Этот рассказ родился для человека, который сильно пострадал от наследственного заболевания, которое в итоге вышло саркомой костей. Всю жизнь человек занимался необычной исследовательской работой, которая требовала от него высшей и ответственной сосредоточенности, но в роду жила легенда о недостижимости мечты, и в итоге на пиковых нагрузках Виктора настигла родовая болезнь.
В очередной раз слезы душили Виктора Петренко, единственного космонавта на борту новейшего российского многоразового корабля, летящего на Луну. На глазах слез, естественно, не было, но жажда быть совершенным была железной. Вместо слез просто один за одним лопались сосуды на лице. Трудно, полагаясь только на себя, выполнить особо важную государственную задачу – нужно было полагаться на большего себя, именно этим и славился Виктор. Он профессионал в пилотируемых полетах, но в одиночку он летел впервые. Задача была очень сложной, но подходящей для Виктора: необходимо вернуть к жизни основной лунный модуль, исчезнувший в тени кратера после неудачной посадки на автоматике, но для этого нужно было не промахнуться самому. Полет и посадка на Луне должны были быть в ручном режиме. Во время тренировок все было успешно, но вот в реальном мире все могло пойти не так. Опасность не вернуться была тоже весьма вероятной, потому что это первый пилотируемый полет на Луну в истории российской космонавтики. Жаль, что он экстренный, и жаль, что он секретный, но нужно было спасать престиж страны. Риск для мужчины – это в сути своей хребет мужской природы, и было даже интересно. Виктор был уже в космосе и дважды провел на МКС больше года и рисковать любил – разумеется, в рамках разумного.
Но почему-то в этом полете стали сдавать нервы. Лететь на луну предстояло всего 3 дня, 3 часа, 49 минут, но почему-то немели руки и несколько раз сбивалась мысль о какую-то паршивую преграду в голове, гудело в висках и лопались сосуды. Никак не удавалось спокойно побыть в своих мыслях, настраиваясь на очень важные маневры на Луне. Даже планомерное и спокойное воображение, которым очень часто и эффективно пользовался Виктор, тоже подводило и не давало мысленно отрабатывать все возможные сценарии.
К прибытию на Луну уже совсем не было сил. Странное расстройство координации никак не давало даже вглядываться в рельеф Луны, в особенности там, где нужно было приложить максимум контроля. Если промахнуться, то от простой банальности под названием «слишком отдаленное расстояние прилунения» можно было провалить всю миссию. На кону государственный престиж. Станция на Луне сродни имиджу страны на международной арене, а с затратами на нее она в три раза больше, чем все стройки века за последние исторические вехи страны. Автоматы подвели или, может, что-то еще, но основной целью миссии Виктора была установка питающего модуля к основному модулю лунной российской станции, который почти сразу перестал подавать признаки жизни после прилунения в тени кратера. Цель миссии Виктора – оживить станцию, чтобы станция могла принимать ученых и космонавтов уже на регулярной основе. Телескопы с Земли увидели, что станция цела, но обесточена.
Глаза заболели невыносимо, место прилунения Виктор узнал только с третьего витка вокруг Луны. Но беда в том, что руки словно стали не свои совсем. В горле стоял ком, сосуды лопались, а настроение было убийственно депрессивным и паническим. Сердце слабело, и была сильная угроза провала в обморок – так и случилось. Во время обморока корабль Виктора пошел на четвертый круг, уже снижаясь к Луне, поддавшись ее гравитации. Вернувшись из обморока, губы бормотали что-то безмолвно и глаза застилала густая боль. Видимо, заболел. Обмороки возвращались каждый раз, когда нужно было принимать решение о посадке. Уже в седьмой раз Виктор, облетая Луну в странных симптомах, уже невольно дал понять Земле, что что-то пошло не так и причина тому – нерешительность космонавта, потому что вся остальная телеметрия была безупречной. На девятом круге шансов сесть безопасно уже не было – корабль снижался еще быстрее. Шел восьмой круг.
