Света любила шумные пёстрые общества. В гостиной её двухкомнатной квартиры было не протолкнуться от многочисленных гостей. Тут были её сослуживцы, составлявшие отдельную компанию в количестве пяти-шести человек и активно потреблявшие бутерброды. Присутствовал независимый стилист с манерами, присущими данной профессии. Отдельно особняком о чём-то очень важном ворковали две её старые подружки, одна из которых, была, кажется, парикмахером, а вторая секретарём в какой-то крупной строительной фирме. Кроме них, на дне рождения, как и подобало, присутствовал очередной Светкин жених. Высокий, мускулистый парень с короткой стрижкой молчаливо стоял где-то в углу и периодически с опаской поглядывал на стилиста, как будто ожидал какого-то подвоха от человека с такой кричащей профессией. Своего парня Света представила как Владимира, не указывая род его занятий. На диванчике с бокалом красного вина скромненько примостился мой старый знакомый и университетский приятель Верхова Женя Мойдодыр. Он с серьёзным видом пытался вести заумные беседы с девушкой, как принято говорить, фотомодельной внешности. Девушка глупо улыбалась, заученно показывая ряд белоснежных зубов, кивала невпопад головой и постоянно окидывала взглядом помещение в поисках более достойного её внимания человека. Женя Мойдодыр долгое время учился на экономическом факультете МГУ, так и не закончив его, своё прозвище получил за патологическую любовь к купанию в ванной, где он с книгой в руках мог проводить несколько часов. Кроме перечисленных людей в комнате присутствовали ещё несколько персонажей, род занятий и имена которых я так и не успел запомнить. Я покрутился по комнате, налил бокал вина, обменялся парой дежурных фраз с теми, кого видел, по крайней мере, не первый раз, и отправился на кухню, чтобы взять себе пару бутербродов, которые в комнате предусмотрительно уничтожили Светкины коллеги по работе.

Кухня тоже не пустовала. Около окна стояли парень и девушка, которые о чём-то беседовали. Я поздоровался и сразу направился к столу, на котором стояли тарелки с бутербродами. Набирая всевозможное съестное, я краем глаза наблюдал за ними. Парень, высокий длинноволосый блондин, уверенный в себе красавчик, с обаятельной улыбкой рассказывал рассеянно слушающей его девушке о каком-то своём знакомом, недавно побывавшем в Лондоне с целью шопинг-набега в местные универмаги. Я не знаю почему, но меня заинтересовала эта пара, особенно девушка. Я сразу обратил внимание на её большие, выделенные высокими дугами бровей голубые глаза, которые в редком сочетании с длинными тёмными, почти чёрными, волосами создавали поразительно притягательный образ. Небольшой рост, аккуратная красивая фигура, которую не могли скрыть неброский свитер и синие джинсы. В целом, наверное, ничего особенного, но большие голубые глаза брюнетки не отпускали меня. Они казались чудом природы на фоне растиражированной стандартности человеческой привлекательности, которую олицетворял собой самоуверенный блондин.

Я долго копошился у кухонного стола, но когда, наконец, парень стал бросать на меня встревоженные взгляды, я благоразумно решил переместиться в комнату. Там веселье было в самом разгаре. Кто-то неудачно опрокинул на пол бокал с шампанским, и теперь добрая половина гостей ползала по полу, собирая разлетевшиеся осколки. В стороне, в окружении парикмахерши и секретарши, я нашёл Сергея и отозвал его в сторону.

– Высокий блондин и голубоглазая брюнетка. Не знаешь, кто они?

– Такой красавец, весь из себя, несостоявшаяся звезда мужского стриптиза?

– Похоже.

– Это Арнольд, Светка зовёт его Арноша. Милый парень, но очень самовлюблённый. Это его немного портит.

– А девушка?

– Карина Станкевич? Троюродная сестра Светки. Не правда ли, странное имя для девушки с голубыми глазами?

– Послушай, а они…

– Боже упаси, они только сейчас познакомились. ― Сергей заговорщически улыбнулся и хлопнул меня по плечу. ― Так что можешь дерзать, братишка.

Вечеринка была в разгаре. Уже включили музыку, и смелые гости стали весело отплясывать, кто как умел, на горе чувствительным соседям. Я слонялся из угла в угол, наливал очередной бокал вина и выпивал его за здоровье и процветание новорождённой, чокаясь с очередным участником торжества. Всё это время я смотрел по сторонам, пытаясь встретить завораживающий взгляд голубых глаз. Когда объём выпитого за Светку спиртного стал подбираться к критической планке, я решил немного передохнуть и выбрался на балкон.

На балконе стояла Карина. Она была одна. Обхватив себя за плечи, она стояла у перил и задумчиво смотрела куда-то прямо перед собой. Надо было что-то сказать, и я нелепо выдохнул:

– Сегодня звёзды особенно яркие.

