Рисунки Константина Батынкова

© Д. Крюков, 2021

© К. Батынков, иллюстрации, 2021

© ИД «Городец», 2021

* * *

Книга Дениса Крюкова – это воспоминания взрослого Петьки о счастливом вечном лете далекого детства. Он не проживает эту жизнь у нас на глазах, а вспоминает ее, обставляя свои воспоминания множеством чудесных и очень точных подробностей. В конце концов, любой подросток всегда одинок, и для того, чтобы убедительно описать единственное лето взросления, взрослые могут и не понадобиться.

Анна Матвеева, писатель

О чем книга, которую вы держите в руках? О ностальгии по детству? О неспешной летней дачной жизни? Пожалуй, нет. Денис Крюков как раз написал о другом. О том, что не проходит и остается в нас навсегда. Следует только посмотреть глазами ребенка на мир вокруг нас, как мы сразу поймем, что суетное, а что формирует нас.

Борис Куприянов, директор сайта о книгах и чтении «Горький»

Денис Крюков пробрался в детскую вневременную голову героя и заставил нас смотреть, обонять, слышать, трогать, спать и видеть сны, удивляться, маяться, проголадываться, бегать, читать, волноваться и мечтать внутренностью Петьки. «Садовое товарищество» – книга о счастье.

Пахом, художник-экстрасенс

Предисловие
Летнее время

Десять лет назад я обзавелась собственным ребенком и, заново открывая мир советской анимации и детской литературы, обнаружила пренеприятный факт. Взрослые люди в этот мир если и допущены, то не на правах героев, а в качестве сопутствующих персонажей – порой даже затейливых, полезных и положительных, но исключительно отдаленных. Эдакие спутники главных действующих лиц, нарезающие положенные круги по орбите. Как точно сформулировал дядя Федор из Простоквашино: «Я сам по себе мальчик».

Повесть Дениса Крюкова «Садовое товарищество» – лирическая, смешная, фантастическая, абсурдная, всякая – но главное, что она магическим способом возвращает взрослого читателя в ту вселенную, из которой его позорным образом изгнали по достижении определенного возраста. Это воспоминание о том, каким ты был, пока еще не стал морской фигурой, замершей на месте.

«Море волнуется раз!» – выцепленным из детской игры заклинанием один из персонажей ловко управляет мирозданием. Морских фигур в «Садовом товариществе» множество – это весьма густонаселенная планета. Ее обитатели наделены признаками некоторой инфернальности – зловещий дед Пафнутий, сосед Урфин Джюс, стругающий свою деревянную армию, телеведущая с заторможенной пластикой, дед-провидец, карманник-альпинист, спящая царевна Диана Николаевна, козел Роман и размахивающий шашкой профессор Василий Иванович. В финале эта добрая дачная нечисть восстает против пришлой злой силы, так что читателя ждет настоящий шабаш с факелами и дудками.

Все эти царевны, чумаки, однорукие колдуны и прочие чапаевы рассмотрены в повести пристальным взглядом подростка, для которого летняя жизнь – главное приключение года. Время, которое тянется и плавится в июне и несется на третьей космической ближе к сентябрю. Автор умело воспроизводит это странное течение минут, свойственное лету. И если в начале повести читателю позволено скучать, считая уток, и следить за метаморфозами мокрых пятен на асфальте, то ближе к финалу пульс учащается от необходимости угнаться за бегущими вприпрыжку персонажами.

Время в «Садовом товариществе» вообще ни к чему не привязано – нет никаких атрибутов, намекающих на безусловность датировки. Байкал и лимонад буратино были и будут всегда, а блуждающие близнецы-вегетарианцы с розовыми волосами выглядят скорее персонажами японских аниме или фильмов Стэнли Кубрика, чем продвинутыми современными подростками. Летнее время всегда одно и то же – оно не подчинено никаким законам, разве что мифу о вечном возвращении. В детстве всегда возвращаешься – на дачу, на свободу, к состоянию «сам по себе мальчик».

