Экономка же присаживается у крыльца, щёлкает семечки и с прищуром наблюдает за Эллой. Девочка старается изо всех сил, не жалеет ни испачкавшихся колготок, за которые ей влетит завтра утром, ни белых ладошек, которые она не прикрыла перчаткой. Да и к тому же Элле стыдно, что она приняла записку от Дантессы, невольно нарушив запрет.

Когда волшебница почти проредила второй ряд непокорной моркови, Марфа Ильинична произносит себе под нос:

– Хороший вечер.

Элла оглядывается на закат.

Солнце над голубоватой кромкой леса. Чуть колышутся макушки елей, и ветер доносит их свежесть… и запах озёрной тины. Ржаное поле постепенно меркнет, растворяется в закатных лучах, и сквозь туман серебрится барский пруд. А солнце всё ниже, небо отливает багровым.

Не жарко, тепло. Элла закрывает глаза и подставляет лицо тонущему солнцу.

– Нечасто такое бывает, – продолжает Марфа Ильинична. – Обычно небо заполоняют чёрные вороны, кружат и кружат, покоя не дают, бестолковые.

– Почему?

– Почему боярышниковые вороны кружат? – домоправительница вздыхает. – Ищут, в кого бы впиться. Охота у них на нас, жителей Тридевятого царства.

– Я всегда иначе представляла себе Тридевятое царство.

– С Иванушками-дурачками, говорящими щуками и скатертью-самобранкой?

Элла кивает. Марфа Ильинична смеётся.

– Тебе ещё многое предстоит узнать. Иван, дурак и младший сын, это наш далёкий предок. С него начинается наш род. Увы, многие ветви нашего клана пресеклись. Остались лишь Норкины. Как-нибудь покажу тебе наше фамильное древо. А вот скатерть-самобранка где-то на чердаке была…

Лениво молчат, солнце золотит морковную ботву. Уставшая от борьбы с лохматыми кустиками, Элла отряхивает руки и выскребает грязь из-под ногтей.

Марфа Ильинична блаженно прикрывает глаза. Тень от водосточной трубы падает на её лицо. Вновь похожа на Бабу-Ягу: усталые черты, старые, морщинистые, и длиннющий нос.

– Дядя ждёт тебя в кабинете. Иди. Пора уже.

Кабинет дяди Марка, как и спальня Эллы, находится на втором этаже, но дальше по коридору. На стенах – головы кабанов и оленей с покрытыми лаком рогами. Длинный книжный шкаф плотно заставлен внушительными томами.

Дядя, огромный как медведь, неуклюже сидит в глубоком кожаном кресле, постукивает костяшками пальцев по столу. Кажется, что сидеть здесь ему неприятно и неуютно, и без гигантского меча он выглядит как страницы, вырванные из сказки и вставленные в серьёзную драму, совершенно не к месту.

Серебристый лунный кот лежит на столе и внимательно, чуть сощурившись, наблюдает за Эллой. Девочка улыбается, но пушистый царь гордо отводит взор. Да ты мне девочка ни на секунду не нужна!

– Садись, Элла, – дядя Марк указывает на кресло с исцарапанными подлокотникам, словно кто-то со всей силы когтями впивался в его деревянную плоть.

– Итак, Элла, я должен тебе кое-что рассказать… или не рассказать, – быстрее стучит толстыми, огрубевшими пальцами. – Признаться, мне не хочется впутывать тебя. Но ты однажды и так всё узнаешь. Ты очень любопытная.

Дядя подавляет вздох.

– Это оттого что я не люблю скучать. Мне всегда хочется чем-то себя занять, – но тут же Элла корит себя за поспешность. Можно подумать, дядя любопытство посчитает великим достоинством. Теперь, наверняка, в поход не возьмёт. Ну, может, хотя бы Тошку вернёт?

– Я слышал: ты любишь читать.

– Да. Все эти истории… Мне очень нравится погружаться в них, думать: а могло ли всё быть иначе? Придумывать своё. Это весело! Я столько всего интересного пережила, побывала во многих странах, не выходя из дома. Это как кругосветное путешествие за чашкой чая.

