Глава 4. Катя

– Приве-е-е-ет! – раздается дружный хор веселых голосов, когда дверь наконец открылась.

– Заходите скорее, мы вас уже давно ждем! – говорит моя мама – Как добрались? Устали небось? Миша, что ты там стоишь? Забери у Катьки чемодан!

Вперед выходит долговязый мужчина с довольно худыми руками и ногами и очень объемистым «пивным» животом. Прежде чем взяться за ручку чемодана он целует меня в щеку. Второй рукой он сгребает Ваню и прижимает его к себе.

– А ты стал совсем большой! Еще немного и я уже не смогу вот так тебя таскать, – добавляет он в упор глядя на моего сына.

Я чувствую как мой брат привычно благоухает всеми оттенками запахов никотина смешанных с водкой. Похоже мужская часть нашей большой семьи не дождалась официального начала застолья и накатила заранее.

Я успеваю заметить как Ваня снова крепко сжимает игрушку в кармане. На его лице выступает нечто отдаленно напоминающее улыбку. Вот уж кто точно не огорчится, если на следующий год Миша не станет таскать его как плюшевого медведя.

– Конечно уже большой. В следующем году сам тебя на руках таскать будет! – я весело подмигиваю Ване – Чем помочь, мам?

Миша выпускает моего сына и протискивает свой пивной живот мимо мамы унося мой чемодан в недра довольно ветхого, но ухоженного четырехкомнатного дома на окраине частного сектора.

Помню как в детстве я любила шлепать босыми ногами по вечно прохладным доскам деревянного пола. Дверь предбанника тоже открыта и я нахожу взглядом за длинным и уже частично накрытым столом широкий плазменный телевизор. Это лет пять назад Кирилл настоял и купил моей маме новый – взамен старого советского.

Телевизор новый, но привычки старые. Вот и сейчас через верхнюю грань черного прямоугольника переброшена белая ажурная салфетка. Ковер, кстати, уверена все также висит на стене над диваном.

– Да ничего не надо… но все равно пошли на кухню, – улыбается мама – Но сначала… иди же скорее ко мне мой самый любимый внучок!

Ваня смотрит на меня и я ободряюще подмигиваю ему в ответ – мы же договорились, это твоя работа. Как у взрослого… как у папы. Сын кивает, кладет игрушку обратно в карман, быстро подходит к бабушке и крепко ее обнимает. «Работу» он выполняет на совесть – довольно улыбается и щурится, как кот на солнце.

Знаю как он всегда чутко относится к запахам, даже самым тихим. Совсем как Кирилл. Те запахи, которые большинство из людей лишь едва чувствуют, этим двоим казались резкими и зачастую неприятными. В отличии от меня.

Почти абсолютно не чувствую запахи. Может только если очень постараюсь смогу сказать, что он какой-то кислый или может сладкий. Поэтому духов у нас в доме никогда не водилось. Я их все равно не чувствую, а моих мужчин ими только мучить можно.

От мамы сейчас скорее всего действительно пахнет лекарствами. Поэтому не могу не гордится своим сыном и тем как он стоически чувствует почти удушливый для него запах, но при этом смеется и что-то весело рассказывает бабушке Оле.

– Ну что мам, пойдем ко всем на кухню? – решаю я «спасать» Ваньку.

Глава 5. Кирилл

За два месяца до катастрофы.

Противорадиационный костюм скрипит при каждом моем шаге и ужасно натирает ноги. Я купил его пару дней назад в Киншасе – столице Конго. Мой коллега, репортер и, по совместительству, лучший оператор квадрокоптера которого я знаю отговаривал меня. Он считал мой план крайне непродуманным.

– У тебя совсем крыша поехала, да? – если быть точным Олег выразился немного красноречивее – Кирилл, придурок! Ты меня вообще слушаешь или нет? Да перестань ты одевать этот оранжевый мешок!

– Так, Олежик, не нагнетай. Дрон твой сбили, а без него ты что предлагаешь делать? Лезть через трехметровый забор мимо вышек с автоматчиками? Нет, ты скажи! Молчишь? – я выдержал короткую паузу и продолжил натягивать на себя оранжевый резиновый костюм – Вот и не мешай тогда.

Олег знает, что в нашей работе приходится рисковать, чтобы получить материал. Лично мне эта ситуация кажется не такой опасной, как тогда – в Тегеране. Я нацепил громоздкий шлем-капюшон с прозрачным забралом и закончил с приготовлениями.

– Ну что скажешь? Один в один как у тех ученых с объекта! – я остался доволен своим отражением в зеркале.

– Вообще не похож! У них стекло темнее и балон за спиной совсем другой. Тебя повяжут еще на входе и вывесят труп на воротах в назидание другим, – сокрушенно покачал головой Олег.

Сейчас когда я старательно шагаю затерявшись в толпе утренней смены ученых, то начинаю сомневаться в своей затее. Шлемы у всех сняты, но на незнакомое лицо никто не смотрит.

Первые ученые уже начали пикать пропусками у турникета и мое тело пробила нервная дрожь. Охранник скучает рядом и его руки покоятся на прикладе автомата. Что же делать? Может сработает маневр Олега, которым он воспользовался на нашем первом репортаже в Тайване?