Виктор, ужасаясь своему положению, уже точно понимал, что очередной обморок уже его убьет, инстинктивно стараясь максимально быть в сознании, просто стал себя просить не падать в обморок, но слова вырвались неожиданные: «Я хороший, я смелый, я умный – держись, мой хороший человек, держись, все у тебя получится, ты замечательная Душа и звезды тебя любят». Теплые мощные слезы залили глаза, и глаза увидели старую донельзя обидную драку со старшим братом, которая до сих пор дремала в душе Виктора, она подтачивала его изнутри всю жизнь. А когда была нужна особая воля, подломила его до состояния погибели. Страшные обидные спазмы излились из тела, и картина вспомнилась вся! Виктор так любил в детстве строить из подушек дивана башню, чтобы на нее лечь и, расправив крылья, ловить баланс, как летчик в полете, но брат, когда не было никого дома, срывал злость на нем с такой силой, что приходилось драться с ним даже несмотря на разницу в пять лет. Брат был откровенно бессмысленно жесток. А когда Виктор увлеченно играл в летчиков со своим другом, брат избил его прямо при друге, просто показывая свое превосходство. Но сильным кошмаром было то, что когда Виктор ходил уже в летную школу, брат во дворе всем друзьям рассказывал, как он прикалывается над ним дома, и что когда он строит свои пирамиды, он выглядит как идиот и почему-то как поплавок. «Поплавок» стало обидным прозвищем Виктора во дворе на все детство и юность, лишив его настоящей дружбы со сверстниками и с самим собой.
Странно, но вместе со слезами и словами поддержки в адрес себя стали выскакивать очень злобные слова в сторону брата! «Сам ты поплавок! Урод! Отстань от меня! Убью! Убью тебя! Мне так обидно! А еще брат называется!» Мысленно Виктор дрался с братом и одновременно очень мощно поддерживал себя самыми добрыми словами – координация вернулась и очевидным стало, что брат невыносимо сильно ранил Виктора именно туда, где формировалось чувство баланса в мозге, которое так необходимо летчику и космонавту, и в ту часть души, где должны были быть резервы самоподдержки для особых случаев риска, но для этого нужна была поддержка сильного рядом в моменты взросления, но рядом все детство был слабый, коварный, глупый брат и его друзья.
«Придурок! Как ты меня достал даже на Луне», – выдохнул Виктор с большим облегчением, явно возвращаясь в свое рабочее состояние. «Это так странно! – подумал Виктор. – Так ведь и убить можно человека, словесной пулей, выпущенной в тебя детстве, и она, оказывается, может настигнуть тебя хоть где». Виктор повторял: «Я хороший, я уверенный, я сильный, смелый, у меня есть цель – летать, и я буду летать!» Сердце Виктора становилось легче, а брат все меньше и меньше стал занимать место в сознании Виктора, равно как и парни во дворе, у которых просто не было великой мечты и от этого они были злы на свою жизнь и жизнь других.
Через 20 минут корабль благополучно в нужном месте прилунился назло брату.
«Я отличный парень! Это полет показал мне, что я гораздо больше, чем я о себе думал всю жизнь, – улыбаясь, говорил Виктор на пресс-конференции уже на Земле. – Я готов к новым полетам как никогда!»
Это рассказ про реальную девушку с реальной онкологией лимфоузлов и матки, которая пришла из глубин бывшей дворянской фамилии, которая в свое время потеряла всякое человеческое достоинство. Лечение оказалось успешным – девушка жива. С большой благодарностью за доверие сочинил ей рассказ.
Наташка Вавилова блевала возле ночного клуба с расквашенным носом и набирала на айфоне номер своего возлюбленного. «Сука, возьми трубку!» Опять приступ рвоты, и спустя время совершенно пьяная Наташка заводила свой «Порше Кайен», чтобы лично доехать до этого уебка, который, блядь, опять не взял трубку! Ехать недалеко: с Кутузовского на Рублевку, до Соснового бора.
Бестолковые слезы и музыка глушили чувства, Наташка орала песни Монеточки вперемежку с матюками водителям, которые не уступали дорогу дочке префекта Северо-Восточного округа Москвы. Выехав за пределы МКАД, разогнала до 200 километров в час свой «Порше» и в одно мгновение, множество раз кувыркаясь, влетела в густой лес где-то уже на подъезде к «Соснам». Машина несколько раз ударилась о крупные деревья, далее пролетела с большой высоты в замерзающее болото и упала, уткнувшись в него носом. Музыка прозвучала еще пятнадцать минут, пока не залило аккумулятор, и наступила тишина. Наташа в неестественно-сидячем положении оказалась на пассажирском месте, а на том месте, где она мгновения назад была водителем, была большая вмятина и зияло полностью разбитое окно.
Через два часа она очнулась от холода, ее ноги были переломаны в бедрах, в голове был страшный шум, а руки дрожали под воздействием остатков адреналина в крови. Телефон вылетел из разбитого окна, позвонить было невозможно. Сознание было как в детстве, когда ждешь от мамы наказания за что-то действительно страшное. И детские слезы брызнули сами! Захотелось просто к маме, даже если она накажет.
