Отзывы на книги автора «Давид Гроссман»

Почему я обращал особое внимание в книге на вопросительные предложения? Многозначительное послесловие автора к русскому читателю имеет аналогии для других иностранных читателей этой книги? Что меня заставляло страдать во время чтения книги? Как так получается, что трагедия комика наиболее необратима? Зачем именно еврейская проза после прочтения оставляет во мне неизгладимые следы? И какая проза их сотрёт? Сколько таких книг у Давида Гроссмана? И каждая так же бьёт в яблочко? Вся израильская проза об этом? Вся национальная литература – сплошной беспросветный Холокост? И «Русский роман» Меира Шалева – тоже об этом? Неужели я обо всём этом догадывался, когда брал в руки книгу автора «Бывают дети-зигзаги»? Насколько происходящее у них там рассказывает мне о происходящем у нас здесь? Когда это всё началось?

Что я могу спросить о сюжете? Как Гроссман уместил в одном стендап-номере трагедию человека-семьи-страны? А помните советский фильм о трагической жизни клоуна? Напрашивается множество параллелей, не правда ли? То, что комик говорит со сцены и зритель слышит в зале – это не одно и то же? Для чего Довале в детстве ходит на руках? Это же иносказание? Сам стендап в книге – это интерактив не только со зрителями-персонажами, но и читателями? Я ведь тоже мог бросить книгу и покинуть выступление? Это ведь характерный треугольник: хроникёр-Довале-Пиц? Что осталось за рамками рассказанной истории? Где воспоминания коротышки? Что произошло с героями романа после концерта? Почему жанр стендапа, который неприятен и мне и писателю, выстреливает в книге? Разве история подростка (об этом автор рассказывает в послесловии к русским читателям), которому не сказали кто из его родителей умер – самое главное в книге?

Персонажи книги – они кто? Довале – тот, кто наступил на горло собственной песне, а в последнем стендапе убрал ногу с горла этой песни? Хроникёр – отпустивший чужим горем горе своё? Пиц – проживает чужую трагедию жизни? Зачем? Зачем, ну зачем сержант рассказывает странные анекдоты ребёнку, которого необратимо через четыре часа раздавит горем? И почему всё же эти анекдоты облегчают груз инфернальных страданий? Отец Довале – трагический деспот-аскет? Мама Довале – девочка, которую выкинули из вагона поляки во время Холокоста? Как умерла мама Довале? Зачем я этого не знаю? Кто эти зрители в зале? Почему Пиц и хроникёр досидели до конца во время «самоубийства» стендапера на сцене? Что в них заставляло их оставаться в зале?

Сколько в книге рассказано анекдотов? И правда – про улитку, которую избили две черепахи - единственно из них смешной? Или это у меня такое своеобразное чувство юмора? Зачем мне словарь еврейского сленга? И как мне теперь с ним жить? Сам роман, авторское послесловие, словарь еврейского сленга – только для меня единое и неделимое целое? Почему я это буду читать дальше?

Очень мощная и тревожная книга, которая триггерит и отсылает нас к тем воспоминаниям, которые мы давно хотели забыть. Одержимость, больная любовь, ревность, одиночество — в этой книге слилось все. Ее чтение похоже на путешествие по самым темным уголкам человеческой души и ума, на которые мы не хотим смотреть, но Гроссман в своей спокойной и холодной манере заставляет нас это делать. Это путешествие никому не дастся легко, но в его конце мы узнаем о себе гораздо больше. Все, что вы прочтете в этой книге, сделает ваше сердце мягче по отношению к самим себе. Это будет не самый легкий процесс, но исцеление никогда не бывает легким.

"Любовь - то, что ты для меня нож, которым я копаюсь в себе."
Кафка "Письма к Милене"

Давид Гроссман непростой автор, и нет, с Кафкой он у меня не ассоциируется. Если искать соответствий - то скорее прустовская самоуглубленность в соединении с достоевским надрывным трагизмом. И я люблю Гроссмана, но одновременно читать его мука, именно в силу этой вот страсти к расковыриванию душевных ран с вываливанием на читателя их неудобного содержимого.

