Когда Рыжий был маленьким, а это было очень давно, бабушка всегда ему говорила: семь раз отмерь, один раз отрежь. Но когда тот подрос, слушаться бабушку стало уже неинтересно, также, как и отмерять, и только потом резать. Вот он и резал сразу, резал, резал… Пока совсем не дорезался. Главным шагом к этому для него оказалось удачное вступление в команду Сыча. Хотя командой называли ее только они сами. Остальные, те, кто сталкивался с сычевскими людьми на дороге, иначе как о банде отмороженных выродков про нее никак и не отзывались. Если оставались живыми после этой самой встречи.

А им было все равно, что там про них думают беспомощные и беззащитные путешественники по трактам, охамевшая глупая деревенщина и прочие подобные личности. К ним Сыч и его товарищи относились только как к дойным коровам. Или как пчелам, разбросанным по ульям. Хотя если разобраться, какие пчелы? Те хоть жалить могут и умеют, а эти? Трусливые, жалкие и безрукие твари, чье единственное предназначение – быть обобранными.

К сентябрю Рыжий входил в команду уже никак не меньше года. Зиму они провели в глубине Степи, изредка ходя к границам недавно сформировавшегося Альянса, нагло хватая его незащищенное подбрюшье в те нечастые дни, когда пограничники воевали с «дикими» кочевниками. Хотя и тогда хватало крови с опасностью. За последние пару-тройку лет местное население, поднабравшись от метрополии ощущения защищенности, явно считало себя способным на многое. Трое из пятнадцати членов команды, чьи трупы уже заросли травой, брошенные в степи, стали этому лишним доказательством. Голодно прошла зима, ничего не скажешь.

Иногда Рыжий начинал скучать, и с тоской вспоминал прошедшее лето, которое они провели у разрастающейся Стерли. Кутили напропалую десятки раз, облегчая карманы, просаживали кучи серебра на местных проституток и выпивку. Весело было, эх и весело! Зима давила, выворачивала душу наизнанку, гоняла по голове совсем уж дикие мысли. Дождавшись весны и просохших дорог, команда с бешеным улюлюканьем и пальбой в воздух выбралась из берлоги, в которой их приютил на всю округу известный травник Пасюк.

Транспорт, а команду Сыч укомплектовал даже двумя сносными таратайками, работающими на бензине и парой вездеходных байков, зимовку перенес хорошо. Резина не рассохлась, движки хоть и чихали поначалу, но потом взялись, довольно заурчали. Запас топлива Сыч тратить не давал. Всю снежную пору они перебивались лошадьми, беззастенчиво забирая и угоняя фермерских и крестьянских сивок в замену их павшим и загнанным товаркам банды. Нормально ухаживать за жеребчиками и кобылками никто в команде больно-то и не умел, а все умеющий и знающий Пасюк клал с прибором на их проблемы. Зато драл не по-людски не только за варево от кашля и похмелья, но и за ночлег. Вот его Рыжий невзлюбил сразу, старого похотливого кровопивца. А за что его следовало любить-то, клеща плешивого?

Вечно лишь ходил себе с таким надутым видом, совсем как старый бабушкин индюк. Мол, приветил вас, отребье, так знайте свое место. Команда терпела все, скрипя зубами и ожидая возможности ответить. А куда пойдешь зимой, если вокруг бескрайняя Степь, с редкими перелесками вроде того, в котором устроило свое подворье это ученое зазнайство? Да и Сыч сразу дал понять, чтобы и думать не могли сделать травнику какую-нибудь пакость. А уж его-то в команде опасались и уважали.

Но весна наконец-то пришла, и они вновь выбрались на дороги и тракты. У Сыча была карта, вернее, карты. Хорошие, профессионально и точно составленные карты, взятые с убитых офицеров пограничной стражи и водителей караванов. Командир всегда думал головой, потому и гулял по Степи так долго. Когда остальные искали на телах что подороже, Сыч находил что понужнее. Удостоверения личности, например, оптику, личные аптечки, или те самые карты. На имевшихся картах умельцы Альянса нанесли много важного и необходимого, без чего ему и его людям пришлось бы туго. Но они были, и голодная банда, всю зиму прокуковавшая в глубине степи, отправилась наверстывать упущенное.

