Роджер все еще держал насаженный на острие шпаги пакет, подняв его высоко вверх, поэтому не мог поклониться должным образом. Но он мог сорвать с головы шляпу, что и сделал свободной рукой, затем опустил шпагу к земле и преклонил колено перед королевой.
– Вижу, вы узнали меня, сударь, – холодно сказала она. – Это делает ваше поведение еще более непростительным.
– Я не узнал ваше величество, пока вы не заговорили, – горячо запротестовал он.
– В таком случае я прощаю вам, что вы извлекли шпагу из ножен, но не прощаю вашего вмешательства. – Она говорила уже более спокойно. – Встаньте, сударь, и отдайте пакет этому господину, которому я только что собиралась вручить его.
Роджер встал, снял пакет с клинка и спрятал шпагу в ножны, но не сделал ни малейшей попытки выполнить ее последнее приказание. Вместо этого он сказал:
– Рискуя вызвать еще большее неудовольствие вашего величества, я как раз хотел добавить, что, если бы даже я сразу узнал вас, я действовал бы точно так же.
– Что означает эта новая дерзость, сударь? – Она вновь повысила голос.
Роджеру не впервые приходилось разговаривать с королевскими особами. За прошедший год ему несколько раз случалось вести долгие беседы с королем Швеции Густавом III и разговоры куда более интимного характера со смелой, образованной и распущенной женщиной, царицей Российской Екатериной Великой, так что он очень хорошо знал, что задавать суверену прямой вопрос считается вопиющим нарушением этикета. Но по опыту он знал также, что, хотя коронованные особы представляются своим подданным существами почти божественными, окруженными аурой великолепия и роскоши, за этим фасадом они – всего лишь обычные люди, как и все остальные; и, если обращаться к ним с должным почтением, но естественно, а не с рабским подобострастием, они воспринимают это гораздо лучше. Поэтому, махнув рукой в сторону де Рубека, который все еще смотрел на него с выражением тревожного недоумения, он проговорил:
– Мадам, умоляю вас простить мою смелость, но что вам известно об этом человеке? Готов держать пари на крупную сумму, что вы очень мало или совсем ничего не знаете о нем.
Задавая такой вопрос королеве Франции, он сильно рисковал, но это сошло ему с рук. Она так удивилась, что не придала значения его дерзости и отвечала со своей обычной порывистостью:
– Вы выиграли бы ваше пари, сударь, потому что я никогда не видела его раньше. Я знаю только, что его рекомендовали мне как надежного человека, с которым я могу отправить письмо, имеющее для меня довольно большое значение.
– Тогда я умоляю ваше величество уволить меня от выполнения вашего приказа, – воскликнул Роджер, немедленно воспользовавшись своим преимуществом. – Мне известно, что это молодец – мошенник. Ему нельзя доверить даже кружку для подаяния, не говоря уж о важном послании из ваших августейших рук. Хотя, когда я только что прибыл на место действия, я подумал, что вы передавали ему пакет с драгоценностями.
– Почему же? – спросила королева, снова удивившись.
– Мадам, в ваших же интересах я молю вас всемилостивейше позволить мне рассказать один эпизод из моего прошлого, который имеет самое прямое отношение к настоящему делу.
– Рассказывайте, сударь. Но будьте кратки.
Роджер поклонился:
– Благодарю ваше величество и заранее клянусь, что каждое слово моего рассказа – чистая правда. По происхождению я дворянин, со стороны матери, но когда я был еще мальчишкой, я решил отправиться по свету и самому искать себе пропитания где придется, лишь бы не быть посланным в море. Когда я убежал из дома, в кошельке у меня имелось почти двадцать… – Он чуть не сказал: «гиней», но быстро заменил это словом «луидоров» и продолжал: – Но в связи с различными расходами от этой суммы оставалось не больше горстки серебра к тому времени, как я оказался в Гавре.
Услышав это название, де Рубек вздрогнул так сильно, что нечаянно задел шпорой бок своей гнедой. Горячая лошадь заплясала на месте, и несколько минут всадник прилагал отчаянные усилия, чтобы справиться с нею.
Роджер заметил, какой эффект произвели его слова, и теперь, указывая на де Рубека, воскликнул:
– Взгляните, Мадам! Он узнал меня наконец, хотя неудивительно, что ему понадобилось для этого так много времени, ведь с тех пор прошло несколько лет; и я сам, разминувшись с ним сегодня в лесу, в миле отсюда, несколько минут не мог признать в малопривлекательных чертах этого расфуфыренного франта того оборванного мошенника, что обманул меня когда-то.
