Начальная школа. Первые уроки мужества

К моей маме приходит мама мальчика, с которым я подрался:«Ваш Димка избил моего сына!» мама: «Вам не стыдно приходить с такими жалобами ко мне? Ваш сын на три года старше, он же пятиклашка, а мой только во второй перешел!».

В 1987 году мы переехали в славный город Ленинград. Конечно, после Читы–46 Ленинград производил на меня впечатление чего–то громадного и невообразимого. Самые высокие дома в Чите–46 были пятиэтажные, и население составляло тысяч восемь от силы, а тут – многомиллионный город с невероятной архитектурой! Все это поражало, будоражило воображение.

Хочу сказать, что для меня этот город навсегда останется Ленинградом, несмотря на его современное название. В этом самом Ленинграде я впервые увидел многие вещи – иномарки, полные витрины, толпы спешащих куда–то людей.

Именно здесь я и пошел в первый класс. Никогда не забуду свою первую школу номер 209 на улице Грибоедова, недалеко от кинотеатра «Спартак». Оценок в первом классе нам не ставили – вместо них были такие значки – «звездочки». Сейчас моей дочери ставят «солнышко». И это правильно – детям нужно понимать, что добросовестный человек не останется без поощрения.

В первом классе нас приняли в октябрята. Мудрая система, правильная идеология – шаг за шагом, работая над собой, получая новые знания – из октябрят мы стали пионерами, потом – комсомол. Брали не всякого, обсуждали на собраниях: достоин ли, что сделал полезного.

В том же 1987 году, когда я пошел в школу, я начал заниматься в шахматной секции Дома творчества и юннатов. Находился он в непосредственной близости от дома, где мы жили, и в нем работало несколько разных секций. Можно было посещать кружки юных натуралистов, но я выбрал шахматы. Это была моя первая серьезная спортивная секция.

В следующем учебном году я перешел в новую школу. Во втором классе для меня наступил такой жизненный период, когда я стал «сложным ребенком». Это отразилось на моем поведении в школе.

Был у меня в классе один–единственный конкурент. Звали его Никита. Все девчонки в классе делились поровну: одна половина симпатизировала мне, другая – ему. Мы с ним крепко дружили, но и дрались отчаянно. Никита был физически все же чуть посильнее меня, но я никогда не сдавался, хотя драки всегда были ожесточенные.

Примечателен такой случай (о нем рассказывала моя мама – сам я его не запомнил). Подхожу я однажды к ней и спрашиваю: «Мам, у нас в школе есть один мальчик, он постоянно дразнится – что мне делать?» Мама ответила:

«Ну, если ты видишь, что он дразнится, как–то неправильно себя ведет, – дай ему сдачи!». Я удивился: «Мам, так он на три головы меня выше, он старше!». Мама непоколебимо ответила: «Ну и что? Если чувствуешь за собой справедливость, если ты видишь, что тебя намеренно обижают или притесняют, – надо проявить свой характер. Только в этом случае тебя будут уважать».

Эти мамины слова так запали мне в душу, что я и по сей день их вспоминаю и следую им, если это необходимо. И вам, кстати, рекомендую сделать это для себя правилом.

А еще через неделю случилось вот что. К моей маме пришла мать дразнившего меня мальчика и пожаловалась: «Ваш Димка избил моего сына!». Мама: «Вам не стыдно приходить с такими жалобами ко мне? Ваш сын на три года старше! Ваш сын пятиклашка, а мой только во второй перешел».

Ближе к концу второго класса у меня начались довольно ощутимые проблемы с поведением. Я, как это водится, вырывал страницы из дневника, если мне ставили очередную двойку за поведение, и думал, что родители, конечно же, не узнают. Продлилось это, к моему счастью (хотя тогда я, конечно, считал, что к сожалению), недолго – буквально месяц. Когда из страниц дневника вдруг исчезла добрая половина листов, когда он изрядно «похудел», а из школы начали поступать звонки родителям, они поняли: что–то не так. Все мои хитрости вскоре разъяснились – конечно же, мне жутко влетело, побеседовали со мной жестко и начистоту.

Сегодня я очень благодарен этому периоду: считаю, что все мальчишки должны через него пройти, – только тогда мы начинаем меняться в лучшую сторону, браться за ум. И после этого случая я снова вернул себе лидерство в классе, начал приносить домой пятерки. По поведению, кстати, тоже показатели подтянул. Интересно: а сейчас ставят оценки по поведению?