– А ещё тебе нравится изучать чужие вещи, ― усмехается дядя. И хотя Элла понимает его намёк, но не даёт сбить себя с толку.

– Воображению нужна пища.

– Разве твоё воображение не способно рождать образы из пустоты?

– Не знаю, – девочка краснеет. Она никогда об этом не задумывалась, не пыталась представить того, о чём хоть чуть-чуть не читала бы. Но, наверное, это было бы здорово – вообразить нечто уникальное, нечто, что существует лишь в твоей голове. – Я не знаю, способна ли я на что-то грандиозное.

Богатырь окидывает хрупкую племянницу таким взглядом, словно впервые видит её и не понимает, кто она и зачем тут, столь не похожая на других Норкиных. В изгибе его бровей скользит недоумение. У Эллы закрадывается мерзопакостное чувство: неужели вконец разочаровала дядю? Этих взрослых не поймёшь. И чего им не хватает?

– Знаешь ли ты, что такое выбор, дитя моё? ― вкрадчиво произносит дядя. Так странно слышать такую тишину и проницательность от столь громадного мужчины. Ему больше под стать гомерический хохот и секира на плече.

– Необходимость выбрать один из предложенных вариантов, отказавшись от других.

Дядя Марк хмыкает.

– Что такое выбор? Ещё раз.

Элла призадумывается.

– Принятие решения, которое ты уже не в силах изменить, но которое навалится как снежный ком и изменит тебя.

Строгий судья довольно кивает.

– Тебе приходилось делать выбор?

– Однажды я сбежала с котёнком в парк, затем думала, а не уйти мне из дома насовсем? Ой, дядя Марк, а ведь Тошку любимого я оставила в Москве. Можно за ним кто-нибудь съездит? А то Марфа Ильинична не разрешила, когда мы собирались…

– Боюсь, котам не место в этом доме, Элла. Но если он тебе так дорог, то я могу подыскать ему новую семью.

– Но ведь в доме полно кошек! У вас на столе – серебристый, на кухне – здоровый такой. И у этой странной девочки Хельги…

Под пронзительно-суровым взглядом дяди она осекается и давится окончанием фразы. Густо краснеет.

– Не понимаю, о каких кошках идёт речь, Элла, ― голос богатыря подобен беспощадному грому. Серебряный красавец недоумённо смотрит на дядю Марка и лениво, даже презрительно зевает, довольно жмурится и переворачивается на спину, показывая светлое пушистое брюшко.

– Поэтому давай вернёмся к нашей философской беседе. Решение сбежать с котом далось тебе мучительно?

Ещё не придя в себя, запинаясь:

– Нет, я как-то не задумывалась, просто сделала. Подобрала котёнка и сбежала.

Дядя удовлетворённо улыбается.

– Бездумность. Это не выбор. Выбор – мучительный, терзающий процесс принятия решения, осмысленного, взвешенного решения.

Элла кивает.

– Я сейчас пытаюсь принять такое решение: рассказать тебе о мире по ту сторону переплёта или оградить от опасностей, которые тебя ждут, едва ты встанешь на путь фантазий?

– Там, за этим непонятным переплётом, сказочный мир? Тот, в который я попала, открыв книгу «Пепелище»? Значит, мне ничего не приснилось!

Заботливый, как удав, опекун пропускает её вопрос, перестаёт барабанить по столу.

– Понимаешь, Элла, я кое-что знаю о будущем. Знаю, что произойдёт, если я расскажу, и что будет, если я сейчас отпущу тебя и ничего не скажу. Я могу раскрыть возможные варианты будущего и спросить, чего хочешь ты. Но подобная игра с выбором может непредсказуемо изменить всё грядущее. Догадаешься почему?

– Потому что человек делает выбор на основе имеющихся знаний. И если вы расскажете мне о том, что ждёт меня, то я поступлю не так, как поступила, если бы ничего знала. И моё будущее изменится. Но это не означает, что новая судьба окажется лучше.

– Есть варианты будущего, где ты погибаешь, Элла, ― голос дяди пугающе затихает.

Как же странно, встречать участие от этого сурового богатыря, как же странно, что в его сердце может жить сочувствие к маленькой сироте.

