А выглядела ведьма действительно великолепно: белая кожа, синие большие глаза, обведённые чёрными тенями, острые черты лица, придававшие ей некоторую аристократичность и ярко-рыжие волнистые волосы длинной почти до лопаток, поблёскивающие в свете уличного фонаря. Носила Афина аккуратный котелок, короткое пальто, штаны в обтяжку и высокие сапожки с каблучками. Всё, кроме обуви, было бардового цвета.

Больше всего на свете Афина ненавидела журналистов. Существовали и другие вещи, похуже, но эти назойливые проныры со своими ламповыми фотоаппаратами и блокнотами, словно голодные собаки, сбегались на каждое место преступления и действовали всем на нервы. Разбой, грабёж, взлом с проникновением. Но самым излюбленным блюдом этих поганцев являлось убийство. Чем больше крови, тем лучше. А тут, в переулке, между домами №67 и №69 по Строительной, кроме крови, ничего и не было. Придя сюда, Афина сразу подумала о кровавом фарше, который швыряли в стены.

Журналисты и зеваки остались позади, за кордоном бравых жандармов. Эксперты и криминалисты искали следы и собирали останки. Лампочкоголовые, установив на шеи камеры, делали снимки места преступления. Каждый был занят своим делом.

– Знакомый почерк, а? – задумчиво произнёс Гидеон Пакс, прикоснувшись пальцами к полям шляпы.

Афина в ответ просто кивнула и огляделась по сторонам.

– Лунный зверь. Чёрт бы его побрал! – голос начальника, Тиммана Тремьена, звучал приглушённо из-под шёлкового платка, которым он закрывал нос, защищаясь от местной вони.

Тучный мужчина, с необъятным пузом и двойным подбородком, являлся начальником всей столичной жандармерий и непосредственным руководителем следователей Пакса и Петрикор. Недалёкий, наглый любитель свинины и взяток был вне себя от того, что его потревожили посреди ночи, и был более недоволен мыслью, что придётся снова получать взбучку от наместника столицы. Как же иначе? Дело то было серьёзным, а убийца всё ещё пребывал на свободе.

– Полуночный зверь, – поправила Афина, за что получила гневный взгляд маленьких злобных глазок Тремьена.

– Всего месяц его не было, – хмыкнул Гидеон, глядя куда-то вдаль, в темноту переулка. – Ищейка сказал то же, что и раньше. Размытая картинка, зверь, нападение, вот это. Он уже взял кровь на анализ. Скоро узнаем, кто жертва.

– И никаких следов? – спросила Афина, скрестив руки на груди.

– К сожалению, нет.

Это было шестое подобное убийство за полгода. Всегда одно и то же: каша из разорванных внутренностей, кровь, раздробленные кости. От жертвы почти ничего не оставалось. Так продолжалось до четвёртого убийства, пока в дело не подключили Ищейку. Случилось это после шумихи в газетах.

Казалось бы, кого волнует? В таком большом городе, как Аррас, каждый день умирали десятки людей, но газетчики раздули из этого дела не хилую шумиху, что даже верхам пришлось обратить на проблему своё внимание. Но с прибытием Ищеек дело не сдвинулось с места. Они с помощью крови определяли жертву, видели их последние воспоминания, но без толку. Убитые просто не успевали понять, что происходит. Потом позвали штатных медиумов, спиритистов, магов и даже сенсоров. Результат нулевой.

Следователь, расследовавший это дело ранее, до Петрикор и Пакса, повесился около месяца назад. Ещё одна порция счастья для газетчиков. «Полуночный Зверь свёл с ума своего охотника. Кто следующий?», – спрашивали заголовки газет. Злорадство в чистом виде, подогревавшее массовую истерию в городе. Каждый прокол служителей закона мастера печатной машинки поливали грязью так, словно первые сами были виновны в преступлениях, что не могут раскрыть. Читающие это граждане не знали, что думать. В пабах и барах за кружкой пива шли горячие обсуждения последних новостей. Кто-то ругал жандармов, используя самые яркие слова своего лексикона, кто-то махал рукой и вставал на защиту блюстителей закона, но все замолкали, когда некоторые начинали рассказывать, будто бы сами видели Зверя.

В местах, более цивилизованных, о нём также не забывали. Политики, воспользовавшись моментом, надрывали глотки, обвиняя друг друга в некомпетентности. В предвыборных речах у большинства из них на первом месте, в списке невыполнимых обещаний, значилась поимка Полуночного зверя. Предприниматели делали деньги на страхах людей, предлагая купить обереги и священные амулеты, якобы защищающие от ночного хищника. Заботливые матери заводили своих детишек пораньше домой. Возросло количество прихожан в церкви, где многие поговаривали о конце света и его предвестнике в виде Зверя. Словом, несколько смертей, раздутые прессой, влияли на всю столицу, казалось, медленно сводя её с ума.

