– Кончено! Будь счастлив! – как копье, метнул я зубную щетку в подставку и вышел из ванны, захлопнув за собой дверь.

Почему-то странный диалог поднял мне настроение, и даже заставил улыбнуться.

Я быстро оделся, постарался сделать это как можно культурнее, и выскочил на улицу.

Солнечные лучи радостно распластались по всему горизонту. Птицы щебетали, несмотря на раннее утро. Осенью совсем не пахло, ветра не было, лазурное небо вызывало мерзкие чувства из-за приторности, но и в то же время приятные.

Я прикурил сигарету и потупил взор, разглядывая ботинки. Первый учебный день и я решил его не удостаивать костюмом, обошелся и без пиджака. Около дома была припаркована старая машина, которая еле дышала, но выглядела как новая. Последний подарок матери.

Я ждал Люцифера и думал о том, что нас должно ожидать в тот день, какие люди, какое окружение. Это все, что я мог делать, думать и представлять, что случится.

– Не спи! – крикнул Люцифер и залез в машину.

Я затушил бычок и прыгнул на первое сиденье.

– А кто сказал, что ты поведешь? – усмехнулся я, пристегиваясь.

– Ты обратно, идет? – спросил Люцифер и завел машину.

– Идет! – согласился я и уставился прямо перед собой.

Люц включил какую-то музыку и выкатился на дорогу. Я отрешено смотрел краем глаза на довольного брата. Он практически пришел в себя, на нем почти не осталось следов вечеринки в баре. В тот момент мы выглядели, как близнецы. Мне было интересно, о чем он думал и думал ли вообще. Глядя на него, казалось, что он полностью беззаботен в жизни, ему на все наплевать. Он мягко плывет по течению общественности, ни с кем не сталкиваясь и не обращая никакого внимания. Люцифер жил в своеобразной форме буддизма – полный пофигизм ко всему, возможно даже к себе. Вот такому качеству я очень завидовал. Беззаботность увеличивает шанс долгожительства, у моего брата не было причин нервничать. Он довольно смотрел на вытянутый капот, на ямки, выпуклости и дырки на асфальте, и как ребенок, выруливая, старательно объезжал их.

В университет мы вошли ровно за пять минут до звонка. Аудитория была найдена без особого труда. Заглянув одним глазком в дверь, Люцифер махнул рукой и вошел в кабинет, я за ним.

Помещение было огромным, там сидело человека 60, проще говоря, две группы первого курса. Все были веселые, смеялись, знакомились, наслаждались тем, чего еще не понимали.

В тот момент я увидел ее.

Она сидела около окна и провожала нас взглядом. На губах застыла странная улыбка, такая легкая, еле заметная, но я заметил ее. Люц, приподняв голову, шел вверх по проходу между партами к последнему ряду, я за ним и не мог оторвать взгляда от девушки у окна, хоть она уже давно не смотрела на нас. Но это было лучше, чем, если бы она смотрела на моего брата. Я даже не понял, что конкретно зацепило меня в ней: крашеные блондинистые волосы в каре по уши? Тонкая шея? Большие голубые глаза и чернющие брови? Видимо карандашом переусердствовала. Но что-то же в ней привлекло мое внимание, и к моему великому счастью, Люц прошел мимо, даже не заметив ее.

Брат шлепнулся на стул за пустой партой в последнем ряду, я сел рядом и глаза автоматически покосились в сторону девушки.

– Какой аншлаг! – буркнул он, усмехаясь и окидывая аудиторию хитрым взглядом.

– Ты о чем? – не понял я его восклицаний.

– Да ты посмотри на них! – воскликнул он так, что сидящие рядом люди обернулись. – Разодетые, как клоуны, девчонки в белых бантах, как первоклашки, ребята, как воробьи хорохорятся перед ними, пытаясь склеить хоть какую-нибудь прямо в первый день. И ты в этих ужасных по сравнению с ними шмотках! Показательная фигня на один день, который совсем не радостный!

– Смотря с какой стороны посмотреть! – улыбнулся я. – Ты, между прочим, будешь первым, кто приведет отсюда девушку в дом, и если ты не надел пиджак – это не значит, что в данный момент являешься какой-то индивидуальностью. Брат, нам с тобой вообще нельзя думать об этом, если в мире уже есть два человека с одинаковыми лицами, фигурами и другими мелочами, это говорит о том, что индивидуальности не существует, существует одаренность и неординарность.

