31

Лилит пришла в себя и открыла глаза, пытаясь сообразить, что к чему. Голова раскалывалась, но сознание всё ещё было в тумане.

Она позвала вампира, но никто не ответил. Поняв, что дома никого, девушка накинула пальто и помчалась к двери. Она хотела вернуться в клуб, рассказать всему миру о подонке Левиафане. Но ее ждал неприятный сюрприз: дверь была заперта снаружи.

Звонок телефона оторвал Лилит от отчаянных попыток выломать дверь и монотонных хождений по дому.

– Да?! – нервно крикнула она в трубку. Лилит ожидала услышать Левиафана, но это была Жаклин.

– Лилит, дорогая! Я не могу долго говорить, звоню с чужого мобильного. Тут такое дело… Левиафан полночи целовался с какой-то малолеткой в клубе. Он допрашивал меня, что с тобой, но я ничего не сказала. А под утро заявил, что нашёл лучшую девушку в мире, и уехал к ней. Выглядело это очень натурально. Я никогда не видела в нём столько страсти… но… – в трубке послышались короткие гудки.

Связь оборвалась. Лилит посмотрела на телефон и со злостью швырнула его в стену. Аппарат разлетелся на мелкие кусочки. Она судорожно сжала кулаки.

«Скотина! Я его убью! Как же всё это достало! Он труп! И плевать, что он и так давно мёртв! Пусть только вернётся!»

Левиафан не заставил себя долго ждать. Не успела она закончить мысль, как в замке повернулся ключ, дверь щёлкнула, и в проёме появилась его фигура.

– Как ты посмел?! – Лилит кинулась на него и начала молотить кулаками по лицу.

Она кричала, осыпая его оскорблениями, и не останавливаясь избивала. Он не сопротивлялся, не закрывался и даже не пытался её скрутить. Просто стоял, принимая удары и ругань, со странной, идиотской улыбкой на лице. Внезапно его руки сжались в кулаки, и он начал как-то странно пританцовывать.

– Ты совсем с катушек слетел?! – визжала Лилит. – Сначала вытаскиваешь меня из клуба, потом едешь трахать очередную шлюху, запираешь меня в этом проклятом доме, а затем возвращаешься, будто ничего не произошло, и, чёрт тебя побери, ещё и танцуешь?! – Лилит замахнулась для очередной оплеухи, но Левиафан поймал её руку.

– Лилит, это всё неважно. Это не имеет значения… Ты меня разозлила, и я подготовил тебе сюрприз. Думаю, скоро ты его услышишь. Или увидишь. – Левиафан театрально указал на дверь.

Словно по команде, в дверь яростно заколотили. Вампир открыл и тут же спрятался за створкой.

– Как ты могла?! – в дом влетела заплаканная Жаклин. – Я тебе верила больше, чем себе! Ты была мне сестрой! Я ждала удара от кого угодно, но только не от тебя! Я считала тебя святой, неспособной на предательство! Как же я ошиблась… Ненавижу! – Жаклин наотмашь ударила бывшую подругу по лицу и выбежала из дома. Лилит прижала ладонь к горящей щеке и непонимающим взглядом смотрела ей вслед.

– Жаклин! – крикнула она.

Жаклин развернулась, вытянула руку, показала Лилит средний палец и ушла. Лилит закрыла входную дверь, за которой прятался Левиафан, довольный, как кот, нашкодивший в ботинок гостю. Она посмотрела на его дурацкую улыбку.

– Не объяснишь, что это сейчас было? – она всё ещё смотрела на него, потом закрыла лицо руками и, оседая на пол, зарыдала.

– Вот поэтому я и не отвечал на твои удары. Не защищался, когда ты меня избивала. Я знал, что именно Жаклин нанесёт тебе последний, самый болезненный удар. Эта травма будет намного сильнее, чем мои кулаки. Насколько тебе больно сейчас? Скажи мне, что ты чувствуешь? Я ведь молодец, да? – Левиафан поднялся с корточек и вальяжной походкой направился в гостиную. – Я сегодня очень доволен собой. Мне кажется, этот план был гениален. Не правда ли, милая? – он погладил спинку стула и сел.

Лилит сидела на полу и продолжала рыдать. Его слова безжалостно резали по свежим ранам. Она встала и пошла в спальню, даже не взглянув на Левиафана, когда проходила мимо.

