– Можно и вкратце, – согласилась Владислава и, привалившись к теплому звериному боку, стала рассказывать. – Во время золотой лихорадки здесь царила полная анархия. Понаехало самого разного люда и с Юга, и с Севера, и с окрестный Областей. Вокруг золотоносных речек начали расти маленькие поселки. Для бандюг – раздолье, что и говорить. Прошло немного времени – и в каждом городке обосновалась своя шайка. Они все время воевали между собой. Учитывая то, как здесь взрывается порох, можно представить, какие велись войны. Взрывы гремели по всей Области. После одной из войн она несколько лет стояла полностью покрытой пеплом, с изрытой взрывами землей, пожженными лесами. Тогда ее и назвали Горелой.

– А до этого как называлась? – перебил любопытный Кан.

– Зеленая.

– Понял. А что дальше?

– После той большой войны среди всех банд выделилась одна, которая стала набирать силу. Ее вел один кулдаганец – Кроган. Не знаю, из какого он города, но не из Арен-кастеля точно. В общем, тогда эта банда устроила на здешних землях настоящий террор. Пострадали все – и местные, которые успели обжить эти места, и торговцы, которые проходили через бывшую Зеленую Область, и даже Рубеж, где до сих пор это время с ужасом вспоминают. Банда Крогана регулярно совершала на него набеги. Сейчас в Горелой Области гораздо тише, но все равно по доброй воле сюда никто не пойдет.

– Кто он вообще, этот Кроган?

– Старый кровожадный урод, если хочешь знать мое мнение.

***

Крогану весь день икалось, что, согласно древнему суеверию, означало, что кто-то его усиленно вспоминал, причем не очень добрым словом. Вдобавок, заныли к погоде старые раны, напоминая, что старость не радость. Предводитель черной орды налил себе вина и растянулся на диване у камина. У ног его сложила голову здоровенная пятнистая гиена – злобная тварь, норовящая пообкусать ноги и руки кому попало, но по-щенячьи привязанная к своему хозяину. В псарне таких гиен Кроган держал целый выводок, их он спускал на недобросовестных плательщиков мзды… мздоплательщиков, то есть.

Дом у него был каменный и даже по-своему очень уютный, особенно если не знать о пыточной в подвале. Глиняные фигурки Трех Богов стояли в красном углу. Пыль с них стирал лично Кроган, каждый день. И молился исправно каждый вечер. Так ему жилось куда спокойней. Вера и нехитрый ритуал помогали ему поддерживать на должном уровне неугасимое чувство собственной правоты, а это первое, что нужно любому, кто выбирает разбой в качестве профессии. Потому уж к чему, а к религии Кроган всегда относился серьезно.

– Предводитель! – крикнули за дверью. – Твой сын пришел!

– Пусть войдет! – распорядился Кроган и глотнул еще вина.

Сын Крогана выглядел сорванцом лет двенадцати. Однако, несмотря на столь юный возраст, рожа у него была уже разбойничья. И повадки ей под стать. Звали мальца тоже Кроганом и будущее, по мнению Крогана-старшего, у него было большое. Только малому он этого не говорил – чтоб не зазнался ребенок раньше времени.

– Так, сынок, – предводитель поцокал языком, – о твоих похождениях я уже наслышан. Я тебе что велел?

– Мзду собрать с Золотынки, – пробубнил младшенький.

– А ты куда полез?!

– Пап, я…

– Молчать! – рыкнул Кроган-старший. – Однажды Трое тебя покарают! Знаешь, что ждет за ослушание родителей?

– Но я за… – вновь попытался сын вставить слово.

– Геенна огненная! – выпалил отец и стукнул кулаком по спинке дивана.

Ручная гиена засуетилась вокруг хозяина, порыкивая и поклацывая челюстями: ей показалось, что ее позвали и сейчас наконец прикажут кого-нибудь разорвать. Вот счастье-то!

– Папа… – Кроган-младший аж побледнел. – Папа, не надо гиен… Я обычных-то боюсь, а уж огненных…

Предводитель замер на полуслове, и только через минуту до него дошел весь комизм ситуации.