– Ты, как всегда, лезешь очень глубоко. Гавр, ведь все лежит на поверхности, прямо перед твоим носом, но ты слишком занят капанием внутри, как червь-археолог, что не в состоянии увидеть элементарных вещей. Весь этот парад костюмов и белых бантов не существует, как и индивидуальность, это показательная виртуальность…

– Доброе утро! – в класс вошел мужчина лет 50-ти с большой папкой подмышкой и с лысиной на голове.

Меня позабавило его приветствие – он даже ни на кого не посмотрел, а прозвучавшие прилагательное с существительным были сказаны, как простая формальность, которой подчиняется все общество. Оно вообще любит формальности. Очень много людей почти потеряли свои жизни из-за таких вот мелочей, ведь высокоцивилизованные и образованные люди не могут, не должны забывать о формальностях, на них строится вся жизнь общества. Это я понял тогда, за той партой, глядя на полу-лысого профессора.

Тогда наша аудитория не была готова к таким формальностям и продолжала сидеть и улыбаться, постоянно переговариваясь друг с другом. Люцифер сидел, подперев голову рукой и циничным прищуром разглядывал профессора. И даже в тот момент я не мог понять, почему он ведет себя так, чем он недоволен и что его злило.

– Для начала я хочу, чтобы вы прекратили улыбаться, шептаться, вертеться, оглядываться и крутиться, на одном единственном стуле, который не вертится! – слегка повысив голос, сказал он.

На какое-то мгновение в аудитории наступила тишина, но это был такой короткий промежуток времени, что я даже не уверен, успел ли профессор заметить его. Когда снова появился шум, он усмехнулся и подошел к первым партам, за которыми из десяти человек только один реально хочет учиться и вступает в ряды изгоев для всей школы или университета. Остальные девять сидят там для преподавателя, не для себя, создавая видимость того самого изгоя, выпрашивая снисходительное отношение к себе и к будущему диплому. Работает как ни странно.

– Имя! – прикрикнул профессор на самого говорливого студента, сидящего где-то в третьем ряду.

Парень встал и у него никак не получалось не улыбаться.

– Серж! – чуть ли ни с поклоном ответил он.

Я усмехнулся и взглянул на своего брата-нарцисса. Ситуация забавляла его не меньше, чем меня. Наивная храбрость или смелость? Первое место, где подростки пытаются самоутвердиться за счет насмешки над человеком – учебное заведение, неважно какое. Вот и тот юноша стоял перед профессором и всем своим видом показывал, что в его душонке нет никакого страха и взяться ему собственно не откуда. Все же понимают, что это всего лишь преподаватель, что он может сделать? На что способна эта «лысина» в очках?

Профессор посмотрел на список студентов и улыбнулся, найдя имя Серж и рядом стоящую фамилию.

– Мистер Сток, отныне Вы являетесь старостой группы 1А, надеюсь в полном составе сидящей здесь. Ваши обязанности я разъясню Вам после окончания пары. Я не спрашиваю, хотите ли Вы находиться на этой должности. Если вы не будет выполнять обязанности, я уверяю, лучше Вам от этого точно не будет – мой предмет очень тяжело сдать. К тому же, мне стоит проинформировать Вас, что он является профилирующим. Садитесь!

Уже давно перестав улыбаться, Серж с изумленным лицом и в то же время с недовольным, плюхнулся на стул. Тут две группы разразились таким гнилым смехом, что я уверен, даже дьявол так не умет смеяться. Серж самоутвердился, только не так, как было задумано.

– Если кому-то очень смешно, то у нас в университете имеется очень много вакансий, так сказать, например, в данный момент все еще отсутствует староста группы 2А. Есть желающие?

Примерно на этой ноте закончились желания самоутверждаться у этого профессора. В аудитории наступила долгожданная тишина.

– Какая херня! – шепнул мне Люцифер и развалился на стуле, уставившись на исцарапанный стол.