– Продолжайте ваш рассказ, сударь, – молвила королева.
Роджер снова поклонился:
– Прибыв в Гавр, ваше величество, я поселился в скромной гостинице на набережной. Там со мной познакомился этот шевалье де Рубек. Объясняя свой потрепанный наряд, он рассказал мне, что у него украли значительную сумму денег и что хозяин гостиницы забрал весь его гардероб в виде залога уплаты за комнату, но он уверил меня, что он – сын маркиза, имеющего огромные поместья в Лангедоке и занимающего важное положение в ближайшем окружении короля, так что скоро он снова будет при деньгах. Но это в сторону. Достаточно сказать, что, так как я, почти мальчик, был тогда совершенно незнаком с обычаями подобных проходимцев, я поверил ему и стал считать его своим другом.
– Он лжет! – с жаром вмешался де Рубек. Он наконец успокоил лошадь и, перегнувшись, смотрел сверху вниз на Роджера со страхом и злобой. – Даю слово чести вашему величеству, что все это – сплошная ложь. Он принял меня за кого-то другого.
– Молчите! – резко остановила его Мария Антуанетта и сделала Роджеру знак продолжать.
Он послушно возобновил свой рассказ:
– Я говорил вам, Мадам, что и у меня в то время деньги подходили к концу, но зато в запасе было средство, которое, как я рассчитывал, должно было спасти меня от нищеты, по крайней мере на год. Перед отъездом из дома один дорогой друг – особа, которую я считал больше чем сестрой, – зная о моих намерениях, заставила меня принять от нее несколько золотых безделушек. Эти вещи были довольно старомодны, у нее имелись украшения и получше, но ценность их была велика; думаю, что мог бы выручить за них до четырехсот луидоров. Этот негодяй, воспользовавшись моим доверием, уговорил меня позволить ему продать их для меня. После этого, Мадам, он исчез вместе с драгоценностями, оставив меня, мальчишку пятнадцати с половиной лет, без гроша в кармане в незнакомом городе, где я не знал ни единой души.
– Это ложь! Злостная клевета! – снова закричал де Рубек.
– Это правда! – отрезал Роджер. – И я благодарю Господа, что, встретив вас сегодня, смог вовремя появиться на сцене, чтобы помешать ее величеству довериться такому презренному мерзавцу. Не сомневаюсь, что вы намеревались помчаться в Париж и продать ее письмо за самую высокую цену, какую только вам дали бы за него ее враги.
Лицо королевы побледнело под слоем румян, но голос был тверд, когда она обратилась к де Рубеку:
– Хотя преступление, в котором вас обвиняют, сударь, было совершено давно, необходимо тщательное расследование. Если, в конце концов, справедливость обвинения будет доказана, то это был поистине низкий поступок – обобрать таким образом ребенка, оставив его легкой добычей всяческого зла, обитающего в трущобах наших больших городов, и я обещаю, что за это вам придется созерцать изнутри тюремные стены дольше, чем вы пользовались бесчестно добытыми деньгами. Но в таких делах лучший судья – его величество король, и он услышит обо всем этом. Сейчас я возвращаюсь в замок. Повелеваю вам следовать за моей каретой.
Затем она обернулась к Роджеру и спросила:
– Как ваше имя, сударь?
– Де Брюк, к услугам вашего величества, – ответил он с поклоном.
– Вы также, господин де Брюк, следуйте за нами в Фонтенбло. Если ваш рассказ окажется ложным, вам придется пожалеть об этом, но, если он правдив, вы увидите мою благодарность за оказанную вами услугу. Пока же приказываю вам никому ничего не говорить о сегодняшней встрече.
Едва Мария Антуанетта успела закончить свою речь, как лошадь де Рубека заржала и снова заплясала на месте, задирая голову. Роджер, сразу догадавшись, что на этот раз фальшивый шевалье намеренно пришпорил своего скакуна, бросился вперед, стараясь поймать уздечку. Но он опоздал всего лишь на мгновение. Де Рубек развернул гнедую и отпустил поводья. В тот же миг она помчалась прочь.
– Стойте! – воскликнула королева. – Стойте! Если вы ослушаетесь меня, берегитесь!
Но де Рубек только махнул левой рукой, возможно показывая, что не может справиться с животным, и ускакал по одной из просек.
Быстрым движением королева поднесла к губам крошечный серебряный свисток, раздалась пронзительная трель.