Роман, в заглавие которого вынесен перифраз из кафкианского письма к Милене Есенской, можно воспринять как любовный: встречаются два человека, у обоих семьи, он моложе, она старше,  он принимается писать ей. Нет, не в сети. самыми настоящими бумажными письмами с конвертами и почтовыми марками. Писать, рассказывая, как она прекрасна, сколько в ней тихой неосознанной прелести и грации, какое немыслимое счастье стать ее рыцарем.

Всякая женщина, какой доводилось быть объектом интереса сетевого донжуана, имеет приблизительное представление о дифирамбах конфетно-букетного периода подобного романа. Он ведь не в подарках заключается, а именно в таком куртуазном ухаживании, когда объект возводится на пьедестал, и внезапно, в этой затурканной своей жизни, начинает ощущать себя звездой, королевой, святой - всеми вместе.

Вот она бывшая обычной теткой, вряд ли кому интересной,  становится средоточием чьей-то вселенной. О ней думают последнюю мысль, засыпая и первую после пробуждения. Подсаживают на иглу рыцарского поклонения, которое, осторожно - вызывает зависимость. Она может думать: "Что с того, зато я впервые за  многие годы ощутила себя по-настоящему живой". Но с того многое, коготок увяз - всей птичке пропасть.

А с пойманной птицей можно разные вещи сделать: зажарить на вертеле, читай - использовать для необременительного секса, посадить в клетку - сделать долгоиграющей любовницей, набить чучело - самый трудоемкий, но и самый изощренный путь, когда другой человек становится вместилищем  для твоих душевных помоев. Как психоаналитик, которому не нужно платить. С той разницей, что невольная исповедница не имеет профессиональных навыков психологической защиты от медленного яда откровений.

На самом деле, это лишь  один из аспектов многообразного смыслового наполнения книги. "Будь ножом моим", как все. что пишет Гроссман, сложная плетенка из образов, обстоятельств, поступков, характеров, мотиваций. Мириам (учительница, замужем, ребенок-инвалид) не устоявшая перед соблазном отогреться ненадолго у костра, разведенного для нее заботливым незнакомцем - эта Мириам, с ее непростым прошлым, теперь живущая в аду, далеко не мышка серая-несмелая. И когда завершится часть Яира, такая же раздутая, как его эго, страницы ее записок окажутся  режущим по живому ножом для читателя.

Очень хорошая книга об объекте, превращенном в инструмент, сыре в мышеловке и о том, что "ах, обмануть меня не трудно..." О том, что оставаться собой предпочтительнее, чем становиться чьим-то ножом.

Стендап совершенно не мой жанр (как по мне, это всегда что-то личное, а мне некомфортны такие словоизлияния на публику, единственный, кого могла смотреть без внутреннего съеживания - это Джордж Карлин, мир его праху), но Гроссмана ранее читала и мне нравилось, поэтому решила дать шанс и этой книге. И не прогадала, потому что половину книги слушала и недоумевала, зачем я здесь, а потом как понеслось, и в под конец не смогла сдержать слез. Вся книга - это большой монолог, перемежаемый несмешными, порой оскорбительными для аудитории и подчас сексистскими шуточками, но за маской развлечения тут история огромной боли, которая свалилась на рассказчика в четырнадцатилетнем возрасте и не отпускает до сих пор, хотя ему уже пятьдесят семь. Пятидесятисемилетний мальчик выглядывает из четырнадцатилетнего старика, вот такая оптическая иллюзия.

– Я хочу, чтобы ты сначала посмотрел на меня хорошенько, а потом сказал мне.
– Сказал тебе – что?
– Что ты увидел.

Весь этот перформанс был организован для одного зрителя, чье мнение было для исполнителя очень важно, чьи воспоминания он хотел пробудить и оживить его совесть. Для того личная трагедия Дова Гринштейна была маленьким несущественным эпизодом, давно забытым, а я слушала и не понимала как, вот как взрослые люди могут быть настолько черствыми и бездушными к подростку, которого подорвали с места сообщением, что ему срочно надо ехать на похороны, но не сказали, кого предполагается хоронить, и вот он четыре часа едет и не понимает, что его ждет. В процессе монолога автор много дает контекста про израильское общество, политику, армию, и человеку неподготовленному, наверное, воспринимать это сложно, но мне было интересно. Но не смешно, наоборот, грустно.