Ему все это не нравилось, мягко говоря, не нравилось. В данный момент его свобода уже ограничивалась ненавистным университетом, а Люц этого очень не любил. Что касается меня, мне была безразлична почти удавшаяся церемония становления людей на нужные места и заучивания слова «субординация». Я не мог, как Люц ненавидеть то, в чем еще не успел до конца разобраться, чтобы потом с жуткой рожей не говорить «я передумал».

– Профессор Трокосто. Я буду преподавать замечательный предмет – Учение о Лжи. Как я уже сказал, это один из профилирующих предметов и я отношусь к нему очень серьезно, особенно к экзамену, который ждет вас во время зимней сессии. К вашему несчастью, моя рука не поднимется просто так даже неуд поставить, не говоря уже о более высоких баллах. Еще более к вашему несчастью, я являюсь куратором группы 1А, привет дорогой мистер Сток! Куратор группы 2А находиться на больничном, так что я, как заместитель, имею все права и полномочия делать с 2А все, что захочу. Расскажу вам немного о структуре нашего учреждения: у каждой группы есть буквенное название, а именно группа А, группа В и группа С. Каждая группа делится на подгруппы, дополнительно обозначенные цифрами.

Как только он дошел до задних рядов, внезапно замолчал и выпучил на нас с братом свои и без того круглые глаза. Затем по его лицу поползла жуткая улыбка, от которой мне захотелось дать ему по морде и уйти с лекции. Выражение лица моего ненаглядного братишки было совсем постное, он был явно в предсуицидальном состоянии.

– Близнецы! – произнес он и уперся руками в нашу парту, переводя глаза то на брата, то на меня.

Я все больше и больше чувствовал себя неловко, и пропасть между задними партами и профессором стягивалась, приближая этого психопата к нам все ближе и ближе, тем самым зажимая нас в угол.

– Ну и что? – спросил, наконец, Люцифер, пристально глядя ему в глаза, стараясь не провоцировать профессора, дабы не занять вторую должность старосты.

– Имя? – спросил мистер Трокосто, прищурившись, разглядывая брата, подыскивая отличия на моем лице.

– Люцифер – ответил брат, ни капли не смутившись.

      Профессор улыбнулся и расстроено покачал головой. Я мельком оглядел класс. Все расселись вполоборота и наблюдали за нами. Тут я понял, что никто не верит, что прозвучавшее имя является настоящим, и добродушные одногруппники готовились к сцене, после которой что-то должно было произойти.

– Ну что ж, мистер Люцифер, добро пожаловать на должность старосты группы 2А!

– За что?! – моментально вспыхнул Люц.

Я незаметно улыбнулся потому, что понял, что сами того не желая, мы начали самоутверждаться. Профессор был неправ, что означало, ему придется извиниться, или, по крайней мере, сделать вид, что ничего страшного не произошло.

– За оригинальный юмор, мистер… – начал было профессор.

– Минуточку, профессор. Люцифер – мое настоящее имя, данное мне моей матерью девятнадцать лет назад. Я могу показать Вам документы. Это, во-первых. Во-вторых, я и мой брат числимся в 1А, я физически не могу стать старостой 2А, а у 1А уже есть староста. Я не вижу причины взваливать на меня ответственность за всю группу. Я же не виноват, что меня так мать назвала? Или виноват? Как Вы думаете, профессор?

Я смотрел на растерянное лицо преподавателя, на его многозначительную улыбку, смотрел и на разгорячившегося брата, на его карие глаза, которые все расширялись и расширялись от злости и несправедливости. Я мельком взглянул на блондинку. Она, как и все, заворожено наблюдала за возникшей ситуацией. Тут мне показалось, что она начинает восторгаться моим братом, что меня, несомненно, злило. Первое, что проскочило у меня в голове, что она такая же, как и все девчонки, раз обращает внимания на моего брата. Потом я решил, что пошла она к черту и отвернулся.

– И как же зовут Вас, мистер? – проигнорировав вопрос брата, спросил профессор, взглянув на меня.

– Гавриил, сэр! – быстро ответил я и не удержался, снова взглянул на белое каре у окна, посмотреть, произвел ли я на нее хоть какое-то впечатление.

Девушка все так же заворожено смотрела, только уже на нас обоих. Такое ощущение, что она только в тот момент догадалась, что мы близнецы.