Роджер тем временем подбежал к своей лошади и взлетел в седло, хотя он прекрасно понимал, что у него нет ни малейшего шанса догнать гнедую де Рубека. Несмотря на это, он уже приготовился вонзить шпоры в бока своей клячи, когда королева знаком приказала ему остановиться:
– Останьтесь здесь, сударь. У меня найдутся скакуны получше вашего, чтобы послать их в погоню за этим плутом.
Ее слова объяснили Роджеру назначение свистка. Теперь он догадался, что карету, должно быть, сопровождал эскорт, державшийся до поры на почтительном расстоянии. В следующую секунду его догадка подтвердилась: едва он спрыгнул с лошади, которую принял у него лакей, на лужайку галопом вылетели два всадника.
– Господа! – приветствовала их королева, указывая в том направлении, куда скрылся де Рубек. – Прошу вас, догоните и приведите сюда человека в пурпурном атласном камзоле, который только что умчался вот по той дороге.
Они ринулись в погоню, а королева вновь обернулась к Роджеру. Впервые с момента их встречи голос ее звучал благосклонно:
– Господин де Брюк, бегство – верный признак вины. В юности я и сама была неплохой наездницей, хотя моя наставница мадам де Ноайль не позволяла мне насладиться верховой ездой из-за нелепого опасения, что от этого я растолстею. Но я достаточно разбираюсь в искусстве верховой езды, чтобы ясно видеть: мошенник сам заставил лошадь сорваться с места, более того, он вполне мог бы остановить ее, если бы захотел.
Роджер, ответив улыбкой на ее улыбку, немедленно ухватился за личную нотку:
– Говорят… я слышал, что ваше величество прозвали эту пожилую даму «мадам Этикет» и что однажды, упав с осла, вы со смехом объявили своим спутникам, что не подниметесь с земли до тех пор, пока мадам де Ноайль не продемонстрирует, как именно полагается помогать дофине Франции подняться на ноги.
Мария Антуанетта рассмеялась. Ее улыбка тотчас угасла, но она милостиво посмотрела на Роджера, покачивая головой.
– Не знаю, где вы слышали эту историю, но в основном все верно, сударь, и напоминает мне о более счастливых временах. Тогда я была всего лишь беспечной девочкой-женой наследного принца Франции; теперь я – французская королева, у которой множество забот. Возможно, узнав сегодня мошенника в этом человеке и поступив так, как поступили, вы избавили меня от еще одной большой неприятности. Как я могу вознаградить вас?
Выхватив треуголку, которую держал под мышкой, Роджер взмахнул ею, едва не коснувшись земли; затем, выпрямившись, ответил:
– Эта встреча с вашим величеством – сама по себе достаточная награда, и, если мне посчастливилось оказать вам небольшую услугу, я почту это за дополнительную честь. Но если, Мадам, ваша щедрость побуждает вас еще больше наградить меня, это нетрудно сделать.
– Говорите, чего вы хотите, сударь.
– Всего лишь возможности еще немного развлечь ваше величество, чтобы вы могли на время забыть о заботах, о которых вы говорили. Вы с сочувствием и интересом выслушали мой рассказ о том, как мальчиком я был ограблен и остался в Гавре без гроша. С тех пор мне довелось путешествовать по Англии, Голландии, Дании, побывать в Швеции и России, и в этих странах мне пришлось пережить множество приключений, и серьезных, и забавных. В настоящее время я достаточно обеспечен и не прошу денежного вознаграждения, но, если бы вы даровали мне привилегию ненавязчиво присутствовать при вашем дворе и посылали бы за мною время от времени, когда государственные заботы будут особенно тяготить вас, я надеюсь, что смог бы развеять вашу печаль и снова рассмешить вас, как это произошло только что, когда я напомнил вам о происшествии с ослом. И если бы мне это удалось, я считал бы себя поистине счастливым.
– О, прошу вас, Мадам! – Из глубины кареты снова послышался тот же нежный голос с акцентом. – Умоляю вас снизойти к его просьбе. Мне не терпится узнать, что же он стал делать после того, как лишился драгоценностей, в которых заключалось все его состояние.
Полуобернувшись к фрейлине, королева ответила:
– Вы услышите об этом, дитя мое. – Затем она снова улыбнулась Роджеру: – Сударь, ваша просьба поистине скромна и бескорыстна. Я охотно выполню ее.
О проекте
О подписке
Другие проекты