Глава 13. Василина

День 1.

В брошюре было написано, что нас ждет экскурсия на маленький остров,

где построен зловещий замок Иф.

Можно ли там в одной из камер запереть Краевского?

Приписка: А если он сбежит оттуда, как граф Монте-Кристо,

и начнет мстить?!

(Запись в блокноте Василины)

– Два буйабеса, пожалуйста, – отдает команду бывший, вручив обратно папки с меню официанту. – И два анисовых пастиса, – кричит вдогонку.

Даниил поворачивается и, соблазнительно подмигнув, улыбается. Голодные так не делают.

– Что такое анисовый пастис?

– Французский алкогольный крепкий напиток на основе трав. В данном случае аниса.

– Звучит тошнотно. Я это пить не буду. Особенно с тобой.

– Зря. Это самый популярный здесь напиток. Если его разбавить водой, то он поможет справиться с изнывающей жарой.

Стреляю взглядом в будто бы уже хмельного Даню. Он успел загореть, и даже его мафиозная шляпа не смогла спасти. Руки и предплечья потемнели, а из-за духоты и высокой температуры воздуха вены на тыльной стороне ладони вздулись, придавая еще больше мужской притягательности этому самодовольному разбойнику.

Мы сидим в ощутимом молчании. Постукиваю наманикюренными ноготочками по столу, Даня уперся взглядом в окно и часто-часто стреляет глазами по моим плечам, груди, шее и губам.

– Ваш заказ, – официант ставит на стол две стопки с жидкостью мутно-лимонного цвета и две большие расписные тарелки с супом. – Bon appetite!

Голодный звук моего живота напевает хмурую песню. Бывшего это веселит.

– Точно не будешь? – кивает на странный для меня пастис. – Я плачу.

– Ну раз так…

Краевский качает головой. Из вредности я, конечно, могла бы отказаться, но мне правда хочется попробовать.

– За отпуск, – поднимает рюмку на тонкой ножке и опрокидывает в себя.

– Ага, с бывшим, – повторяю за ним.

Мое небо обжигает холодом, и следом в каждом рецепторе языка вспыхивает синее пламя. Горит, жжет, расслабляет.

Под общий звон ложек мы обедаем, непозволительно часто окидывая друг друга странными взглядами.

– Я так и не поздравила тебя с назначением, – отложив пустую тарелку, говорю.

Нужно как бы пытаться сохранить вид, что мы взрослые люди.

– Поздравляю. Желаю тебе стать хорошим руководителем и не трепать нервы сотрудникам, – без ложки язвительности не обойтись.

– Звучит как тост с подъебом. Предлагаю еще по пастису.

Опускаю взгляд и вытягиваю губы трубочкой.

Мутная гадость оказалась вкусной.

Нам приносят еще по одной в таких же симпатичных рюмочках. И просверливая друг друга взглядом, выпиваем, не разрывая натянутую нами же нить.

– Ну а я поздравляю тебя с… – Даня захмелел еще больше. Цвет глаз приобрел глубоко-зеленый оттенок.

Наши первые свидания вспоминаются сейчас четко и ясно, несмотря на выпитый алкоголь.

Как смеялись и бегали под дождем, как Краевский воровал для меня сирень и нас чуть не поймали за этим. И да, под другой сиренью мы долго целовались, а потом…

– Эй, Ольховская? – зовет бывший. Даже в воспоминаниях не дает понежиться, – поздравляю с твоим первым настоящим отпуском. Ты же мечтала о круизе? Вот, – кивает на окно, – за твою осуществленную мечту.

Даниил облизывает губы, и я не хотя вспоминаю, как он целуется. М-да… Делает он это очешуенно.

– Спасибо, – притихшим голосом говорю.

Даня кивает и, сложив ладонь в кулак, медленно бьет один раз по столу. Мы затихаем.

Расплатившись, Краевский выходит из ресторана первым и тупо сбегает. Если он думает, что побегу за ним или прокричу, чтобы остался, то он глубоко ошибается.

Вот еще!

Гордо вскинув подбородок, иду к порту, где собирается наша группа. Мы отправляемся на маленький остров. Там тюрьма, и именно там сидел осужденный преступник граф Монте-Кристо. Жуткое, должно быть, местечко.

Полуденный зной спал. Или правильно говорят местные – холодный пастис помогает справиться с жарой.

До замка и руин крепости мы добираемся на большом катере. Мою шляпу чуть не унесло ветром. Оказавшись на каменистом берегу, фотографирую, чтобы чуть позже перерисовать все в блокнот.