– Гавриил? – удивился профессор и снова посмотрел на брата. – Люцифер?

Затем он открыл списки студентов и мгновенно нашел наши имена, и, посмотрев на нас, заулыбался. Я, как ни старался, улыбку понять не смог, мне вообще показалось, что он просто-напросто чокнутый. И единственное, что меня расстраивало на тот момент, так это, почему именно этот сумасшедший мужик стал нашим куратором, почему именно он ведет профилирующий предмет, название которого вообще не понятно. Точнее в названии Учение о Лжи нет ничего непонятного и сложного для восприятия, а вот присутствие самого предмета в расписании меня смутило. Все напоминало цирк, мельком я представил, что этот клоун скоро закончит свое выступление, и после него придет адекватный профессор с учебниками, например, по высшей математики, и начнет рисовать на доске свои убогие матрицы и доказывать теорию вероятности. Но этого так и не случилось.

За два часа лекции профессор не сказал ни слова о предмете. Это скорее была вступительная лекция, просто для знакомства друг с другом, куча рассказов об университете, о выдающихся профессорах, о поощрениях и о санкциях. Все как обычно, все как везде, все те же слова формальности, от которых уши сворачиваются в трубочку и хочется смеяться над ними и их мерзостью.

Люцифер оказался превосходным художником. Всю лекцию он рисовал фантастические узоры, а я даже не подозревал о его скрытом таланте. Хотя за два часа меня самого поразила такая скука, что я чуть ли с ума не начал сходить. Но у меня была палочка-выручалочка, сидевшая у окна. Потому, как я порой заглядывался на ее пепельно-седые волосы, Люц заметил, куда устремлен мой взгляд.

– Ох, ты Боже мой! – прошептал он, слегка толкнув меня плечом. – Что я вижу! Мой брат наконец-то понял, что вокруг него существуют девушки! Влюбился или просто нравится?

– Отвали! – засмущался я и тут же отвел глаза в сторону. – О чем ты говоришь? Никто мне не нравится и ни в кого я не влюбился! Я смотрю в окно!

Брат снова улыбнулся и начертил очередную извилистую линию, идеально контрастирующую со всеми остальными линиями. Неловкость, кою я почувствовал, смутила меня больше, чем вопросы брата.

– Эх, Гавра, что же ты так стесняешься естества? Мы с тобой мужского пола и это абсолютно нормально, что нам нравятся девушки. Ты не должен этого стыдиться!

– Слушай! Отстань от меня! Я знаю свою принадлежность к полу! И я не хочу обсуждать это с тобой!

Люц снова улыбнулся и прекратил рисовать, пристально посмотрев на блондинку, а затем и вовсе перестал улыбаться, но глаз от девушки не отводил.

– Ну, раз она тебе безразлична, то тогда ты не будешь против, если ей займусь я! – брат перевел на меня победоносный взгляд.

Я перестал дышать и замер. После такого предложения мне захотелось треснуть ему по наглой морде, потом обозвать как-нибудь и уйти. Но ничего из этого я не мог сделать.

– Что у вас там? – спросил профессор Трокосто, прервав свой рассказ о целях обучения в университете. – Я давно уже за вами наблюдаю, уважаемые братья, и как я понял, вас совсем не интересует моя вступительная лекция.

– Напротив, сэр! – ответил я. – Мы очень заинтересованы в том, что Вы говорили и вполне можем повторить последние предложение Вашей блестящей лекции о становлении университета. Вы желаете услышать?

– Нет…Гавриил…так ведь? – уточнил он и после моего кивка продолжил – Я желаю, чтобы Вы с братом прекратили шептаться и вертеться.

– Да, сэр! – ответил Люцифер и опустил глаза. – Ну, так как насчет моего предложения? – даже не шевеля губами, чтобы не привлекать к себе внимания, спросил Люц.

Я сидел и скрипел зубами. Он все время пытался выудить из меня правду, невзирая на пути, с помощью которых вытаскивал ее.

– Люц, оставь ее! – прошипел я. – Она нравится мне! Найди себе кого-нибудь другого!

– До чего же ты упертый, братец мой! – довольно улыбнулся он и спокойно продолжил рисовать.