Герои СТ и живут так, будто нет в их жизни никаких родителей, а окрестные взрослые – фольклорные персонажи или «тусклые люди», способные помочь или напакостить – в зависимости от расположения. Отдельно от прочих взрослых обитают в этом шестисотовом пространстве дедушки, потому что дедушки – как справедливо отмечено – «дело нешуточное». Деды – носители тайного знания и хранители вечных артефактов летнего мира – мотоцикла урал, телогреек, ржавой тачки и маньчжурского ореха. Они управляют механизмами, имитируют птичьи голоса, предсказывают будущее, повелевают козлами и прочей живностью. Только у дедушек и подростков есть это будущее. Взрослые же беспомощно застыли в своей грустной определенности и очевидно нуждаются в сочувствии.

Дачный мир, описанный Денисом Крюковым, абсолютно мальчишеский, а главный его повелитель мохнатобородый Иван Сергеевич – почти Тургенев, которого обитатели «Садового товарищества» почитают и немного цитируют.

Женские персонажи тоже выписаны слегка на тургеневский манер: они – как на картинах Борисова-Мусатова – не появляются, а словно выплывают из тумана. Одна погружена в сон, другая – в литературу, третья бросает колдовские взгляды, четвертая неспешно разливает чай. И за каждой волочится шлейф посконной чеховской грусти. Феминистки точно не одобрят.

Главные герои, наоборот, стремительны и активны. Их игровая скорость порой превосходит человеческие возможности, как будто они уже и не мальчишки, а какие-то хармсовские человекомеханизмы: «Я теперь уже не Мишка, берегитесь! берегитесь! Я теперь уже не Мишка, я советский самолет». Но тормозят они так же неожиданно, как и заводятся. С ритмом повествования автор СТ вообще обходится вольно. Так что из людей-самолетов и мотоциклов его герои довольно быстро превращаются в персонажей сказок Сергея Козлова про ежика, медвежонка и зайца: сидят на крыше, смотрят на костер, качаются на соснах, пьют лимонад – в молчаливом согласии или ведя незначительные, но очень важные беседы.

Тут нужно оговориться: Денису Крюкову никакая цитатность не свойственна – ни Хармса, ни Козлова, ни Успенского, ни Тургенева он в тексте никаким боком не воспроизводит. Все литературные аллюзии рождаются в голове у читателя (у меня в данном случае) исключительно из ощущения какого-то тайного дачного братства – общих книг на полке и мультфильмов в телевизоре. А вот некоторая живописность автору точно присуща. Бывает, читаешь прозу и не обращаешь внимания на ее цвет. В «Садовом товариществе» же мелькают, как сигнальные лампочки, тревожные красные пятна – треугольник, звезда, ухо. Или вдруг, медитируя на фонарный столб или мокрый асфальт, замечаешь разные оттенки серого. Главный герой рисует самолеты и воздушные сражения – сплошное «красное на черном».

Нарочитая литературность речи – еще одно важное свойство этой повести. Ничего вроде бы особенного автор вслух не проговаривает, но за каждым словом возникает ощущение весомости. Денис Крюков «добрым словом» буквально «пуляет». И словотворчество такое, как в детстве. Летний дождик, который почему-то «фи-фи-фи», а не «кап-кап-кап». «Деньрожденья» и «москварика» иначе как слитно не существуют, а таинственные «неуклюжи» вместе с пешеходами бегают по лужам. И лишь позже, во взрослом состоянии, они почему-то расходятся и начинают жить по правилам русского языка. А «Садовое товарищество» – про жизнь без всяких правил, когда можно залезть на чердак и стряхнуть пыль с дедовских механизмов, или выцепить с дачной полки потертый том библиотеки журнала «Знание», или психануть и прочитать ПСС Тургенева. Но и это вовсе не главное, а важно, как утверждает один из персонажей, «свое найти».

Наталия Бабинцева