Вот так я и воспитывался в те годы – своей семьей, родителями, Ленинградом, его дворами, его духом. К слову сказать, жили мы в центре, на Литейном проспекте, дом 25. Там располагалось офицерское общежитие (сейчас этого здания уже нет). Только на нашем этаже размещалось двадцать с лишним семей, и на всех была одна общая кухня. Как бы дико это сейчас ни звучало, но душа вообще не было! Мыться ходили в баню. Сейчас я понимаю: условия, в которых мы жили, были далеко не сладкие. А тогда казалось, что все нормально, что так и должно быть. Да, тридцатиградусный мороз, да, ты идешь мыться в соседний двор в баню – ну и что? Зато жили все очень дружно.

Вот в такой атмосфере я и рос – в атмосфере самого настоящего советского детства. В общежитиях, в лабиринтах центра Ленинграда, в постоянных драках за право быть мужчиной. Все это воспитывало характер. И когда впоследствии я переехал в Москву, то по духу оказался сильнее всех своих ровесников.

Наступил 1989 год. Он тоже стал для меня знаменательным, и не только для меня, для всей нашей страны. С прилавков начали исчезать продукты. Я отчетливо помню, как на протяжении нескольких месяцев, ничего, кроме консервов (каких–то голубцов с непонятным кашеобразным мясом) в магазинах не было. Чтобы купить кусок замороженной говяжьей печени, нужно было отстоять многие часы в бешеных очередях. Продовольственный кризис ясно давал понять: горбачевская перестройка заработала на полную катушку. Полгода мы питались этими несуразными консервами и не знали, наступят ли в жизни чуть более сытые времена. Другим семьям повезло чуть больше: у них были свои огороды.

Как–то к нам в школу пришли представители знаменитого ленинградского футбольного клуба «Зенит» – высмотреть талантливую молодежь. Я очень любил футбол и, надо сказать, очень неплохо в него играл! Во дворе и среди ребят из параллельных классов был одним из первых. Но когда нам дали простой тест (нужно было всего–то обвести стоячие пирамидки мячом), я очень сильно волновался, все их сбил и, как результат, отбор не прошел. Был этим страшно расстроен, может быть, даже плакал – сейчас уже не помню. Для меня это стало сильным ударом.

В том же году я познакомился с дзюдо. На Литейном была секция, я каким–то образом туда забрел и увидел борьбу с трибун. Мне очень понравилось: чувствовалась в этом такая внутренняя сила! Такой дух! Но на сами тренировки так и не попал.

А в 1990 году, когда я закончил третий класс, наша семья перебралась в Москву…

До поступления в «Самбо–70». Переезд в Москву

Купить в то время самбовку было очень трудно, практически на грани возможного. Выходили мы из этой ситуации просто: срезали пуговицы со школьных пиджаков и затягивали их поясами от старого маминого халата. И вот такими оборванцами, с горящими глазами мы летели прямиком в зал на тренировки.

Мы переехали в Москву в 1990 году. До переезда одним из самых запоминающихся событий года было мое вступление в пионеры.

Туда просто так не брали, это право надо было заслужить! Это являлось стимулом, побуждало стать лучше, сильнее, умнее. А самосовершенствование и есть одна из главных задач нашей жизни.

Я с гордостью вспоминаю, как мы получили пионерские галстуки, как нас учили их завязывать специальным узелком, и с какой гордостью мы вышли на улицу. Это были словно маленькие знамена! Невозможно забыть, как сердечно прохожие поздравляли детей в новеньких красных галстуках, – они понимали, насколько это важное событие в нашей жизни. У нас в классе всего несколько человек не стали пионерами, причем одна девочка отказалась сама! И мы не понимали, недоумевали: как можно было отказаться от такого?! Как это возможно?!

Октябренок–пионер–комсомолец… Это были «ступеньки» взросления, обретения ответственности, совершенно необходимые молодому человеку. И очень жаль, что сейчас этого нет, разве что в спорте осталось что–то похожее – разряды. Но, я считаю, в любой социальной сфере должна быть система совершенствования, система «ступеней мастерства». Она дает стимул для развития человека.

Первое время после переезда в Москву мы жили у моей бабушки – на Новоясеневском проспекте. Впоследствии здесь появились две новенькие станции метро – «Ясенево» и «Битцевский парк», а тогда в окрестностях нашего двора была сплошная стройка. Пацанами, вместе с братом и друзьями, мы не упускали ни одной возможности полазить по этой стройке, попрыгать на возводимых строительных конструкциях и называли эту свою «деятельность» «паркуром»!

А до того, как начали строить станцию метро «Ясенево», на этом месте рос огромный яблоневый сад. Мы с ребятами частенько захаживали туда и набирали яблоки буквально мешками.

Я поступил сразу в пятый класс – 5 «А» класс 1103–й школы, рядом с домом. Это произошло потому, что в том году начался переход на 11-летнее школьное обучение, и мы буквально «перепрыгнули» через класс.