Я снова посмотрел на блондинку и незаметно улыбнулся. Девушка краем глаза смотрела на меня и улыбалась. Я не знал ни ее имени, ни в какой она группе, ни есть ли у нее молодой человек. Я ничего не знал о ней. А незнание – одна из самых притягательных вещей, потому что нет определенности. Незнание предполагает догадки, построения фантазий и мечты. А что плохого в мечтах? Жаль, что еще существует любопытство, которое рано или поздно разрушит все мечты. Мне нравилось смотреть на нее, я пытался избежать рождения гнилого любопытства.

Когда прозвенел звонок, Люц сорвался с места, как ошпаренный. Он был не единственным, кто так поступил. Все студенты, утомившиеся двухчасовым рассказом, мгновенно проснулись. Я смеялся про себя. Когда спишь дома, в уютной кровати, приходиться ставить много будильников, а проснуться по их звонку кажется невозможным. Но стоит прозвенеть еле слышному звонку в университете, как 60 человек моментально просыпается и начинает бегать. И как раз из-за толпы я не смог разглядеть, куда делась девочка с пепельными волосами.

Перерыв между первой и второй лекциями был около двадцати минут. За это время можно было успеть перекусить и покурить. Есть мне не хотелось, а вот покурить я был совсем не против. Брата я также потерял из виду, но на это мне было совершено наплевать. Я самостоятельно добрался до курилки и окинул быстрым взглядом толпу студентов.

Они смеялись, болтали и курили. На улице были все курсы, с первого по пятый, красивые девушки, формирующиеся ребята, как в биологической цепи: маленький и худенький первокурсник, а потом мускулистый пижон-пятикурсник.

В толпе кричащей молодежи я разглядел своего братца. Он, как обычно, уже любезничал с какой-то дамой. По-моему, я видел ее на первой лекции. «Чертов придурок», подумал я и отвернулся. Достав сигареты, я прикурил и взглянул на безоблачное небо.

– Привет! – лучезарный голос возник, как второе солнце.

Я еще даже не посмотрел на обладателя голоса, а уже знал, что то была она.

– Привет! – улыбнулся я и обернулся к ней.

Точно – она. На улице девушка выглядела более живой.

– Люцифер или Гавриил? – спросила она, прикуривая сигарету.

– А кого ты ищешь? – спроси я и, не удержавшись, скосил глаза в сторону брата.

– И ты станешь тем, кого я ищу? – девушка категорически отказывалась давать прямой ответ на вопрос.

Я улыбался, как дурак, ничего не мог поделать с собой. Ее голубые глаза так тщательно изучали меня, ища сходства и различия с братом, чтобы в будущем не попасть впросак. Ее цвет волос просто ослеплял меня. Блондинка – общепринятое название светлого волоса у девушек. Но у нее он был почти белым, ни желтым, ни светло-желтым, а именно белым, как снег, на котором блестело солнце. Черт, я не мог соврать самому себе – она действительно нравилась мне.

– Люцифер! – улыбнулся я и протянул ей руку.

Но девушка продолжала улыбаться, а руку не протягивала.

– Очень приятно! А скажи, где я могу найти твоего брата? – спросила она, так и не дав мне руку.

– Ну, так значит, тебе все-таки нужен Гавриил? – я очень хотел узнать, к кому из нас у нее появилась симпатия.

Она кивнула. Тут я засмущался. Что мне делать дальше я не знал, потому что назвался не своим именем. Решил сознаться и будь, что будет.

– Мне очень неудобно, что я соврал, но на самом деле меня зовут Гавриил!

– Значит, ты все-таки становишься тем, кем тебя хотят видеть? – спросила она, выпуская дым мне в лицо. – Ладно, расслабься! Я изначально знала, кто ты! Видимо, ты настолько обескуражен, что забыл: ты одет по-другому, ни как твой брат, я это заметила, когда вы только вошли в кабинет.

Я опустил голову и благоприятно понял, что меня надули в первые пять минут общения. Это не был мой первый опыт переговоров с дамами, я имею в виду, у меня были девушки, но я не настолько оперативен, как мой брат. Я все равно чувствовал себя смущено, особенно после лжи.

– Ну, так получается, что ты меня тоже надула! – усмехнулся я. – Как тебя зовут? Или это секрет какой-то?