, и понял, что надо возвращаться. Но решил перед этим подшутить над сыном.

– Ох! Вот это да! Вот это рыба! Я ее сейчас… Эх, ушла! Ну ладно, в следующий раз ты сам ее поймаешь.

Родион смеялся.

– Пап, что ты врешь? Нет там никакой рыбы.

Макар понял, что скормил наживку удачно.

– Как же это нет? А кого я только что видел? Я ее сейчас…

– Без поплавка рыбу не поймать.

– Это смотря какую, – со знанием дела сказал Макар. – Эту очень даже поймать!

– Какую такую эту? – всерьез заинтересовался Родион.

– Рыбу-солнце.

Родя рассмеялся.

– Такой рыбы не бывает.

– Еще как бывает. И, между прочим, это не простая рыба. Если ее поймать, у тебя обязательно будет настоящее счастье.

Родион смотрел на Макара с подозрением, но уже все-таки больше доверял отцу, чем не доверял.

– И как она выглядит?

– Это ты сам поймешь, когда ее увидишь. Ты ее ни с чем не спутаешь.

– И ты хоть раз ловил такую?

– Один раз было дело.

– И что ты с ней сделал?

Родион, кажется, приближался к разгадке главной тайне своей жизни.

– Ты стал счастливым?

– Да. Но не от того, что у меня была Рыба-солнце. Я подарил ее твоей маме, и она стала счастлива. В тот же миг откуда-то прилетели два больших светлячка и поселились в ее глазах.

– Настоящие? – удивился Родя.

– Самые настоящие! Они жили там днем и ночью, и твоя мама была самой счастливой на свете. Она радовалась жизни каждый день так сильно, что почти летала. Все прохожие заглядывались на нее и думали, что с ней что-то не так. Еще бы! Разве может человек быть так счастлив? Все ее подруги боялись, что она вот-вот взлетит или просто лопнет, как воздушный шарик, и по всем улицам города придется несколько дней подряд убирать миллионы ее улыбок. Но потом все сами заряжались от нее счастьем, и тоже вовсю начинали улыбаться. Я никогда на свете не видел человека счастливее. А из-за ее счастья был счастлив и я.

Родион вспомнил свою занятую, строгую и часто сердитую маму, с очень красивым просветом пепельно-белых волос, появлявшимся иногда у нее на макушке, который мама зачем-то старалась как можно быстрее закрасить. И вспомнил себя, когда первый раз на днях увидел вернувшегося папу. Нет, что-то тут не так. Разве можно сказать, что мама счастлива? Счастливые люди выглядят совсем по-другому. Даже старающаяся казаться взрослой и серьезной Арина прыгала почти до потолка, когда ей подарили набор косметики и духи. Папа точно что-то понял не так.

– И где тогда сейчас эта рыба? – спросил Родя.

– Я не знаю. Я отдал ее твоей маме, но она, наверное, ее потеряла. В один день она пришла, а рыбы не было там, где она ее обычно ждала. Мама, наверное, долго ее искала, но рыба спряталась так хорошо, что и сама забыла, как ей вернуться назад. Мама, наверное, искала ее день и ночь, а рыба искала маму. И вот однажды мама посмотрела в зеркало и больше не увидела у себя в глазах светлячков. Может, им стало холодно зимой, или в долгие ночи они очень быстро сгорели. А может, они не могут жить без своей рыбы, и они полетели за ней, и тоже где-то потерялись.

– И что же нам делать?

– Как что? Мы будем ее снова ловить! И обязательно когда-нибудь поймаем. Причем поймаешь ее именно ты!

– Без поплавка? – уточнил Родион.

– Без поплавка. А, может, и с поплавком. Это совершенно не важно. Ты сделаешь это так, как сам посчитаешь нужным. Потому что только ты узнаешь, где твоя рыба.

– Откуда же я это узнаю?

– Отсюда.

Макар прижал руку к груди.

А потом они с сыном долго купались, пока их губы не стали синими, а зубы не начали стучать сами и собой. Они обсыхали в лучах солнца летного вечера, которое уже не палит так сильно, а позволяет плавать, как в воде, в своем тепле и свете, чтобы они полностью обволокли и пропитали тебя, прогрели все промерзшие за холодную зиму косточки и зарядили желанием жить.

– Пап, а почему ты купаешься в футболке? – спросил Родя.

Макар действительно купался в футболке, причем из достаточно плотной ткани. Даже будучи мокрой, она не просвечивалась, оставаясь такой же надежной визуальной защитой.

– А мне так больше нравится. Так интересней. А то все купаются без футболок, это как-то скучно. А я вот один в футболке.

– Так ты ее сейчас сними, она ж мокрая. Заболеешь.

– Кто, я? Не заболею. Наоборот, так быстрей высохнет. И вообще, если честно, – произнес Макар таким голосом, как будто открывал свою самую большую мальчишескую тайну, – я стесняюсь.