– Дурень! – захохотал он и хохотал так громогласно и заразительно, что сын тоже стал посмеиваться.

– Ладно, будет с тебя… – смягчился наконец Кроган-старший. – Так что ты там пытался сказать?

– Мы с парнями тут чего по лесу-то шарахались… – младший поскреб в затылке. – Видели, что по дороге из Рубежа пришли какие-то двое. Без ружей оба. Мы хотели их тебе притащить, так они в Гиблые Места свернули. Мы все равно следили – интересно же. Так они все прошли – и живые до сих пор. Скоро к нашей границе подойдут. Парень и девка. Отдай их нам, а пап…

– Сюда веди, живьем, – распорядился Кроган, посерьезнев. – И не калечь. Сначала я их расспрошу как следует. Интересно, как они Гиблые Места прошли, и что в Рубеже сейчас делается. Давай, пошел! Впрочем, стой! Я с тобой пойду. А то опять дров наломаешь.

Насчет отряда Кроган-старший распорядился быстро. Чарг его люди не держали, так как те не уживались с любимыми гиенами предводителя, потому ездила черная орда на тарандрах – здоровенных животных с тяжелыми раздвоенными копытами. Их головы венчали бы огромные ветвистые рога, не будь они спилены под корень – чтобы не закрывали наездникам обзор. Тарандры покорно терпели визгливых кроганских гиен, которые бежали рядом, словно охотничьи собаки.

Утро выдалось славное: немного пасмурно и туманно – в самый раз для охоты. Все низины мягко и нежно заполнил туман, на дне густой, как молоко. Кроган ехал впереди всей ватаги на белоснежном тарандре с богатой сбруей, как и полагается предводителю Он находился в добром расположении духа, то и дело поглядывал на младшенького, отмечая уверенный взгляд наследника, его осанку, умение держаться в седле… Старый разбойник любовался единственным сыном, чувствуя гордость за него. Если б еще гиен не боялся, сорванец. Ну да что поделаешь, если в раннем детстве его чуть не съела одна дурная гиена. Кроган-старший тогда выпотрошил ее напоказ всей гиеньей стае, чтоб другим неповадно было, но жуткого впечатления у мальчишки это не сгладило. При слове «гиена» бледнеет и теряется до сих пор. Впрочем, это ерунда. Это забудется. Лет через пять, через десять ли – но забудется, непременно.

***

– Вот тут кроганская банда проводит границу Гиблых Мест, как они называют эту территорию, – объясняла Владислава, водя пальцем по карте. – Они этих холмов боятся и стараются не заглядывать сюда без нужды. Сегодня мы выйдем за эту безопасную для нас границу, Кан.

– Плохо дело, да? – вздохнул парень.

– Все будет хорошо, – улыбнулась Влада и ласково взъерошила ему волосы. – Поселения мы обошли, а это было самое опасное. Осталось только перейти реку. Мост охраняется, но мы по нему не пойдем. Лучше в брод, через перекаты.

На последнем безопасном привале Кангасску даже читать не хотелось. Он лежал на траве и печально глядел в небо. Там уходило за горы красное, тяжелое вечернее солнце. Ему много о чем думалось. Вспоминал родной Арен-кастель, казавшийся теперь ушедшим и забытым сном. И думал о том, куда же и зачем же он идет. У Влады есть ясная цель, а у него? Зачем он рискует жизнью? Он задавал себе эти вопросы сотни раз, но ответа не находил. Решил все же, что пока его цель – не бросить Владу одну, а там видно будет.

Утро выдалось туманное, мокрое. Каждый волосок на шкуре чарг оно обсыпало жемчужными росинками. Чаргам это явно не нравилось – они то и дело встряхивались, разбрасывая сверкающие брызги во все стороны. Кангасску невольно вспомнился фонтан в Арен-кастеле, разбивавший живительную влагу на мелкие капельки.