Когда до входа остается не больше двух метров я притворно зеваю так широко, что у меня щелкает челюсть. Пока ничего. Ну же, давайте! Ну хоть кто-нибудь…

– Уа-а-а-о! – громко зевает лысый мужчина рядом со мной.

Еще как минимум трое поступают также. Между мной и турникетом остается всего один ученый. Ну давай же! В шесть утра любой зевок для усталых караульных должен быть крайне заразительным. Ученый передо мной подносит свой пропуск к дисплею.

– УА-А-а-о-о! – охранник на входе зевает едва ли не громче меня.

Когда его челюсть возвращается на место он снова рассматривает людей в оранжевых костюмах перед входом. Однако меня среди них уже нет. Я протиснулся с ученым передо мной и сейчас уже плетусь вместе с остальными внутри охраняемой территории.

Глава 6. Стас (Кэп)

– Товарищ капитан… Станислав Александрович! – голос, окликнувший меня, едва справляется с пересохшим горлом.

Я оборачиваюсь на звук. По-юношески звонкий голос эхом отражается от стен медицинского центра по обследованию и лечению паразитарных и инфекционных заболеваний Ростова-на-Дону. По безлюдному прямоугольнику коридора из полуметровых керамогранитных плит бежит человек.

Теряясь в лучах яркого полуденного солнца пронизывающего пространство сквозь окно за его спиной, ко мне быстро приближается черный силуэт. Свет скрадывает четкие очертания подростковой фигуры худощавого парня. Он приближается и темнота скрывавшая его, окрашивается цветными красками.

Парень действительно очень худой и армейский «комок» болтается на нем как на вешалке. Вытянутое лицо и острый подбородок покрывают едва заметные следы от угревой сыпи, отчего он похож на мальчишку едва переступившего за границу совершеннолетия.

Однако его юношеская внешность нравится разве что студенткам-первокурсницам, но никак не высшестоящему руководству. Так и будет сержантом бегать лет до пятидесяти.

Передо мной безуспешно пытается восстановить дыхание один из членов штурмовой группы, командиром которой я и являюсь уже более пяти лет. Ее состав иногда претерпевал незначительные изменения, однако долговязый Костя Слепенков, кажется, был здесь всегда. Он второй номер «снайперской пары» – спину прикрывает изрядно поседевшему снайперу Антону Васину.

Так что пусть никого не обманывает его тщедушный внешний вид – передо мной тридцатилетний, хоть и немного беспечный, но опытный боец.

– Станислав Саныч! Рация накрылась, связи нет, а там эти… ну как их? Зомби в общем! Цела толпа… не менше сотки ща сюда топают то-ли с Братского кладбища, то-ли с Еврейского, то ли с обоих разом! – тараторит Костя, по своему обыкновению проглатывая часть букв в угоду скорости речи.

– Стоп-стоп. Притормози Кость! Что с рацией натворил? И какого лешего ты там Антоху одного оставил? – сурово спрашиваю я пытаясь переварить услышанное.

– Та я ж гворю… – начинает сперва по привычке Костя. Я делаю жест рукой, призывая Слепенкова говорить менее эмоционально. Парень кивает, шумно выдыхает и продолжает старательно выговаривая слова – Васин в прицел увидал чего-то. Говорит такой мне – глянь что творится. Я автомат положил и гляжу в бинокль. А там, метрах в трехстах вниз по улице, на всю проезжую часть растянулась дли-и-и-инная такая толпа. Ну точно демонстрация или там гей-парад какой. Хотя их вроде запретили? Или наоборот разрешили?

– Костя, не отвлекайся – выкладывай давай! – я начинаю терять терпение.

– А, ну так вот. Смотрю я на них… а они такие – топ-топ, топ-топ. Как будто ноги у них не гнутся совсем. Я сразу не допер, чего с ними, но потом смотрю – с левого края, то-ли четверо, то-ли пятеро зомбаков мужика живьем жрут. Я кричу Антохе – «Мочи гадов!». Он двоих трупаков завалил, но мужик к тому времени уже того… скопытился, – взгляд у Кости становится отрешенным и пустым, словно он только что мысленно заново переживает тот момент.

– Ты что здесь забыл? Ты Васина должен прикрывать! А ты выходит от страха обделался и напарника своего бросил? Вот дождешься, я тебя сначала сам отмудохаю, а потом… пинком из армии в народное хозяйство, – я сердито сжимаю кулаки и приближаюсь к парню.

– Не-нет, тарищ каптан, – Костя съеживается с высоты своего роста и начинает казаться, что я стал выше его ростом и теперь тараторит со скоростью пулеметной очереди – Не брсал я Тоху! Гврю ж – зомби. А он мне ткой – должи кэпу. А я такой чик-чик, а она не того. Вот я и рванул пулей сюда! Рацию другую надо, я братюню не кину!