– Жаль, что Вы не пошли с нами в музей, – говорит бабушка, которая была одной из самых стойких в группе, – но я подумала, что Вам бы это понравилось.

Она достает из своей тряпичной сумки открытку из музея и протягивает ее мне. От милоты смущаюсь, и мои щеки краснеют уже от теплой благодарности.

– Спасибо. Мне неловко, что я даже не знаю, что сказать. Вашему мужу с Вами повезло, – оглядываюсь на дедушку в такой же футболке, что и сама пожилая женщина.

– Боже упаси, какой еще муж? Это мой любовник! – деловито посмеивается и отходит. Ее губы выкрашены в классический красный, так же, как и ногти на руках и ногах.

Убираю подаренную открытку в блокнот. Я смогу ее приклеить только, когда вернусь домой.

Внутри бывшей тюрьмы мрачно. Стоит леденящий холод, а от рассказанных историй мурашки произрастают аж из самого позвоночника.

Я чувствую, что здесь много привидений. Иначе почему мои конечности немеют?

– …Условия содержания в тюрьме были крайне тяжелыми. Камеры маленькие, тесные и душные, – продолжает экскурсовод, – а в стены некоторых камер были ввинчены кольца, к которым приковывали заключенных для их усмирения.

Каждый заглядывает за каменные стены и изумленно охает.

На выходе должны продавать мешочки с лавандой, чтобы крепко спать после такой экскурсии. Я бы точно закупилась. Ну, если каждый был бы не дороже евро.

– Поселишься в одну из них? С рыбаками я передам тебе подушку и одеяло, чтобы не было так холодно, – гремит шепотом у правого уха.

Краевский.

От испуга, который не могу выразить, поджимаю губы и выдвигаю челюсть. Глаза закатываю, веки прикрываю.

– Меня ты на пол выселила с удовольствием. Ни жалости, ни сострадания, – Даню же это все веселит.

Между его губ перекатывается травинка – нашел же ее где-то. Ставлю себе пометку не целовать его. Не то чтобы собиралась, но мои глаза алчно прикованы к его губам. Кажется, они еще пахнут анисовой настойкой.

– Не боишься, что на нее кто-нибудь пописал? – указываю на травинку.

Даня перестает ее жевать и выплевывает.

– Тебя не учили, что в рот грязь не брать?

Слышу тихое:

– Стерва, – и беззвучно ухмыляюсь. – А я тебе еще за сувенирами бегал…

Круто оборачиваюсь. Где-то глубоко внутри трескается спокойствие и равнодушие.

– … И что за сувениры?

Мы слегка отстаем от группы, когда Краевский облокачивается на одну из стен, протянув мне бежевый бумажный пакет.

Разворачиваю и вижу блокнотик со страницами под старину. На обложке – вид на Марсель. В пакете еще два куска марсельского мыла и две открытки. Одна с буйабесом и рецептом на обратной стороне, другая с анисовой настойкой.

Дурак, блин.

– Отойди от стены, Даня. Кто знает, сколько крови впитали эти стены. И… Спасибо.

– Запиши в свой блокнотик, что Краевский Даниил не такой уж плохой.

На выходе из темницы в сувенирной лавке покупаю бывшему шляпу-треуголку. Пришлось отдать за нее целых тридцать евро! Потери посчитаю потом, мне страсть как хочется видеть глаза бывшего, когда я вручу ему этот подарок.

Глава 14. Даня

– Тебе, – Васька протягивает мне чудную странную шляпу. Верчу ее в руках.

– Что это?

– Подарок. Ты же мне подарил, – смущенно-обиженно говорит и скрещивает руки на груди. Румяные яблочки обгорели, но это вызывает улыбку.

Откидываю свою купленную еще в Милане шляпу и надеваю эту.

– Ну как? – спрашиваю, посмотрев в глаза, а не на красноватую грудь, куда взгляд так и тянется.

Борюсь с желанием сжать их.

– Как шляпа, – отвечает довольно обыденно. После порции пастиса Василина была разговорчивее. Ее молчаливость должна идти мне на руку, но как-то некомфортно.

Снимаю подарок и верчу в руках.

Я купил ей сувениры без всякой мысли. Просто потому, что захотелось.  Знаю, что бывшая собирает разные открытки и блокнотики. В каждый она что-то да записывает. То рецепты, то стишки из интернета, теперь вот, уверен, ведет какой-то там дневник путешествия и делает зарисовки. Васька довольно неплохо рисует.