Но как бы это парадоксально не было, для Арраса это являлось привычным состоянием. Каждый год в городе появлялся какой-нибудь сумасшедший, маньяк или монстр, рождённый в ходе неудачного эксперимента или вызванный неким ритуалом. Ажиотаж и слухи, перемешанные с фактами, раздутые прессой, создавали для города своих злодеев и героев. Масштабы событий приукрашивались и преувеличивались. Каждый год газеты говорили об ужасном враге, грозящем всем жителям Арраса, и спустя время о спасителе в лице одного героя или нескольких. Ловцы удачи и славы, частенько начитавшись газет, самостоятельно искали городских маньяков и чудовищ. В последние годы пресса стала популярнее многих литературных книг. Конечно, ведь написанное на дешёвой бумаге было красочнее и интереснее всяких приключенческих романов. А факт того, что вся история происходит взаправду и совсем недалеко, прямо в родном городе, захватывал дух! А насколько это самое «взаправду» соответствует истине, являлось делом не первой важности.

– О жертве что-нибудь известно? – переспросила Афина. – Есть какие-нибудь личные вещи? Документы?

– Нет, – буркнул Гидеон.

– Этим и займитесь! – пропыхтел Тремьен и направился к журналистам.

Ведьма взглядом проводила кабана в дорогом костюме и обратилась к напарнику.

– Ты забыл это, – Афина протянула ему маленький серый предмет.

Гидеон машинально проверил карманы пальто и, украдкой оглянувшись, принял свой жетон.

– Извини. Видимо, выпал из кармана, – предположил Гидеон.

Несмотря на высокий рост и широкие плечи, на фоне напарницы рыбоголов выглядел несколько блёкло. Он носил строгий тёмно-синий костюм, длинное серое пальто и шляпу с мятыми полями. Лицо Гидеона Пакса было худым и вытянутым, со впалыми щеками, широкими скулами, острым носом и тонкими губами. Глубоко посаженные глаза Пакса имели тёмно-зелёный оттенок. Кожа рыбоголова была бледнее, чем у напарницы.

– Ничего страшного, – хмыкнула Афина. – Кстати, что по той девочке?

– Юная магичка, разорвавшая дюжину горожан на воздушной барже? – уточнил Гидеон. – Это дело передали тайной жандармерии. Сейчас бедняжка на полпути к Магаскоре.

– Неужели серране до сих пор так сильно боятся магов? – удивилась Афина.

– У них есть на это свои причины, – хмыкнул напарник, спрятав жетон во внутреннем кармане пальто. – Хорошо, что её не закинули нам.

– Не думала, что ты боишься трудностей, – лукаво улыбнулась Афина. – Займёмся делом.

– Да, точно, – кивнул Гидеон.

– Хоть пистолет с собой? – спросила шёпотом Афина.

Гидеон пощупал пояс и улыбнулся. Но улыбка быстро исчезла, когда рядом прошёл один из криминалистов. Следователь снова вгляделся вглубь переулка.

– Эй, ты куда? – спросила Афина, когда напарник пошёл в темноту.

– Итак, Строительная, – начал Гидеон, стараясь не наступить на кровь или валяющийся вокруг мусор. – А ты знаешь, что раньше здесь находились кирпичный завод и целая куча правительственных складов. Здесь всегда стоял красноватый туман. А теперь всё пустует и всегда ночь. Ещё одна прихоть Папы Принца. Район так и называется – Ночь.

– Тот самый Принц? – уточнила Афина, глядя себе под ноги. – Ты рассказывал. Клеймённый садист, обожающий мучить своих подчинённых.

– И не только, – задумчиво ответил Гидеон, продолжая идти. – Ты когда-нибудь слышала о химеритах?

– Ну, конечно, их и в Ковене полно, – хмыкнула Афина.

– Так вот, наш Принц из Химеры, – рассказала Гидеон.

– Да ладно? И так многого добился? – искренне удивилась женщина. – У нас они являются наёмниками. Я помню, был у меня один телохранитель-химерит. Туповатый громила со змеиной кожей. Представь себе только!

– Ну, наш химерит ничем не отличается от обычного человека, – уточнил Гидеон. – Внешне. Но вот мозг у него работает совсем иначе.

– Жаль, – задумчиво произнесла ведьма.

Заметив таинственную ностальгическую улыбку на лице напарницы, Гидеон воскликнул:

– Только не говори, что у тебя была интрижка с твоим телохранителем.

– Я была молода, – ответила ведьма без толики стеснения. – Давай не будем поднимать эту тему. Я ведь тебя не спрашиваю о твоих дамах сердца.

– О, не стоит.

Впереди возникли высокие ящики и бочки, оставленные вечность назад. Криминалисты и жандармы остались в полусотне метров позади. Не выдержав, Афина прошептала заклятие, и прямо в воздухе возник маленький пучок жёлтого света. Светящийся шарик закружился, завертелся и, пища, обратился в магического цыплёнка. Этого оказалось достаточно, чтобы разглядеть стену из мусора впереди, нагромождения зловонных отбросов под тонким брезентом, ветхие мешки или серые пакеты.