Костя выставляет перед собой правую руку. В ладони зажат черный прямоугольник портативной рации. Для наглядности, Костя несколько раз зажимает мембрану вызова. Ни знакомых щелчков, ни шипения, ни тем более голоса – очевидно «Бобик» сдох и признаков жизни не подает.

На выручку Косте, вперед выходит Леха Коченов. Простодушное широкое деревенское лицо покрывают веснушки. Они кажутся более чем уместными в обрамлении огненно-рыжих волос. Камуфляжная куртка не может скрыть его развитой мускулатуры. В левой ладони он сжимает цевье Калашникова, который совсем не подходит бойцу его габаритов.

Ему бы с танковым пулеметом на плече ходить, а не с автоматом. В группе он считается моим негласным «правой рукой». Я и Леха служили вместе еще до того, как оказались в этом отряде. Но сейчас внутри меня закипает злость, словно вода в чайнике.

– Держи мою, – с этими словами Леха снимает рацию со своего пояса и протягивает ее Слепенкову.

Костя смотрит на рацию, затем на меня, потом на Леху, а после снова переводит взгляд на меня. Гнев внутри быстро утихает. Снайпера ему, конечно, оставлять все равно не стоило, но сделаю скидку на странные обстоятельства в которых мы оказались.

Может вообще зря я так с ним – не в дестском саду все-таки, чтоб в воспитателя играть. Язык мой – враг мой!

Характер у меня всегда был не подарок. Были в моей службе пара случаев, когда эта черта аукнулась мне, не позволяя продвигаться выше по карьерной лестнице. Ладно, что было то было. Меняться поздно – какой уж есть.

– Что смотришь? Бери и дуй к Васину, – командую я, но все кто меня хорошо знают, сразу распознали в голосе более миролюбивые нотки.

– Стой! – я кричу в след парню, уже успевшему сделать пару быстрых шагов обратно к выходу.

Костя замирает и осторожно поворачивается, сжимая в каждой руке по рации.

– Сломанную связисту отдай или ты их коллекционировать собрался? – спрашиваю я.

Леха усмехается и делает шаг на встречу сбитому с толку парню.

– Беги, я ему передам, – Коченов протягивает руку и забирает неисправную рацию.

Слепенков кивает в знак благодарности и срывается в сторону выхода, как будто за ним черти гонятся. Кстати о чертях…

– Докладывай об изменении обстановки, не прозевайте там все! – напутствовую я парня вдогонку.

Костя не оглядывается, но я уверен, что он меня услышал. Я оборачиваюсь к остальным членам отряда. На меня с улыбками смотрят трое мужчин. Вообще нас девять: молчаливый снайпер Антон Васин, многострадальный Костя, двое штурмовиков, Артем Макарченко – наш связист, пилот винтокрылого монстра Паша Лыков, который ждет нас в двух кварталах отсюда, военврач и я – ваш покорный слуга. Одного из стрелков вы уже знаете – это здоровяк Алексей Коченов.

Слева как раз стоит второй – Виктор Мишин. Но мы зовем его «Витя-Машина». До службы по контракту этот суровый, лысый и, без пяти минут, пятидесятилетний мужчина, активно занимался бодибилдингом. Как и многие спортсмены его поколения, вскоре он стал весьма мускулистым русским богатырем, но обзавелся объемистым животом, расчерченным буграми кубиков пресса.

Руки Вити лежат на стволе и прикладе ручного пулемета Калашникова, который словно гротеский медальон, мирно весит на ремне переброшенном через мощную широкую шею.

Справа от «Машины» ссутулив плечи стоит военврач Дмитрий Плюев. Он с нами не на постоянной основе – его специально прислали для выполнения сегодняшней миссии. Работа по эвакуации гражданских лиц обязывает наличие врача, чему я в сложившейся обстановке только рад.

На нем военный китель, брюки и строгие туфли. Однако то, как непринужденно и легко он двигается в форменной одежде подсказывает, что новый член нашей команды способен не только штаны в кабинете просиживать.

Плюев самый возрастной из нас, на вид ему не меньше шестидесяти. На висках и затылке его короткий ежик волос покрывают неровные островки седины и лишь усы-щетка остаются угольно черными.

– Саныч, ну зачем ты так с парнем! Если от мертвецов не обделался, то от тебя точно в штаны кирпичей набросал, – ехидно ухмыляется Витя.

Собственно, вот и причина, почему мы не удивляемся сведениям о зомби на улицах. Несколько часов назад нас в экстренном порядке собрали в рамках объявленной правительством мобилизации вооруженных сил.

Цель отряда, как и многих аналогичных нашему, это эвакуация научных деятелей в центры резервации. Именно поэтому сейчас мы в Ростове-на-Дону. Георгий Степанович Панов – светило медицинского центра по обследованию и лечению паразитарных и инфекционных заболеваний. В чем именно суть его исследований сказали лишь вскользь, но для выполнения задачи это не так важно.

Наш связист, что до этого стоял в стороне, приближается к нам. В его лице есть что-то неуловимо змеиное. Карие глаза почти всегда скрываются под хитрым прищуром и в их глубине явственно читается чувство, что парень знает себе цену. Коже лица словно не хватает пигмента, отчего оно выглядит готически бледным.