Карина повернулась, удивлённо посмотрела сначала на меня, а потом наверх:

– Точнее сказать, одна звезда.

Только теперь я обратил внимание на затянутое тучей ночное небо, на котором тускло мерцала одинокая Полярная звезда. Я рассмеялся, Карина тоже улыбнулась.

– Меня зовут Руслан.

– Карина. ― Девушка изучала меня заинтересованным взглядом своих больших голубых глаз.

– А я вот решил подышать воздухом… ― неуверенно пробормотал я. ― А где ваш приятель?

– Арнольд? ― Карина кивнула по направлению окна в комнату. Арнольд сидел на диване на месте бедного Мойдодыра и весело щебетал о чём-то с фотомоделью. И было отчётливо видно, что девушка им заинтересована.

– Они нашли друг друга, ― улыбнувшись, заметила Карина.

– Вы сестра Светы? ― спросил я.

– Троюродная.

– Я давно знаком со Светой, а вас никогда не видел.

– Мы не часто раньше общались. Теперь встречаемся гораздо чаще. А ты, наверное… Ничего, если мы будем на «ты», а то как-то неудобно? Ты, наверное, друг Сергея Верхова?

– Да.

– Света рассказывала о тебе.

– Надеюсь, ничего плохого?

Карина рассмеялась:

– Нет, только хорошее, как ни странно.

– Позволь тебе сказать сразу, что я намного лучше, чем обо мне рассказывают.

– Я верю, ― вполне серьёзно сказала Карина, глядя мне в глаза.

Первоначальная неловкость быстро прошла. Мы разговорились. Я узнал, что Карина студентка четвёртого курса филологического факультета, прекрасно знает немецкий язык и интересуется «пражской школой» в истории литературы начала двадцатого века. Я также узнал, что она особо любит творчество Густава Майринка, а из цветов предпочитает ирисы. Несмотря на разные интересы, мы были людьми одного круга общения. И потому с Кариной было легко. Не приходилось притворяться, пытаясь говорить о вещах, которые не знаешь или которые тебе не интересны. Можно было быть естественным и не бояться говорить на абсолютно разные темы. Карина прекрасно понимала меня, и я с интересом слушал то, что она говорила. Меня часто раздражали в девушках как банальность, так и излишняя манерность. Этого не было в Карине, она была простой и утончённой в одно и то же время. Слушая её, я наблюдал, как она говорит, как улыбается, как поправляет волосы, как наклоняет голову. И я ловил себя на мысли, что не мог найти в Карине ни одной мелочи, которая бы мне не понравилась.

Мы не заметили, как гости стали потихоньку расходиться. В проёме балконной двери появился весёлый, румяный Сергей. В руках он держал бутылку пива.

– Ребята, лавочка закрывается. Может, перебазируемся куда-нибудь ещё? У меня грустное состояние недопоя.

Карина быстро посмотрела на часы:

– Ой, уже полпервого. Мне давно пора домой.

– Брось, Карина, ведь ещё детское время. Да вон и Руслан, вижу, хотел бы прогуляться, ― не унимался Сергей и, улыбаясь, поглядывал на меня.

Наконец, я собрался с духом и спросил Карину:

– Можно я провожу тебя?

Карина на мгновение задумалась, ещё раз оценив меня своими небесного цвета глазами, а потом коротко ответила:

– Да.

Светка и оставшиеся немногочисленные гости переместились на кухню. Прощаясь с нами, хозяйка бросила понимающий взгляд на Карину и мило расцеловала меня в обе щеки.

Вместе с нами на улицу вышел и Сергей.

– А Светка похорошела… ― задумчиво бросил он и печально добавил: ― А мужики у неё все какие-то однотипные – гора мускулов и три класса образования. В этом плане она могла бы совершенствоваться.

Мы с Кариной благоразумно промолчали.

Втроём мы добрались до метро и одними из последних пассажиров спустились в подземку. В пустом вагоне мы с Кариной оживлённо беседовали, не обращая внимания на шум. Темы находились сами собой. Оказалось, у меня с Кариной было много общего, и всё это хотелось обсудить. Мы читали одни и те же книги, смотрели одно и то же кино. Возможно, мне это просто казалось, или я был пьян, но я был увлечён. Мне нравилось, что и как она говорила, мне нравилось, как она смотрела, мне нравилось, как она двигалась. Мне всё в ней нравилось, и это меня… беспокоило. Слишком неожиданно и быстро Карина вошла в мою жизнь. Я понимал, что завтра мне захочется её увидеть вновь, и я буду думать о ней. Неужели мимолетная встреча и яркий образ, который, скорее всего, является лишь плодом моего воображения, могут так серьёзно повлиять на меня? Возможно, я видел в Карине только то, что я хотел в ней видеть, то, что нужно мне было сейчас. И я это понимал каким-то отдалённым холодным разумом, но чувство увлечённости тем не менее только усиливалось. Возможно, завтра будет всё иначе, но сильный и притягательный образ останется, и он будет требовать новых подтверждений или опровержений. И я прекрасно осознавал, что с этим чувством мне придётся жить какое-то время.