Мой ленинградский характер сразу дал себя знать. Буквально в первый же день в школе я вступил в конфликт: какой–то старшеклассник ненароком задел меня плечом. Я сразу его скрутил, «заломал», – и мгновенно по всей школе разлетелся слух: «Этого парня трогать нельзя – он жестко ставит любого на место!» Я был так воспитан: первым не лезть никогда, но и себя в обиду не давать. В пятом классе я подчас дубасил семиклассников, а в этом возрасте разница в два года – это ощутимо. И то, что я, младший, справлялся со старшими, производило впечатление на ребят. Они делали вывод: «Лучше не лезть».

В том же пятом классе я попытался возобновить свои занятия шахматами. Но так совпало, что пришел на занятие впервые, а там проводились так называемые «тестовые мини–турниры». Меня усадили играть с шестилетним мальчиком, и он меня обыграл! Я отчетливо помню горечь и стыд поражения! Как?! У меня, у пятиклассника, выиграл первоклашка?! Это была «трагедия», обернувшаяся для меня жесточайшим «репутационным ударом». После такого оглушительного провала я ушел из шахмат и больше никогда не возвращался в секцию. Корю себя за это, но факт поражения признать обязан.

В конце 80–х – начале 90–х годов, когда открылись границы, в нашу страну хлынули иностранные фильмы на видеокассетах. И для меня, как и для многих, кумиром стал мастер единоборств Брюс Ли. Мы постоянно смотрели фильмы с ним, с Джеки Чаном и другими известными бойцами. Мы подражали этим великим актерам! Как следствие, в Москве одна за другой с невероятной скоростью открывались секции единоборств. Работала такая и в досуговом центре, где я занимался шахматами.

Увы, прозанимались мы с братом в ней только полгода. Вскоре она начала разваливаться, уж и не знаю почему. Тогда–то отец и сказал мне: «Сынок, а давай съездим посмотрим – недалеко, на «Теплом Стане», есть школа – «Самбо–70»». Я еще подумал тогда про себя: «Самбо… Господи, это так немодно! Какое–то самбо, когда вокруг – ушу…» Сейчас, конечно, я улыбаюсь, вспоминая тогдашние свои размышления. И понимаю, насколько я был наивен. В конце концов папа взял меня за руку и все–таки привел в легендарную школу «Самбо–70», за что я ему теперь безмерно благодарен. Конечно, по сравнению с крохотной доморощенной секцией в досуговом центре контраст был впечатляющий. Мы попали в действительно огромную школу! В зале – три огромных ковра 12 * 12 метров, железные батареи по стенам. Повсюду, где только можно, висели борцовки, самбовки… другими словами, царил полный хаос. У входа мы с папой наткнулись на какого–то мужичка в зеленом свитере, – он ремонтировал дыру в паркете.

На ковре играли в футбол ребята–самбисты. Я мысленно сравнил этих физически крепких, «накачанных», мощных пацанов с ребятами из моей секции ушу. Стало ясно: возникни такая необходимость – эти самбисты просто сравняли бы нас с землей за секунды! И тут же появилась мысль: хочу быть среди этих ребят, хочу настоящей силы! Так я сделал свой выбор в пользу «Самбо–70».

Мы с отцом стали выяснять, что мне потребуется для занятий. Первое – куртка–самбовка. Те, кто помнят девяностые годы, прекрасно понимают: достать самбовку, велосипед или хоккейную клюшку тогда было очень трудно, почти невозможно. Это сейчас можно купить ребенку неплохую самбовку за умеренные 500–1000 рублей в любом спортивном магазине. Тогда же нужно было с утра обзванивать все спорттовары Москвы, ехать занимать очередь и надеяться, что, если тебе повезет, за очень немалую сумму денег, возможно, удастся приобрести то, что нужно. Приходилось выходить из этой ситуации так: мы срезли пуговицы со школьных пиджаков и затягивали их поясами от старых маминых халатов. И вот такими оборванцами летели прямиком в зал – тренироваться.

В таком виде, да еще и в чешках, потому что борцовки тоже было невозможно найти, я и притопал на свою первую тренировку. И было нас там человек восемьдесят! А в целом в группе начальной подготовки собралось человек двести – и ее пришлось разделить на три подгруппы. Из этих двух сотен в итоге только тридцать пять попали в специальный класс.

Уже с первой тренировки меня это все здорово захватило. Могу сказать, что и здесь питерская закалка сразу дала о себе знать. Я проявил себя тут же, показал характер, а позднее – и полученные раньше физические навыки. Буквально через две–три недели, в конце февраля – начале марта мне предложили перейти в спецкласс, а значит совмещать общее образование и спортивную подготовку по особой программе. Нелегкое решение, но в итоге мы с родителями его приняли.