Стендап получился совсем не смешной. Автор даже сам сказал, что никогда на таком мероприятии не присутствовал. Так, возможно, стоило, прежде, чем садиться писать об этом? Я понимаю, что основа заложена совсем о другом, но ведь вся история — это одно выступление на сцене, то оно должно быть, хотя бы не скучным. Хотя с другой стороны, и в книге люди покидали выступление, то, возможно, так было задумано, но мне то от этого интереснее не стало. Я бы и сам, скорее всего, ушел бы. Думаю, трагичная история из детства, которую рассказывал стендапер, выглядела бы лучше в чистом виде, без вот этого кривляния на сцене и не смешных шуточек. Тогда и прочувствовать ее получилось бы лучше. А так она лишь ближе к концу привлекла мое внимание и то лишь тем, что мне стало любопытно, кто же все-таки умер. Но это можно было и просто найти в финале, не читая все остальное. А еще лучше было не начинать книгу вообще. Автор хотел показать безразличие людей, но тем не менее абсолютно незнакомые люди помогали парню в дороге всем, чем могли. Выходит, что не все так и плохо в нашем мире. Странная попытка показать безразличие присутствием в истории на первом плане достойных людей. Тут разве что безразличие близких, которые не смогли сообщить плохую весть. Израиль страна маленькая, можно было кому-то приехать за несколько часов и лично все рассказать или хотя бы позвонить, ведь стационарные телефоны то появились уже давно, тем более как-то же сообщили командирам. Но все эти люди остались где-то в тени, а на первом плане оказались лишь достойные. В общем добавляю один балл лишь за небольшое любопытство.
Оценка 2 из 10

Очень сложно устроенная книга. Она состоит из 4х частей, которые объединены одним персонажем - писателем. В первой части ("Момик") он ребенок, борющийся с призраками периода Холокоста у своих родителей и окружения. При этом ребенок пытается понять, что же такое "Нацистский зверь", что было "Там" и многое другое. В итоге его тоже поражает болезнь, которая свойственна людям, пережившим лагеря: страх, кошмары, нервозность. И именно в этой части Момик находит свое призвание - литература. Следующие две части представляют собой достаточно сложное переплетение жизни этого писателя (от лица которого ведется повествования), его произведений и, самое главное, процесса Творчества. Во второй части ("Бруно") практически мистическое и философское повествование, в котором наряду с окружением Момика (уже взрослого) присутствует персонаж Море, который (точнее, которая) ведет себя схожим образом с женщинами Момика. Эту часть было достаточно трудно читать, она весьма запутанная, смутная, но определенная идея (что нельзя решать за всех людей и вершить их судьбы в соответствии со своими собственными представлениями, какими бы правильными они не представлялись) в ней есть. Следующая часть ("Вассерман") оказывается с еще бОльшим количеством переплетений: помимо творчества самого писателя, там происходит параллельно творчество его персонажа и дедушки Аншела Вассермана. В рассказе Вассермана, писателя, присутствует и его персонажи, и люди, которые были совсем не персонажами, а окружением Момика в детстве. В этой части очень много рассуждений, в большей степени связанных с Холокостом, со свободой выбора, ответственностью и опять же темой "права имеющих", то есть экзистенциальные вопросы. Эта часть, наверное, самая интересная.
Последняя часть ( "Полная энциклопедия жизни Казика") понравилась меньше всего. Она представляет собой своеобразный словарь, в котором все статьи каким-то образом связаны с рассказом Аншела Вассермана и жизнью Момика. Плюс статьи, связанные с теми же экзистенциальными проблемами. Это читать было малоинтересно, так как уже было ощущение, что рассказа Вассермана и вообще всей книги достаточно, а это навязчево и излишне.
В итоге: достаточно интересный опыт, очень занимательное с точки зрение построения произведение, интересные (для меня по крайней мере) темы (Холокост, Израиль, свобода, выбор, ответственность), но при этом иногда скучно, иногда слишком много мистицизма, иногда наигранно.

И в номинации самая раздражающая и еле дочитанная книга побеждает «Будь мне ножом» Давида Гроссмана.