Ну и мыло. Быть в Марселе и не купить местного мыла противоречит негласному кодексу туриста.

Мы молча лупим друг на друга глаза, пока Василина, прочистив горло, не идет в душ с высоко поднятой головой. смотрю на ее красную спину с какой-то необъяснимой улыбкой.

Предательница сохранила свое обаяние и красоту. Противостоять этому сложно. К тому же южный зной расплавил мозги до потери памяти.

Быстро переодевшись в льняные брюки и футболку, иду на ужин. Мог бы подождать Ольховскую, но кондиционер начинает приводить содержимое моей черепной коробки в норму, и я прихожу в чувства.

Мы бывшие, где Василина меня предала.

– Эй, я видел Вас в коридоре с каютами для новобрачных, – поворачиваю голову на довольно громкий голос и бесцеремонно положенную руку на моем плече.

– Вы ошиблись, – отворачиваюсь.

– Не-не. После тебя с женой парень в смешной панаме подошел к нам и рассказывал про конкурс, – его улыбка широкая и, мне хочется думать, искусственная. Могу ошибаться. Дураки обычно улыбаются искренне.

Где, черт возьми, Василина?!

– Конкурс… Да. Эм-м-м сомневаюсь, что мы примем в нем участие.

– Э, нет. Там призы знаешь какие? Машина! Деньги! Я Олех, кстати. А ты?

Олех протягивает мне большую, какую-то гигантскую руку. Мама учила меня быть вежливым и отвечать на приветствия. Отец закатывал глаза и вечером рассказывал, что часто тому, кому нужно пожать руку, хочется потом эту руку заломить.

Но я хороший и воспитанный сын, поэтому протягиваю и пожимаю.

– Даниил.

– О, у меня так лучшего друга зовут.

И зачем мне эта информация?

Где? Василина?

– Ты жену ищешь?

– Нет. Я не… М-м-м, – голову проткнула внезапная боль. Как мигрень, и это плохо. – Моя жена должна сейчас подойти. Переодевается после прогулки.

– О, и у меня такое же! Платьица-фигатьица. Я ей говорю: «Ты и так прекрасна!» А она меня на прогулку затащила, и мы в какой-то магазин зашли. А там цены, мама не горюй! Я за такую цену полсовхоза могу светом обеспечить!

Перевожу взгляд с довольно симпатичной котлетки на раздаточном столе на Олеха. Совхоз?

Мой новый знакомый в шлепках, шортах с кучей карманов и футболке с надписью «Геленджик 1999». Походу, отца. На лице парня мелкие-мелкие веснушки, а светло-рыжие волосы разбросаны, словно никогда не встречались с ножницами барбершопера.

– Так я ей и говорю: «Дуська, либо я. Либо платья». Этих баб нужно держать вот где! – и перед моим носом появляется огромный кулак размером с дыню.

Сглатываю.

Как я понимаю, что к нам идет его Дуська? По платью. И хорошо, что вслед за ней выкатывается моя Василина. Не знаю, где Дуська подцепила мою «жену», наверное, в общем коридоре, но я рад. Вася – нет.

– Кто это? – цедит мне, встав вплотную. Наливные, румяные яблочки готовы упереться в мою грудную клетку.

Она снова в длинном платье, теперь голубого цвета. Плечи открыты, и кожа мерцает. Пахнет то ли розой, то ли другим цветком. Вкусно необыкновенно.

– Олех и Дуська.

– Какой, на фиг, Олех?

– По-видимому, из совхоза.

– Ты хочешь сказать, что это наши новые друзья? Краевский, я не твоя жена, и дружить с ними я не собираюсь! Она на моих глазах выпила пол-литра молока!

– А что? Говорят, от жирного молока растет грудь, – по-стервецки улыбаюсь. Прелесть отношений бывших, что можно подкалывать друг друга, не переживая об обиде и заглаживании вины.

Ольховская опускает взгляд. Ее щеки краснеют пуще. Хочется до них дотронуться.

– А еще они участвуют в конкурсе и намереваются выиграть автомобиль, – шепчу, подцепив губами ее длинные, массивные серьги.

Мы с двумя подносами еды, а наши новые знакомые вовсю машут нам руками, чтобы мы присоединились к ним.

– Они? В конкурсе?

– Угу.

– Так нам с ними нужно дружить или объявить врагами, я не пойму?

– После массажа моих ног я готов принять любую твою позицию. Помнишь же, да? Марсель утомил меня.

– Гад!

– Стерва!