Всегда весёлый и жизнерадостный Сергей на этот раз молчаливо наблюдал за нашим увлечённым разговором. Грустно улыбаясь, он смотрел на нас, иногда кивая, когда я или Карина вдруг обращались к нему за подтверждением сказанного. Лишь однажды он прервал нас, когда мы подъезжали к станции «Пушкинская», коротко бросив:

– Пора выходить.

Выйдя из метро, мы остановились около памятника Пушкину. Сергей, немного потоптавшись на месте, наскоро с нами попрощался. Он уже успел позвонить своим знакомым журналистам-полуночникам, и те позвали его в некий модный, популярный клуб, пообещав кучу впечатлений. Махнув ещё раз на прощание рукой, Сергей бросился ловить машину.

Карина жила недалеко от «Пушкинской», в переулке рядом с Каретным рядом. Как-то вдруг, внезапно оставшись вдвоём, мы замолчали, потеряв третьего незаинтересованного слушателя, и тихо шли безмолвно.

На бульваре было темно и пустынно, тускло горели фонари. Иногда пролетали мимо автомобили, освещая ярким светом фар улицу, здания, деревья. Карина прижалась ко мне и взяла за руку. Мы молчали и не спеша шли по бульвару в сторону Петровки. Было как-то по-особому спокойно и хорошо. Тихий летний вечер, волнующее молчание и милая девушка, мягко держащая тебя за руку. Всё это казалось мне и торжественным, и естественным одновременно.

Карина первой нарушила молчание.

– Пасмурно, ― тихо сказала она.

– Да-а, ― неловко и протяжно согласился я, немного смущаясь, сам не зная чего. ― Может пойти дождь, а у нас нет зонтов.

– А я люблю летний дождь. Он делает город совсем другим… – сказала Карина и потом, немного помолчав, вдруг спросила: – Ты видишь сны?

– Да, часто.

– И что ты видишь во сне?

– Очень многое. Иногда мне кажется, что я проживаю параллельную жизнь во сне, и эта жизнь так наполнена странными смыслами и знаками, что эта насыщенность меня и пугает.

– В этом нет ничего странного. Твои переживания просто играют, потеряв на время контроль. Я, например, обожаю сны. Даже страшные. Сон – это попытка стать свободным. Жаль, что практически всегда она обречена на неуспех… А что тебе снилось в последний раз?

Удивительным образом Карина затронула тему, которая меня действительно волновала, и именно сегодня. Я вспомнил ту неповторимо-печальную, волнующую и одновременно пугающую улыбку, которая приснилась мне прошлой ночью. Я ещё раз вспомнил этот сон и попытался определить то, что я тогда почувствовал. Неизвестная предопределённость… Да, наверное, именно так можно было охарактеризовать то чувство беспокойства, которое охватило меня во сне. Я чувствовал, что должно что-то произойти, что-то предопределённое и необходимое, но мне неизвестное и потому пугающее.

– Мне снилась улыбка, ― ответил я.

– Это хорошо, ― сказала Карина, бросив на меня сосредоточенный взгляд. ― Тебя ждёт что-то особенное и удивительное. По крайней мере, так трактует этот сон один из сонников, который я недавно читала.

Карина мягко улыбнулась, давая понять, что все эти толкования она воспринимает не слишком серьёзно, но искренне хочет верить, что подобные сны действительно к лучшему.

– Мне тоже часто снятся улыбающиеся люди, ― немного печально сказала она. ― Странно, но практически никто из них мне в жизни не знаком. А тех, кого я видела, я видела мельком, случайно, в метро, на улице, в университете, и никогда с ними не разговаривала. Всё-таки удивительная штука – сон. У него есть своя предопределённость. ― Карина замолчала на мгновение и добавила: ― Неизвестная нам предопределённость…

Я на секунду замедлил шаг. Уж не читает ли мои мысли эта голубоглазая брюнетка? Меньше всего я верил в телепатию. Тогда что же это? Необыкновенное родство душ, когда даже мысли сходятся? Или случайность, появление которой подогрето общей темой и настроением? Что бы это ни было, я был на удивление рад этому обстоятельству. Я шёл и общался с человеком, которому не надо объяснять свои мысли, своё настроение, потому что он чувствовал и понимал тебя без слов; и самое поразительное – это казалось естественным.

На Большом Каретном мы свернули под арку во двор старого здания и подошли к подъезду, над новой металлической дверью которого висел старый большой, красивый кованый карниз.