История о том, как один мужчина случайно увидел в толпе женщину, и так она его зацепила, что он решил завалить ее письмами.

Я уже читала романы в письмах и мне нравится такой стиль. Но здесь читать было не интересно.
Главный герой Яир вообще мне не близок и не понятен. Он женат, у него маленький сын и в семье все хорошо, с женой любовь и понимание. Но зачем тогда писать другой женщине? Тем более замужней…Две трети книги идут только письма Яира, в которых он пишет Мирьям о своей жизни. Пишет он обо всем, и о травмах детства, об эротических фантазиях, связанных с Мирьям, об изменах жене, о мечте побегать по улице голым. Было трудно разобраться в этом бесконечном потоке его размышлений, порой вообще каких-то бессвязных. (определенно мне напомнило это одного автора от которого я тоже так раздражалась из-за книги «В каждом молчании своя истерика»).

Но в последней трети книги идет уже история Мирьям, да ее зацепили его письма. Она начинает вести дневник, постоянно перечитывает письма Яира. Но она тоже любит своего мужа и сына.

И как итог вообще не понятно для чего Яир начал всю эту галиматью с письмами. Ведь никто не собирался уходить из семьи. Зачем нужен был этот мыльный письменный роман. Способ излить душу, выговориться на бумаге или что хотел показать автор? А конец книги вообще печальный, обрывается внезапно и такое уже полнейшее разочарование и сожаление о потерянном времени.