Две машины, вместительные и защищенные листами наваренного железа, два мотоцикла и десяток лошадей вихрем пронеслись по всему краю. Было весело, было много крови, стрельбы, поножовщины было не сосчитать. Ранений у команды также стало вдосталь. Но на это внимания обращалось мало, в конце концов, не смертельно, да и ладно. Действовали нагло, с огоньком, но в меру аккуратно. Опыт прошлого года и самой зимы приучил не нападать на караваны Альянса, а потрошить только самостоятельных купцов, переселенцев или одиноких бродяг.

Лето прошло хорошо, с точки зрения команды, конечно. Очередная небольшая война-войнушка, грохотавшая по северной стороне расширявшей территории Звезды, только прибавила процветания Сычу и его людям. Пограничная стража, не так давно и возникшая, и раньше редко когда вмешивалась в поиски степных банд, что же говорить про военное время? Корпус Внутренней стражи также оказался занят на севере.

Дела у генералитета Альянса пошли неважно, быстрого и победоносного исхода не получилось. В таких случаях все происходит по одной схеме: бой, а после него и выявляется, кто есть кто? Кто станет серединой, то есть пушечным мясом, ну и также героями и трусами. Середняки воевали так, как выходило, герои погибали, но не сдавались, трусы дезертировали и хорошо, если домой. Нетушки, большая часть дезертиров начала сколачиваться в банды, старательно доказывая, что и они не лыком шиты и не пальцем деланы. Вот тут-то и вылезало шило из мешка.

Сыч не жил в Степи с детства, многого про нее не знал и не умел, но путь свой выбрал давно. Потому подготовился к нему и действовал профессионально. Людей, таких как Рыжий, подбирал тщательно и продуманно. И размышлял не только о том, как принять караван побогаче, а как потом уцелеть и залечь на дно, сбив с пути возможных преследователей. Его «синие мундиры», как ни старались, выследить не могли. Все почему? Потому что думать надо головой, говаривал Сыч, а не жопой, как некоторые. Не до конца объеденные падальщиками тела «некоторых», недавно удравших из войск, постоянно украшали тракты, подвешенные на любой удобной перекладине. Или вылезали «подснежниками» весной, тоже доказывая правоту Сыча. Ошибок же, которые вели к такому результату, Сыч не допускал. До этого сентября.

Кто знает, что заставило обычно рассудительного главаря сорваться, вытворяя такое, от чего не по себе становилось даже «ветеранам» его команды? Между собой судачили, что получил новости из того места, где родился. Видно, новости оказались не очень хорошими. Как бы оно ни было на самом деле, но Сыч внезапно положил на всякую осторожность.

Начали с одного из последних караванов со стороны Внешнего Катая, вырезав его подчистую. Купцы шли богато, везли чай, рис, шелк, шерстяные ковры ручной работы, настоящую фабричную обувь, пусть и плохое, но огнестрельное оружие. Пропустить такую добычу Сыч мог только в самом плохом случае, если бы его загнали куда-то в совсем дальний медвежий угол. Охрана, многочисленная и вышколенная, не справилась, несмотря на наличие двух броневиков. Их рванули фугасами, найденными в одном из удаленных и сожженных форпостов пограничников. Рвать пришлось с помощью подпаливания порохового шнура, погиб один из ребят.