«Ну вот, больше у меня никого нет. Я раздавлена морально и физически. Какую-то часть меня оторвали и выкинули. Самое обидное, что её не просто выбросили на помойку – я вижу её в мусорном баке. Она лежит на самом верху, такая несчастная, никому не нужная. А я не могу её подобрать и вернуть. Мне придётся смотреть, как отбросы поглощают часть моей души. Наверное, было бы лучше, если бы её растоптали или отпинали. А так она просто гниёт. Я проиграла. Окончательно и бесповоротно. Левиафан уже убирает в коробку моего коня. Скоро он и меня туда уберёт. Теперь я могу смело сказать, что люблю его, что он прав. Мне даже не больно. Полное безразличие. Пофигизм…»

Лилит заметила на своей руке муху. Та ползла вверх, почти незаметно переставляя тонкие чёрные лапки, иногда спотыкаясь, но упрямо продолжая свой путь. Лилит не сгоняла её. Она её не чувствовала, только видела. И задавала себе лишь один вопрос: что разбудило муху глубокой зимой?

– Когда ты ушла в клуб, я думал о тебе, Лилит, – донёсся голос Левиафана. – Думал о твоём вранье, о том, как ты могла оказаться с другим в постели. Я ведь знал, зачем ты туда пошла. Я видел, как ты целуешься сразу с двумя! В тот момент я хотел тебя убить. Правда. Но потом понял, что твоя смерть ничего не изменит. Всё останется как было, только без тебя. И с моим чувством вины. Как ты сама говорила, смерть – это раз, и всё. А мне нужно было, чтобы ты почувствовала боль. Не физическую, а моральную… Я увидел Жаклин, и в голове мгновенно созрел план, как отомстить вам обеим. Тебе – за пощёчину, за тех парней, за наркотики, за мою разбитую голову. За одну прекрасно проведённую тобой ночь, но не со мной. А Жаклин – за то, что она тебе эту ночь обеспечила.

Лилит неотрывно смотрела на муху. «Что он от меня хочет? Что мне делать? Мне нечего ему сказать».

У Лилит не было сил даже думать. Безразличие и депрессия стали её единственными спутниками. Левиафан посмотрел на её пустые глаза, потом на муху на её руке. Резким движением он поймал насекомое, зажав его между пальцами. Секунду он смотрел то на Лилит, то на крошечную чёрную точку в своей ладони, а потом разжал кулак. Муха, оглушённая, но живая, улетела прочь.

– Я смотрю на тебя… – его голос был холоден как лёд. – На твои красные глаза, размазанную тушь под ними, синяк на лице, растрепанные волосы. Я даже вижу то, чего ты не можешь видеть. Я вижу отпечатки губ на твоей шее, на твоих плечах, на твоих губах. Лилит, это не мои отпечатки… Мне не жалко тебя, мне не стыдно за свои действия. Ты знаешь, мне вообще наплевать на твоё состояние. Ты мне противна! Мне противно даже смотреть на тебя! Ты – самое жалкое и ничтожное существо, которое я когда-либо видел! Потому что твой безразличный взгляд говорит только об одном: тебе абсолютно плевать на то, что сейчас происходит, потому что тебя отпустило, и тебе очень плохо. Знаешь, я тебе честно признаюсь, я всю жизнь, втайне от всех, восхищался женщинами. Но то, что я вижу сейчас – это не женщина! Это кусок размазанной фекалии и, что самое ужасное, даже не вонючей. А ужасно потому, что, если кал не воняет, то это даже говном трудно назвать, от такого говна толку нет никакого.

– Ты прав. Мне плевать, – её голос был тихим и ровным. – Плевать на Жаклин, на твою месть, на тебя. Плевать на себя. И знаешь что, отвали на хрен от меня… Навсегда!

– Лилит… – Левиафан подошёл и взял её за руку, прижимая ладонь к своей груди. – Здесь, – прошептал он, – бьётся. Не так, как у людей, но бьётся. И болит. Почти три месяца… И каждый день ты рвёшь его на части. Медленно. По кусочку. Ты уже доставила мне столько боли и страданий… Этот мясистый кусок внутри как будто разлетается на части. Медленно. Рвется мучительно в течение этих трех месяцев. Если хочешь уйти – уходи. Это будет правильно. Но реши это завтра. На свежую голову. Хотя бы раз послушай меня. – Левиафан отпустил её руку и вышел из комнаты.

Он сел на веранде, подставляя лицо падающему снегу. Правильно ли он поступил? Неужели ей и правда всё равно? Неужели она так легко готова вычеркнуть эти три месяца – самые сложные и настоящие в его вечной жизни? Он не мог в это поверить. Не хотел.