Извиняюсь, в моем отзыве будет много букв. Большая книга - большой отзыв.
Наверное, в первую очередь, стоит отметить, что тема этой книги - последствия Холокоста. Сама тема очень сложная и не каждый за такую книгу возьмется. В частности, я бы и не взялась, кабы не начиталась отзывов о ее глубине, многослойности и о присутствии в ней магического реализма.
И опять же отмечу, что эта книга (я могу только предполагать, так как не фанат подобной тематики) - далеко не самая тяжелая из числа подобных. Спасибо автору - он не манипулирует данной темой и не принуждает читателя к единению с носовым платком. (Лично я прям вот разрыдалась только на одном моменте из книги - а я очень чувствительный человек. С другой стороны, глаза во время чтения частенько бывали на мокром месте - что правда, то правда). В общем, если вы боитесь браться за книгу из-за ее темы - то не бойтесь.
Теперь непосредственно к моим впечатлениям.
Я поставила пятерку за те части книги, которые мне очень понравились и за то общее впечатление, которое она на меня произвела (я б сказала, даже потрясение).
Однако, в книге есть и минусы. И наипервейший минус (лично для меня) - это ее затянутость.
Книга состоит из четырех отдельных частей (понятное дело, связанных между собой). Отдадим должное автору: каждая часть написана в своем стиле, с разными интонациями.
И вот перевалив за середину третьей части, я поняла, что началось что-то очень интересное (интересные мысли, твердая философия, сам сюжет) - но прочитанный объем уже настолько вымотал, что не осталось сил вникать. А вникнуть было во что.
Опять же, лично у меня вызвала много вопросов вторая часть, повествующая нам о Бруно Шульце. Часть, во многом напоминающая поток сознания, что несколько увеличивало сопротивление моего мозга к ее освоению. И, самое главное, я не совсем поняла - к чему все это было. Да, завершается этот текст определенной философской концепцией - но она показалась мне несколько натянутой что ли. Не было каких-то новых или просто интересных мыслей, выводов. И в голове возник вопрос: я почти двести страниц плавала вместе с Шульцем и рыбками - а что я получила в итоге? (хотя, может, стоит через какое-то время вновь совершить заплыв, может я просто не въехала с первого раза).
Что еще меня смутило в этой второй части - это какое-то уж излишнее восхваление персонажа Бруно. Нет, при всем моем уважении к памяти господина Шульца (и я понимаю, насколько он сейчас популярен и важен и прочее), но, на мой вкус, как-то уж слишком нарочито автор его возвеличивал - чуть ли не поднял до уровня пророка.
С минусами вроде все.
Плюсов несоизмеримо больше: многослойность, масштабность произведения; россыпь интереснейших персонажей; много глубоких, нестандартных мыслей, обширная (порой сбивающая с ног фантазия автора).
Книга написана в жанре магического реализма (как мне показалось, периодически перетекающего в сюрреализм) - и очень часто повествование балансирует на грани реальности и фантазии. (Повествование, а за ним и сами герои).
У Давида Гроссмана стоит поучиться тому, как создавать множество второстепенных персонажей. И не просто умело одаривать всякого персонажа своей изюминкой. Но еще и (посредством небольшого объема текста, выделенного на каждого героя) наделять их и прошлым, и противоречивым настоящим, и устремлениями, и ценностями. А главное - заставить тебя во все это поверить.
Большинство второстепенных (и один главный) персонажей книги - сумасшедшие люди. Их сумасшествие, собственно, является следствием пережитых ужасов. Но при этом автор изобразил нарушения в их психике в виде их приверженности какому-либо направлению искусства (науки). И обозвал их к тому же деятелями искусства. И вот ты читаешь и потихоньку как-то проникаешься их идеями. И вот они уже в твоих глазах не сумасшедшие - а просто люди, немного воспарившие над реальным миром. Люди, которые пытаются спасти то, что осталось от мира таким вот своим, особенным способом.
В общем, за персонажей автору прям наитвердейшая пятерка - каждый до сих пор стоит перед глазами.
Ну и как следствие прикосновения к этим удивительным созданиям - книга заставляет тебя немного подняться над обыденностью. Задуматься о чем-то высоком. Начать (хоть ненадолго) мыслить другими категориями.
И как еще одно следствие - эта книга из тех, что делают тебя лучше.
(Касательно одного из главных персонажей - дедушки Вассермана. Удивительно, но мне показалось, что он говорит языком героев из произведений Достоевского. Всю дорогу во время чтения мне слышался в Вассермане голос какого-нибудь Макара Девушкина, например. Это, в общем-то, просто к слову пришлось).
Что еще сказать?
Сказать, что книга о войне? Нет, она гораздо шире. В ней вообще очень много аспектов человеческой жизни, много наблюдений за жизнью. Большой массив текста посвящен творчеству (это ко всему еще и повесть внутри романа. Причем повесть пишется в режиме онлайн и ты можешь выступить свидетелем процесса созидания).
Особенно сильно мне понравилась четвертая часть книги. В ней сводятся воедино все нити повествования, и ты испытываешь радость от пройденного долгого пути. От узнавания героев, с которыми познакомился еще в самом начале.
К тому же автор реализовал очень интересную задумку – компактно изобразить всю жизнь человека в виде энциклопедии. Надо сказать, его не только посетила интересная идея, но и хватило сил на ее реализацию.
Что касается анализа природы и психологии фашизма - я не могу сказать, что эта книга дает ответы на многие вопросы. Это скорее рассуждение, в котором ты принимаешь участие. Да, я узнала много нового по этой теме. Меня посетило множество осознаний. Но вот сейчас я пишу об этой книге и вспоминаю в первую очередь не о фашизме, а о любви и сострадании к людям.
Поэтому.
В итоге я бы сказала, что роман этот о любви (название книги идеально отражает ее идею). О любви к жизни, к человеку.
И вот ближе к концу книги приведена мысль, которая (для меня) явилась квинтессенцией данного произведения: "Что Он [Бог] сумел создать только одно: вожделение, которое вложил в нас. Любовь к этой жизни. Любовь любой ценой. Без всякой мысли, без логики - одну только любовь. И веру в жизнь. И тоску по ней. <...> Закупорил, запечатал в нас единственное свое творение, нанес как несмываемое клеймо, как татуировку на наше тело. Отчеканил на всем: на деревьях и на горных вершинах, на поверхности моря и на порывах ветра".
P.S. Единственной ошибкой было браться за эту книгу в декабре. Теперь у меня абсолютно нет новогоднего настроения. Возвышенно-философское есть, а праздничного нет. Придется перебивать какой-нибудь доброй и трогательной историей.
В общем, не беритесь за эту книгу перед грядущими праздниками))

Ксюш, если тебе интересно, я так и не осилила её до конца)
Мне кажется, что история про нацистского зверя должна быть отдельным, самостоятельным произведением.