– Ну, вот мы и пришли. ― Карина повернулась ко мне.

Я всё ещё держал её за руку и неловко мялся на месте. Честно говоря, я не хотел её отпускать и готов был пройти этой ночью ещё пол-Москвы, просто держа её за руку. Я оглядел двор и дом.

– На каком этаже ты живёшь?

– На третьем, ― ответила Карина и показала на светящееся окно.

– Родители, должно быть, ждут.

– Да. Отчим. Он всегда беспокоится, когда я поздно возвращаюсь.

– А мама?

Как только это вырвалось у меня, я понял по выражению глаз Карины, что очень поторопился с вопросом.

– У меня нет мамы… ― сказала Карина. ― Она умерла.

– Извини, ― пробормотал я виновато.

Я почувствовал себя неловко, но Карина только крепче сжала мою руку и, пристально посмотрев мне в глаза, улыбнулась своей неповторимо милой и спокойной улыбкой. Так мы и стояли молча некоторое время, глядя друг на друга.

– Мне надо идти, ― тихо сказала Карина.

Я притянул её к себе, я чувствовал, как сильно бьётся её сердце, она чувствовала, как бешено стучит моё. Мной охватило волнение, которое я давно уже не испытывал. «Ведь мне не шестнадцать, и я не школьник-юнец», ― пронеслось у меня в голове. Я поцеловал её, она ответила. Мы стояли, обнявшись, ощущая необыкновенное притяжение. Нас охватило волшебное чувство покоя. Здесь и сейчас существовали только мы. Я не знаю, сколько времени мы простояли на крыльце, прижавшись друг к другу. Наверное, долго. Свет в окне на третьем этаже погас. Увидев это, Карина ещё раз тихо повторила:

– Мне надо идти.

Я отпустил её.

– Мы ещё встретимся? ― спросил я.

Карина что-то быстро написала на клочке бумаги и протянула мне:

– Позвони мне завтра… Я буду ждать.

Сказав это, она скрылась за дверью подъезда.

Когда я спустился с крыльца подъезда во двор, была уже глубокая ночь. Я машинально бросил взгляд на часы. Три часа. Было скорее рано, чем поздно. Я свернул в арку, в полную темноту, быстро прошёл под ней и выскочил в переулок. Тучи, затянувшие ночное небо, уже рассеялись. Бледный диск луны светил неярким отражённым светом. Я на минуту замедлил шаг. Город спал. Было непривычно тихо и пустынно. Кругом никого, только редкие фонари, как заснувшие постовые, стояли в отдалении друг от друга, освещая абсолютно пустынный переулок и припаркованные то тут, то там многочисленные автомобили. Было удивительно видеть всегда шумный и многолюдный город спящим. Я чувствовал потаённую силу в этом состоянии покоя погрузившегося в сон гиганта. Пройдёт всего несколько часов, и будет запущен механизм существования мегаполиса, который, потихоньку набирая обороты, раскрутит маховик бурной столичной жизни, чтобы вновь остановиться ночью, а затем снова начать своё движение с утра. Конечно, московская ночная жизнь не угасает, и где-то рядом со скоплением веселящегося ночью народа покой города не чувствуется так остро. Но здесь, в этом тёмном пустынном маленьком переулке, я видел тишину спящего города.

Совершенно один я шёл по тихому переулку в сторону Садового кольца. Освещённая магистраль, по которой пролетали автомобили, была уже рядом, когда я вдруг на тротуаре, на противоположной стороне переулка, заметил фигуру человека. Я не стал сбавлять хода. На углу дома, недалеко от тускло светящегося фонаря стоял мужчина. Я успел заметить только высокий силуэт и на мгновение вспыхнувший огонёк зажигалки, от которой мужчина прикурил сигарету. Присутствие кого-то, не идущего, не бегущего, а спокойно стоящего в темноте в такой час было странно и неестественно для этого пустынного места. Я шёл, краем глаза следя за тем местом, где я только что заметил неподвижную человеческую фигуру, и чувствовал, что за мной пристально наблюдают. Я не мог видеть лица мужчины, но вдруг мне показалось, что спокойно стоявший и куривший в темноте человек не только смотрел на меня, но ещё и улыбался. Воспоминание о сне прошедшей ночи разбудило во мне непонятное чувство тревоги и неуверенности. Я прибавил шагу и скоро очутился на улице. Оказавшись под защитой городских огней, рядом с широкой дорогой, я оглянулся, чтобы посмотреть ещё раз на странную фигуру в глубине ночного переулка. Но уже ничего не смог разглядеть. Я пытался вглядываться в темноту, но ничто уже не выдавало присутствия странного ночного курильщика.

Я вышел на Садовое кольцо и стал ловить машину. Через минуту меня подобрало такси, и я помчался в сторону моего родного Беляево.