Зато обе железные коробки, с торчащими из маленьких, клепаных башен, толстенькими обрубками крупного калибра сгорели, перегородив дорогу. Патронов Сыч приказал не жалеть, потратив все ленты к пулеметам, приобретенным на том же форпосте. Когда подошли к расстрелянной колонне, в живых остались лишь трое приказчиков, схоронившихся в плотных кулях ковров. И как насмешка: десяток совсем молоденьких баб в железном вагоне-кузове грузовика. Везли их на рынок в Итиль, но не судьба. Тут-то Сыч и переступил через собственные принципы. Подумав и посоветовавшись, в процессе чего все в команде дружно орали друг на друга и размахивали оружием, решили продать восьмерых мутантам, а двоих оставить для пользования. Девки, все до одной, были нетронутыми, и заработать на них Сыч намеревался неплохо. Раньше за ним такого, чтобы он торговал людьми, не водилось. И уже тогда бы Рыжему задуматься, но не судьба выпала включить голову, не судьба. Деньги, деньги….

Продолжили налетом на богатую деревню вдоль того же тракта, неплохо выпотрошив кубышки местных прижимистых хозяев. Нескольких, для примера послушания, протащили на цепях за мотоциклами, остальные после этого не хорохорились. Воодушевленная команда, набравшая за неделю «жирка» больше, чем за все лето, с гиканьем рвалась дальше, торопясь успеть на рынок к мутантам. Успели, на свою беду.

На постоялом дворе, где Сыч и еще пятеро решили остановиться, народа жило мало. Несмотря на это, командир не стал тащить остальных, решив не связываться с нервными и подозрительными «мутными». Хоть мутанты и из тех степняков, что не стараются сразу перерезать тебе горло, но лишний раз рисковать их «гостеприимством» не стоило. Вот тут-то, пока ждали приезда покупателей, о которых Сычу рассказал знакомец, и попалась Рыжему на глаза та худющая девка. Смотреть не на что, кожа да кости, только и сгодится, если в голодный год на бульон пустить. Нет бы, взять и промолчать, а он возьми, да и ляпни: мол, Сыч, видел деваху, точь-в-точь как та шлюха, ну, которая, помнишь?

Еще бы Сыч не помнил, куда там. Чуть, разве что, в ногах не валялся у той давешней тощей селедки, пока не понял – ничего ему не обломится. Да и шлюхой ее назвать было нельзя, это так, не подумавши, Рыжий ляпнул. Кто же знал, что папа и братцы у нее заправляют всем на перекрестке сразу трех дорог? Тогда Сычу ничего не засветило, хорошо, что жив остался. И памятка, узкий шрам, звездочкой трех линий-продолжений расплывающийся слева на лбу. Еще не успевший побелеть, с едва спавшей багровой плотной коркой. Старший команды молча и спокойно выслушал Рыжего, лишь кивнув в ответ.

Девка поселилась не одна. Вечером, когда Рыжий топтался у ограды широкого двора, рядом со спокойно жующим жухлую травинку Сычом, она вышла. Высокая, с прямой спиной и не бегающими по сторонам глазами. Стройная, одетая и держащая себя совершенно не как местные, крепкие и ядреные бабёнки.

Выкрашенная синим рубаха из выделанной мягкой кожи, с бахромой по рукавам, такие же свободные брюки, ничем не прикрытые волосы, только собранные в пучок на макушке. Крепко и бережно, прямо как сиделка, поддерживала худющего патлатого мужика, опирающегося на деревянный кривой костыль-самоделку. Мужик походил, выписывая медленные петли, круг за кругом по утоптанной земле. Походка была больной, тяжелой, даже рыжие куры, выбегающие из-за плетня, не пугались и не убегали, квохча и смешно суетясь. Девка же, ну точно медсестра, все это время старалась находиться рядом, несмотря на ворчание калеки. Тот вовсе не собирался пользоваться ее помощью, упорно наворачивая по кривоватой дуге, подволакивая ногу и тяжело опираясь на костыль. Через десяток минут, несмотря на свое упорство, видно совсем умаялся, и присел на почерневшую лавку. Сыч хмыкнул и пошел в их низкую хибару, стоявшую поодаль. Уходя, буркнул Рыжему:

– Узнай – кто такие, когда выезжают.

Что оставалось делать? Рыжий и узнал. На свою голову.

...

7 8 9

...

Стандарт

(4 оценки)