Под крышей полуразвалившегося сарая лежал камень.
Он был большой и мудрый. Лежал, как и положено камню, всю зиму на одном месте, взирая на окружающий мир через призму проносящихся над ним тысячелетий.
Пришла весна.
Над камнем поселилась хрупкая и капризная сосулька.
То ли камень не тем боком повернут был, то ли еще что не так, но он ей сразу не понравился.
Ухватившись покрепче за кусок старого рубероида, сосулька вытянулась своим длинным носом к его центру и стала капать.
Вначале изредка, прицеливаясь и как бы стараясь насладиться произведенным эффектом.
Камень не реагировал.
Он ее просто не замечал!
Она стала капать чаще…
Еще чаще…
Дальше – больше. Ближе к полудню капли слились в беспрерывный ручеек, и… сосулька вся на воду изошла.
Камень лежит как прежде – чистый, безгрешный – и нежится в лучах теплого апрельского солнышка. Как будто никто на него и не капал.
Все сиюминутное подобно тающей на солнце сосульке. Кто осознал это, тот в любой ситуации чист, безгрешен и поэтому способен наслаждаться жизнью. Даже если на него капают.
Помнишь тот вечер, когда ты сказала, что хочешь серьезно поговорить со мной касательно наших отношений и вообще?
Мы довольно долго сидели на скамейке рядом с солнечными часами.
Потом бродили по аллеям парка.
Ты все говорила и говорила.
Ты произносила много слов.
Их можно было потрогать, взвесить, растянуть, сжать…
Ты говорила очень логично и убедительно.
Мы спустились к берегу моря.
Около воды лежала оброненная кем-то веточка сирени.
Я поднял ее, окунул в сиреневый запах свое лицо. Потом одной рукой обнял тебя и обвел веточкой два круга над нашими головами.
– Я в чем-то не права? – отклонившись от меня, обеспокоенно спросила ты.
Я не ответил. Положил веточку на песок и, запрокинув голову вверх, стал смотреть на океан звезд.
Ты замолчала и тоже запрокинула голову вверх.
Я нашел твою руку.
Взявшись за руки, мы слушали дыхание моря, отдаленный шум города, шепот звезд – и молчали.
Помнишь тот вечер?
Мы тогда впервые научились понимать друг друга. Потому что единственный язык, на котором разговаривают сердца, – молчание.
Если хочешь поговорить по душам – давай и сейчас немного помолчим.
Как пчелы, собирайте мед из каждого события, каждого момента и двигайтесь дальше.
Шри Шри Рави Шанкар
Я нажал на педаль тормоза. Машина послушно остановилась перед светофором.
Тотчас же о ветровое стекло ударился сморщенный желтый лист, чем-то напоминающий удивленное человеческое лицо, и, раздираемый любопытством, принялся бесцеремонно разглядывать пассажиров на заднем сидении. Затем затрясся, задрожал, скользнул вправо, сделал круг по периметру стекла, резко взмыл вверх и спикировал на стоявшего во втором ряду опеля.
Несколько секунд, замерев на одном месте, он пристально всматривался в лица сидящих там людей. Потом что-то более привлекательное вновь заставило его подняться в воздух и устремиться на красный свет через перекресток к противоположной стороне дороги…
Зажегся зеленый. Я выжал сцепление, нажал на газ.
То ли старый знакомый, то ли новый листик судорожно чиркнул по стеклу.
Неожиданно подумалось: «А чем осенние листья отличаются от людей? Не подобны ли вихри наших бессчетных желаний осеннему ветру? И носимся мы, гонимые ими по всему свету».
«Вот оно – нашел! Нет, не то. Этого я не хочу. Надо туда. Нет, лучше туда».
Нам кажется, что мы свободны, что сами выбираем, как и куда лететь. Но разве человек и его мимолетные желания – одно и то же? Разве человек по своей сути не является чем-то большим?
Природа1 подарила нам этот мир, это тело и все необходимое для жизни. Каждый миг бытия исполнен совершенства. Надо лишь погрузиться в него всем своим существом, не пройти мимо, не упустить его красоты.
Но гонимые ветром желаний, мы судорожно высматриваем что-то большее в будущем, упуская саму жизнь – настоящее. Как будто не доверяем Тому, Кто нас создал, считаем себя обделенными.
И эта философия обделенных, обманутых, а потому неблагодарных, завистливых существ почти повсеместно доминирует.
Разве я не прав?
Но ведь свобода не в том, чтобы тащиться по миру на поводках бесчисленных, постоянно меняющихся желаний, а в том, чтобы в любых условиях и при любых обстоятельствах оставаться собой, выражать свою суть.
Понимание своей бесконечной, вневременной сути называется мудростью.
Мудрость рождает благодарность.
Благодарность – мать радости и бескорыстного служения.
Жизнь – это праздник, если она вращается по орбитам мудрости. Когда человек живет, отыскивая мед даже в самых горьких моментах бытия, то все, в чем он нуждается, приходит как бонус к главному – любви и благодарности.
Ветер играет над дорогой осенними листьями – швыряет вверх, собирает в стаи, разбрасывает по сторонам…
…деревья, ветер, все существа общаются с вами.
Шри Шри Рави Шанкар
Над лугом порхала бабочка.
Легкие, напоминающие по форме лепестки розы, крылышки нежно переносили ее с одного цветка на другой.
В этом воздушном танце невозможно было уловить никакой последовательности, никакого смысла.
Она не помнила, откуда прилетела.