Ноябрьский холод проникал в машину вместе с сыростью болота. Выйти из машины означало промокнуть в холодной жиже, а ползти наверх было около 50 метров. Наташа трезвела, но так сурово, что, глядя на ее лицо, было очевидно, что она еще немного и начнет издавать проклятия – так и вышло! «Вы у меня все ответите, вы все будете платить мне, когда я выберусь!» Странно, но ум Наташи не искал помощи, а каким-то нереальным усилием черпал из себя новые порции судебных терминов и всякого юридического бреда, которого она нахваталась, работая у папы в администрации Москвы. С похмелья и от удара совсем, по сути, слабая Наташа предъявляла судебные иски дорожникам, лесникам, хозяину ночного клуба, сотовым сетям и пролетающим над ней самолетам Домодедово – всем тем, кто ее, по ее мнению, не уберег.
А когда пришла настоящая трезвость, пришла и боль в ногах. Душа словно хотела покинуть это насквозь испорченное капризами тело, и временами так и было. Боль заставляла Наташу выпрямляться всем позвоночником, и она теряла сознание, а Душа абсолютно серьезно улетала, и Наташа была каждый раз мертвой пару или тройку минут. В эти минуты ее лицо становилось тихим и абсолютно девчоночьим и неиспорченным, как лицо ее мамы на черно-белой фотографии, когда ее мама приехала в Москву в начале 70-х. Тихая Наташа в эти минуты звала Душу обратно, и она возвращалась, чтобы дать ей еще один шанс. Так прошел день. Наташа даже не догадывалась, что таким способом ее Душа готовит ее к смерти.
На следующий день от приступов боли и от холода Наташка просто кричала, распугивая болотных животных. Часто теряла сознание и умирала. В отчаянии сделала попытку выползти из машины – извозилась в болотной грязи, промокла и замолкла. Сидя снова на кресле, она увидела, как организм ее уже не слушается, ее словно уже не было, оказывается, она уже давно обкакалась и обмочилась в колготки и даже не почувствовала этого. «Как маленькая прямо!» И снова разрыдалась изо всех сил, просто зовя уже маму и никого больше! Мааааааамааааа! Маааа ммааа. Слезы были очень искренними! Наташа поняла, что она скоро умрет. Ее голова склонилась над стеклом окошка – за окном падали редкие снежинки, и одна из них упала прямо на стекло, и Наташа впервые в жизни удивилась, насколько красива жизнь в такой обычной снежинке. Жаль, что у нее все не так.
Признавая свою пустоту и растраченность, Наташе на мгновение открылось былое чувство тревоги о чем-то важном, что-то беспокоило ее уже много лет, и это точно поможет ей умереть без боли и страха! И губы сами от отчаяния забормотали:
Снег, снег – это любовь,
Это любовь падает…
Наш молчаливый танец без слов
На краю снов – радует…
Снег, снег… Нас закружил
Этот волшебный танец…
Словно сердца заворожил
Белый волшебный глянец…
На краю снов, на краю слов
Молча с тобой танцуем…
Этой зимы белый покров
Нравится нам до безумья.
На краю слов, на краю снов,
На краю наших встреч…
Танец без слов, танец-любовь…
Крыльями белыми с плеч…
Почему-то вспомнился Лешка, друг из детства, которого когда-то сильно полюбила, но папа не дал этой любви окрепнуть и выгнал его из ее жизни, намекая Наташе, что ей нужен жених пореспектабельнее.
Какая белая зима!..
А мы – не думали о многом,
Когда высокопарным слогом
Соединяли чувств слова…
Какая бледная луна,
Какие крупные сугробы!
Наверно, слепы были оба,
Коль заплутали по зиме…
Наташа вспомнила, как ей было уютно раньше внутри себя, когда она тайком писала стихи Леше, и в это мгновение ее внутренний мир обдало глубоким теплом. В ее теле снова появилось гнездо для этой странной птицы, имя которой – Душа. Душа не выдерживала той рвоты, которую Наташка вбирала в себя с того мгновения, когда она стала стремиться к клубной гламурной жизни современной москвички, а особенно когда она встретила «своего» последнего любовника. Душа просто не дала ей доехать до него, это был уже предел. Наташа для Души уже иссякла – пора было отдохнуть от блевотины.
«Леша, родненький, прости меня!» И губы Наташи шептали об опоздавшей и запутавшейся любви…
Это ничего, что я —
немного задержалась;
Это ничего, что ты —
немного опоздал…
Тихая луна в окне
холодном отражалась,
а в глазах твоих —
двойная синяя звезда…
Не зови, не помни,
не пиши о нас,
не думай…
И не снись, маня,
такая близкая,
моя…
Полночью ко мне
не приближайся
О проекте
О подписке