– Ты нашёл, что искал? – спросила Афина, глядя, как цыплёнок из света усердно имитирует повадки птицы и клюёт старые кирпичи.

Гидеон оглянулся по сторонам, будто прислушиваясь. Постояв около минуты, он закатал рукава своего пальто, передал шляпу напарнице и начал сгребать один мешок за другим.

– Не самое удачное время, чтобы беспокоиться о чистоте города, – прокомментировала Афина.

Но Гидеон продолжил, и после пятого мешка, скинутого в сторону, он замер и отшагнул назад. Афина поражённо ахнула и мысленно приказала цыпленку выйти вперёд, чтобы лучше разглядеть всё.

– Выходи, – приказал Гидеон, стряхивая пыль с пальто.

В глубине мусорной горы среди остатков стройматериалов, полусгнивших объедков и нескольких кошачьих трупов сидел конструкт.

– Вот чёрт. Как ты узнал? – прошептала Афина, глядя, как серая бочкообразная машина робко, с трудом балансируя на пухлых манипуляторах, вылезла из своего укрытия.

Гидеон ничего не ответил и медленно обошёл находку. Конструкт стоял ровно, держа верхние манипуляторы на середине округлого, нелепого корпуса. Поза напоминала молитвенную, будто конструкт просил своего создателя вытащить его отсюда.

– Назовись, – приказал Гидеон на третьем круге.

Конструкт что-то прошипел и неуверенно поднёс манипулятор к голове, где вместо динамиков торчали искрящиеся провода.

– Сломан, значит, – произнёс Гидеон. – Кто тебя сломал?

Ответа не последовало.

– Ты ведь меня понимаешь? – спросил следователь.

Конструкт затрещал и кивнул.

– Ты был здесь, когда произошло убийство?

Кивок.

– Ты знаешь жертву?

Кивок.

– Ты знаешь убийцу?

Конструкт задумался, это было видно по быстро моргающим фоторецепторам. И, наконец, он медленно мотнул головой.

– Если мы тебя починим, ты расскажешь, что видел?

Конструкт никак не отреагировал.

– Мы тебе не навредим. Обещаю, – сказал Гидеон. – Мы вернём тебя к родственникам твоего хозяина.

Конструкт бешено замотал головой, выставил руки вперёд и попятился назад. От неожиданности Гидеон мгновенно выхватил пистолет из кобуры. Но конструкт не думал нападать, а наоборот, так усердно пытался что-то сказать, что заискрились провода, торчащие из его головы.

– Хорошо, – медленно произнёс следователь и аккуратно вернул оружие на пояс. – К родне хозяина ты не пойдёшь. Ты не хочешь этого, так?

– У машин есть воля? – подала голос Афина, стоявшая чуть позади.

– Вроде нет, – неуверенно ответил напарник и снова обратился к конструкту. – Пойдёшь с нами. Нам нужна информация.

Следователи повели конструкта к уже заканчивающим криминалистам. Они сразу заметили странную привычку машины держать манипуляторы над корпусом, как будто человек, держащийся за сердце.

– Он – свидетель преступления, – сказал Гидеон, обращаясь к одному из криминалистов-лампидов с камерой вместо головы. – Сможешь починить его?

– Почему, если я лампочкоголовый, то обязательно разбираюсь в машинах? – спросил Клемет, тыча своим длинным объективом прямо в лицо Гидеона. – Это, по-твоему, не расизм? М?

Гидеон криво усмехнулся. Он давно был знаком с этим странным лампидом и терпел его странные шуточки, потому что ценил его знания и отзывчивость. Бедолага Клемет, по ведомой лишь ему одному причине, пытался математически вычислить алгоритм юмора. Шутки его были либо слишком явными, либо слишком непонятными для восприятия окружающих. И чаще всего единственным, кто смеялся над шутками Клемета, был сам Клемет.

– Несколько часов. Дай только добраться до мастерской, – сказал лампид, «оглядев» конструкта. – Всё, можешь не волноваться. К вечеру будет готово.

– Клем, мне нужно к обеду, – сказал Гидеон.

– Ага. Вот я сейчас брошу здесь все дела, – возмутился лампид. – Поменяю свою камеру, снова надену громадную лампочку и буду чинить твою машину! Ха-ха-ха!

– Я же сказал «свидетель преступления», – повторил Гидеон.

– Ну, так отвези его в отдел, к ремонтникам, – предложил Клемет. – Я тут причём?

– Я тебе доверяю, – ответил Гидеон.

И этой фразы было достаточно, чтобы старина Клемет растаял.

– К обеду? – переспросил он тут же. – Будет сделано.

– Договорились.

– Мы будем допрашивать машину? – спросила Афина, когда они шли к выходу из переулка. Толпа журналистов к этому времени разрослась ещё больше.

Ответа она не расслышала из-за гвалта щёлкающих ламп фотоаппаратов и голосов столь ненавистных ей писак.