Не представляла, куда полетит в следующее мгновение…
Она жила своим танцем, соединяя его с дуновеньем ветра, ароматом луга, покачиванием травы.
Потому, что не отделяла себя ни от этого мира, ни от его Творца.
Устав кружить, она присела на полураскрывшийся бутон колокольчика и замерла.
Осторожно сняв с головы шляпу, я подкрался к бабочке.
Еще мгновенье, и…
Не знаю, что меня остановило.
Откуда-то вдруг пришло понимание, что этого делать нельзя.
Я присел в траву на расстоянии вытянутой руки от нее.
Она пошевелила усиками, расправила крылья – на сочном багряном фоне четыре темно-фиолетовых глаза, по два на каждом крылышке.
– Ва-а-у… – прошептал я и сложил ладони перед грудью: —
Намасте2.
– Намасте! – сложила она в ответ крылышки за спиной.
Тотчас вновь раскрыла и, отдаваясь воле легкого ветерка, устремилась к небу.
Соседскому мальчику подарили птичку в большой клетке с позолоченными прутьями.
Неделю или две он наслаждался общением со своим пернатым другом. Но, в конце концов, из чувства сострадания решил выпустить птичку на свободу.
Он поставил клетку на балкон, открыл в ней дверку, а сам вернулся в комнату и стал через стекло наблюдать, как его друг будет прощаться со своей позолоченной тюрьмой.
Вначале «друг» долго и придирчиво осматривал балкон и распахнутое над клеткой небо, потом несколько раз опасливо высовывал наружу голову, суетливо вращая ею во все стороны – нет ли во всем этом непривычном для него окружении какого-либо подвоха, и, наконец, вот он долгожданный миг – выпрыгнул через дверку на пол балкона, взмахнул крыльями и взвился в небо. Но не тут-то было.
Не прошло и минуты, как он вновь спустилась на балкон и поспешно запрыгнул в клетку.
Последующие попытки выпустить «друга» на свободу оказались такими же безуспешными.
Пернатый явно выказывал предпочтение хоть и тесной, но обжитой, «родной» клетке перед необъятными просторами внешнего мира.
Так и ум человека, соорудивший для себя клетку из прошлых обид, побед, поражений, никак не решается с ней расстаться.
Дверь открыта – лети! Весь мир открыт перед тобой! Но…
Знания и практики помогают нам очистить ум, восстановить эмоциональное равновесие – открыть дверку клетки. Но летать на воле или цепляться за золотые прутья клетки, каждый решает сам. Ни Бог, ни Гуру, ни родители не могут сделать за нас выбор. Не так ли?
Имейте смелость принимать каждого человека таким, какой он есть.
Мать Тереза Калькуттская
Быть в Калькутте и не посетить монастырь Матери Терезы – это нонсенс. Поэтому, несмотря на плотный график различных мероприятий, включенных в программу поездки по Индии, мы с Ириной (инструктор «Искусства жизни» из Подмосковья) на второй день пребывания в городе в шесть часов утра отправились в монастырь.
При входе нас встретила доброжелательная, улыбающаяся монахиня, лицо которой светилось вселенской любовью ко всем и каждому. Она ознакомила нас с правилами посещения монастыря, показала, какие комнаты открыты для паломников и туристов.
Мы преклонили колени и постояли в молчании перед плитой, под которой покоится прах матери Терезы. Затем осмотрели комнаты с многочисленными стендами, фотоальбомами, картинами. Побыли в тишине маленькой тесноватой кельи, в которой жила, работала, принимала гостей мать Тереза…
В небольшом фойе перед выходом из монастыря нас вновь встретила улыбчивая монахиня. Завязался разговор о монастыре, о матери Терезе.
Узнав, что мы русские, женщина перешла с английского на русский.
Я спросил ее, где она научилась так превосходно говорить по-русски.
Она ответила, что до Индии много лет проработала в Казахстане.
– А почему решили из Казахстана перебраться в Калькутту? – поинтересовался я.
– Я никогда не решаю, где жить и работать, – для этого есть Папа, – ответила она.
– Но ведь это ужасно, когда кто-то другой, пусть даже очень уважаемый, распоряжается твоей судьбой! – вступила в разговор Ирина.
Монахиня рассмеялась:
– Ужасно, когда твою судьбу решает нечто временное, непостоянное – соображения выгоды, эмоции. А я от всего этого далека, так как отдала себя в руки Господа. Он мой возлюбленный. Что в этом мире и за его пределами может быть надежней и крепче Его любящих рук? Я нахожу Его везде и в каждом. Я люблю, и я любима. Разве это ужасно?
Мы стали рассказывать ей об «Искусстве жизни».
Она сказала, что знакома со многими местными учителями нашего фонда, а его основателя Шри Шри Рави Шанкара3 или Гуруджи, как его чаще называют последователи, любят и уважают во всех штатах Индии.
– Людей доброй воли роднит общность цели – через служение, через возвеличивание роли общечеловеческих ценностей приблизить этот мир к Богу.
Я поправил ее:
– К Божественному невозможно приблизиться, так как Оно – сердцевина каждого мига бытия. Надо лишь научиться видеть Его.
Монахиня ответила, что это не меняет сути: слова разные, а то, что стоит за ними, что выше любых слов, – чувства, намеренья, дела, – у нас сходно.
Ирина сделала ей комплимент, что мало встречала в своей жизни людей столь светло, привлекательно улыбающихся, столь открытых.
Монахиня оставила комплимент без ответа.
Вытащив из чехла фотоаппарат, я спросил:
О проекте
О подписке