«Неужели это всё? Конец? Так просто… Её выбор. Пусть и сделанный в наркотическом тумане. Я не вправе навязывать себя. Жаль… Не думал, что тонкая нить, связавшая нас, так легко порвётся. И из-за чего? Из-за наркотиков? Лилит. Единственная женщина, которую я смог полюбить, уходит так банально. Теперь я буду как Мормо. С половиной сердца. Сердце – самый ценный дар. Но стоит женщине получить его, как она тут же начинает его уродовать и калечить всякими изощренными способами. Вывод прост: никогда не отдавай женщине своё сердце. А ведь это происходит само собой, стоит только влюбиться. Значит, нельзя любить. Вообще. Чтобы сберечь сердце, в нём не должно быть места для любви. И дело не только в женщинах. Любое существо, которое ты полюбишь, забирает часть сердца. Будь то собака, брат или женщина. Ты отдаёшь часть себя, и новый владелец волен делать с ней что угодно. Безопаснее всего отдать часть себя собаке. Собака не предаст. Да, её смерть принесёт боль. Но это честная боль. Живя с любимым хозяином собака никогда не сделает ему больно назло. А Лилит… за три месяца она моё сердце вырвала, разорвала, растоптала. Осталось только выкинуть».

Сильный снегопад запорошил завернувшегося в плед вампира. Ему хотелось хоть раз почувствовать себя мёртвым, но он не мог… Он сидел и замерзал, но не двигался. Ему не хотелось двигаться.

Лилит медленно открыла глаза. Её депрессия исчезла, а на её место вернулся здравый смысл. В памяти остались лишь воспоминания о том, что она натворила прошлой ночью. Из глаз тихо покатились слёзы. В комнате было темно из-за штор, хотя на улице стоял день. Левиафан стоял на веранде, пил кофе и наблюдал за падающими снежинками.

Лилит поднялась, подошла к трюмо и с тяжёлым вздохом опустилась на стул.

В отражении она увидела урода – самого настоящего урода – с красивым лицом: ссадина на скуле, тушь вокруг глаз, откуда-то взявшаяся разбитая губа, колтуны вместо волос. Всё это отражало её внутреннюю гниль. Лилит поморщилась, глядя на себя, схватила пепельницу и швырнула её в зеркало. Осколки лежали на столе, на полу, на её коленях. Она была настолько противна себе, что даже видеть собственное отражение не могла.

Она накинула рубашку Левиафана и пошла искать его. Но дом был пуст и молчалив. Весь мир вокруг будто вымер – осталась только она одна. Не было слышно ни птиц, ни дуновения ветра, солнца тоже не было видно. Все комнаты казались пустыми и серыми, словно люди жили здесь последний раз лет пятьдесят назад. Лилит впервые заметила паутину в углах под потолком.

Её бледные пальцы скользнули по перилам лестницы. Она медленно спускалась вниз, и каждый раз, когда ступала на новую ступень, шептала имя вампира. Левиафан, стоявший на улице, услышал этот тихий шёпот. Он стряхнул снег с головы и бесшумно проскользнул на кухню. Усевшись за стол, он стал ждать, когда Лилит войдёт.

– Где ты был? У тебя на волосах тают снежинки, – тихо спросила Лилит, не поднимая на него глаз. Ей было стыдно за своё поведение – и перед ним, и перед собой.

– Неважно, где я был, Лилит. Сейчас значение имеет только твой выбор. И… каким бы он ни был, мне бы хотелось услышать твои аргументы. В любом случае я приму его, – ответил Левиафан, глядя в стену.

Лилит села за стол и посмотрела на унылую погоду за окном. На глаза навернулись слёзы, но она не плакала, хоть и с трудом сдерживалась. Её поражало совершенно безразличное выражение вампира. Казалось, он просто рассматривал стену и обдумывал интерьер.

– Ты что, язык проглотила? – сурово спросил вампир, повернув голову в её сторону.

Лилит посмотрела на него – и чуть-чуть обрадовалась: вместо безразличия в его глазах были злость, агрессия, ненависть и… любовь. Она тихо выдохнула, и всё же предательская слеза скатилась по щеке. Левиафан усмехнулся.

– Неужели ты плачешь, милая? – колко бросил он.

Поняв, что бросать его никто не собирается, он решил добить её морально: он всё ещё был слишком зол. Лилит молчала, лишь тихо вытирала слёзы и посапывала.