– Стесняешься? – удивился Родя.

Макар утвердительно покачал головой, картинно оттопырив нижнюю губу.

– Почему? – спросил Родя.

– Ну, понимаешь, я не очень накачанный. Вот если бы я был как все эти шварценеггеры из боевиков, тогда да, конечно. Мне бы было не стыдно, и даже наоборот, я бы хвастался, какой я большой и сильный. А я вот не такой, и стесняюсь поэтому.

– Так и я не такой.

Расстроенный Родя посмотрел на свои детские подобия мускулов.

– Так ты еще вырастешь и все накачаешь. А я вот не успел. Не было у нас в детстве всех этих тренажеров и спортзалов. Мы в футбол гоняли только – вот поэтому все такие хилые. А ты у меня и сейчас уже здоровый и сильный.

Макар потрогал бицепс сына.

– Ого! Ничего себе. Крепкий ты.

Родион с удивлением посмотрел на свою худую руку, но это была именно та похвала, которую нужно получить каждому сыну от каждого отца в нужное время. Именно эти слова порой дороже миллионов других, и вселяют в будущих мужчин желание стать настоящими.

– А ты у меня все равно самый сильный и самый крутой! – сказал обрадованный Родя и обнял отца за мокрую футболку.

– Спасибо, сынок.

Довольные, уставшие и счастливые, Макар и Родя пошли к деревне ждать обратный автобус. Но автобуса не было…

Записка в чужой двери – это едва ли ни лучшая приманка для десятилетнего мальчишки. Не прочитать ее значило бы предать сам хулиганский дух. Тем более, что у соседа-дурачка, живущего на два этажа ниже, происходят в жизни такие события. Он вынул из двери записку и прочитал корявый печатный почерк: «Мама, не волнуйся. Мы гуляем с папой, а потом пойдем к нему в гости. Вечером буду дома. Родя». Дальше шла приписка, но почерк был уже ровный, взрослый: «Женька, привет! Это я. Мы решили с сыном немного побыть вместе и пообщаться по-мужски. Не волнуйся, мы совсем рядом, просто нам надо побыть именно вдвоем. Вечером, как погуляем, будем у меня. Так что, если хочешь, заходи. Домой Родю приведу часам к 9. Макар».

«Ой-ой-ой, у дурачка батя появился, – подумал соседский мальчишка. – Надо пацанам во дворе показать, а потом сожжем». Он сунул записку в карман и побежал по лестнице вниз.

Понять логику десятилетнего мальчика, проводящего больше всего времени во дворе со сверстниками, не всегда просто. Большинство таких вот дворовых ребят в этом возрасте никак нельзя назвать хорошими. Глупые поступки и гипертрофированная жестокость, издевательства над более слабыми и установление своего места в неформальных коллективах – это их обычное поведение. Позже они вырастут, и эти качества в них взрослых будут считаться хорошими и называться более благозвучно: спонтанность, умение отстаивать свое мнение, лидерство. Смех над теми, кто не может ответить, назовут остроумием, а другие приветы от дальних родственников, с которыми мы расстались двести тысяч лет назад, но с тех пор не так уж много изменили в себе, – брутальностью и характером. Кому-то обязательно повезет, и мудрый родитель заметит, что его чадо – вовсе не ангел, и однажды крайне жестко пресечет такое поведение, вырвав сорняки с кровью и корнями. Если, конечно, он уже избавился от подобных «черт личности» сам. Но этот был не из таких, он был из обычных. Из тех, после кого остаются руины и поломанные жизни. Из тех, кто, видя трещину на стекле, никогда его не заменит (если, конечно, ему за это не заплатят), а разобьет все остальные.

Макар с Родионом ждали автобус уже больше часа. На остановке собралась толпа людей, которым тоже надо было в город. Темнеть еще не начало, но солнце уже понемногу клонилось к закату. Значит, обещанное время они, скорее всего, пропустят. Наконец, из-за дальнего поворота поднялся столп пыли, и дорога зарычала. Через мгновение выехал, качаясь на кочках, как на волнах, старик-трудяга, похожий на большой рыжий батон. Покой и хороший ремонт – вот что не помешало бы ему прямо сейчас, но он упорно и настойчиво продолжал работать. «Умри, но сделай» – девиз, сопровождавший все его поколение. И умирали. Прямо на ходу, прямо посреди дороги. А потом навсегда исчезали в раю автотранспортных предприятий. Сначала с них снимали все более-менее пригодные запчасти, и их душа становилась частью другого ковчега, оставаясь жить вечно. Потом кто-то сдирал обшивку, забирал сидения, снимал алюминиевые детали салона. Дети сотрудников предприятия какое-то время играли в них, пока там не оставалось ничего, кроме корпуса. А потом и сам корпус куда-то исчезал, и место пустовало, ожидая нового пенсионера. А на заводе по переработке черных металлов тихо находили уже теперь и вправду вечный покой два закрывшихся круглых глаза.