Девочка вздрагивает и жалостливо глядит на дядю.

– Я бы не хотела погибнуть, – ей действительно становится не по себе. Она вовсе не готова к такой участи. Да даже в самые кошмарные моменты жизни ей не приходила в голову мысль о возможном конце! А теперь? Теперь липкий страх подбирается к ней, ищет где бы поселиться, жаждет урвать кусок посолиднее.

– Рассказать, как этого избежать?

– А если пытаясь избежать этой опасности, я попаду в другую ловушку и погибну ещё более ужасной смертью? И даже сейчас, когда вы говорите, что в одном из будущих я погибну, вы неотвратимо меняете мою судьбу. Потому что это знание останется со мной и обязательно всплывёт в момент главного решения.

Элла силится сохранить невозмутимость. Плотно сжаты губы. Смотрит не моргая.

Дядя улыбается.

– Прости, что пугаю тебя. Но постарайся быть осторожнее и не суйся в мир за переплётом. Это очень опасный, пусть и прекрасный мир. Он таит в себе множество соблазнов. И ты можешь поддаться искушению и никогда не вернуться из фантазий. Конечно, выдуманный мир хорош, но, пожалуйста, помни, каким бы великолепным он ни был, он никогда не заменит реальный.

– Та девочка, Хельга, она об этом забыла?

Дядя кивает.

– Хельга слишком далеко зашла в своих грёзах. Она была очень сильной воображающей, несмотря на то, что полукровка. Но она запуталась в выдумках, забыла путь в реальный мир, не нашла тропинки. Есть два воображаемых мира. Тот мир, который ты видела, провалившись в «Пепелище». Этот мир создан воображением очень сильного человека и продолжает существовать благодаря записям в книге и людям, которые воображают во сне. Их так и называют – спящие. Этот мир, за переплётом, он почти реален, будто параллельный мир, дополнение настоящего. Но каждый выдумщик или воображающий может создавать собственный мир, мир мечтаний и фантазий, уходить по тропинке в мир снов. Хельга заигралась. Конечно, мы попытались её спасти, создав её зеркальное отражение, но оно оказалось слишком слабым. Мы потеряли Хельгу.

Дядя на мгновение замолкает.

– Поэтому прошу тебя, Элла, будь осторожна. Я понимаю, что, живя в доме на границе двух миров, ты неизбежно соприкоснёшься с воображаемым миром, но будь осторожна.

– Я обещаю, дядя.

Хлюпая носом, Элла кивает. Ей страшно. Страшно исчезнуть так же навсегда, как исчезли и Демидовы. Раньше Элле казалось, что души умерших возносятся в прекрасное далёко, где в безмятежности коротают вечность. Но, увидев их тела в гробах, увидев хмурые кресты и дождливое небо, Элла поняла, что после смерти есть только холодная земля и крышка гроба над закрытыми глазами. Дальше – нет ничего.

И эта зияющая пустота пугает больше всего. А безумие Хельги – чем оно лучше смерти? Когда тебя уже нет, когда ты растворяешься в мечтах, которых не существует? Живёшь, дышишь, видишь – и всего этого на самом деле нет. Когда не узнаёшь друзей и родных, когда тебя за руку водит нянька.

В мрачной задумчивости Элла выходит из кабинета, но на пороге оборачивается.

– Дядя Марк, а Тошку никак нельзя забрать?

Но могучий богатырь непреклонен и без тени милосердия качает головой.

– Это невозможно, Элла. Увы, кошки слишком опасны.

– Ладно. Ну, тогда мне можно отправиться в ту школу, где Дантесса учится левитировать предметы?

Дядя хмурится.

– Я думаю, тебе лучше обучаться на дому.

– Значит, я всё-таки научусь всяким колдовским штучкам с помощью книг и воображения?

Марк Андреевич сдвигает брови.

– Элла, запомни ещё раз: воображение – это не игрушки. Учить тебя будет Марфа Ильинична. У неё не поиграешь.

Элла грустно кивает. Да уж! Баба-Яга не похожа на любительницы забав, одарённую богатой фантазией. Разве что знает тридцать способов заварить чай с бурьяном.

«Небось, тыквы выращивать будем!»