Границы Гиблых Мест никто не отмечал, но, верно, путники уже перешли ее. Туман сгущался, не давая толком разглядеть, что впереди. Кангасск тумана раньше никогда не видел, но он ему уже не нравился, особенно после того, как Влада сказала, что там водятся сильфы. Лук, упорно не признавая его бесполезности здесь, Кан держал наготове.

***

Сэслер покинул холмы. Оттуда, сверху, он мог следить за путниками, следуя за ними пешком, ибо расстояние не требовало от него скорости – «глаз» позволял видеть и контролировать все. Но сейчас, когда они вышли за границы его владений, пришлось выбирать – остаться или проводить их до конца. И Сэслер выбрал. Он покинул холмы.

Дикая чарга пришла на его зов. Сэс помнил ее еще детенышем – она попала в капкан, и стальные зубы раздробили ей лапу. Капкан поставил кто-то из ребят Крогана (они тогда были смелее и то и дело заходили куда не следует, а именно на территорию Сэслера) – сам Сэслер никогда капканов не ставил, поскольку считал такую охоту подлостью, а на хищников и вовсе не охотился, почитая их как равных себе.

Того, кто ее вылечил, чарга помнила до сих пор и согласилась везти его на своей спине. И вот, пригнувшись к мохнатой холке, Сэс помчался вниз. Он должен был не терять путников из виду и в то же время находиться выше на местности, чтобы успешно стрелять издалека. Сложно, но можно… если бы не туман…

***

Кроган устроил засаду, мастерски устроил, показав сыну, как надо.

Река Фэрвида здесь разлилась широко и мелко, бурля по скользким круглым камням. Течение в этом месте становилось стремительным, но вода едва достигала колена. Переправляясь, путники спешились и даже доверчиво сняли сапоги и закатали штанины, ступая в ледяную воду. Чарги воды не любят, потому их вели медленно, приобняв за шею, чтобы не волновались.

Кроган-старший подал сыну сигнальный рог. Младший дунул в него со всей силы – для мальчишеских легких это было серьезным испытанием. Звук получился робкий, но слышимый хорошо: по этому сигналу на обоих берегах спустили гиен.

Первая же получила стрелу промеж глаз – Кан не дремал. Второй стрела угодила в бок, и гиена с визгом завертелась, пытаясь вытащить глубоко засевшее древко. Третья стрела уже готова была сорваться с тетивы. Но когда из тумана, клубившегося по берегам, показались люди Крогана с ружьями, Кан опустил лук.

Ловушка, как есть ловушка. По обоим берегам, плеща водой, беснуются пятнистые бестии. А за ними, держа ружья наготове, стоят три десятка людей – по пятнадцать с каждого берега.

Чарги шипели, огрызались и выпускали когти, готовые биться насмерть. Бледный от ужаса Кангасск попытался заслонить собой Владу.

– Бросьте оружие, – крикнули им с западного берега. Голос был наглый, мальчишеский…

– Бросай, Кан, – сказала Влада так спокойно, будто и на этот случай у нее был план. – Бросай.

Мечи, лук и колчан упали в воду. Но если стальные тела мечей в кожаных ножнах опустились на дно, то лук и стрелы Фэрвида унесла с собой.

***

Когда туман поредел и позволил «глазу» заглянуть за его завесу, то Сэслер понял: он опоздал. Две беспомощные фигурки стояли посреди ледяной реки, подняв руки, в которых не было оружия. Некуда бежать: враги заняли оба берега. Даже на чаргах не прорваться – догонят гиены. Да и от пуль пушистые звери, в отличие от своих хозяев, не защищены. А Фэрвида течет равнодушно, перекатываясь через скользкие камни, и по ней никуда не убежать.

И тут взгляд Сэслера остановился на двоих, стоявших чуть поодаль от всех. Оба Крогана, и старший, и младший, были здесь! В худом длинном мальчишке Крогана-младшего Сэслер опознал сразу – так тот был похож на отца.

«Моя месть будет страшной, Кроган,» – подумал Сэслер, прицеливаясь маленькому разбойнику в ногу…

***

Кроган-младший закричал и повалился на землю. Он рыдал совсем по-детски, зажимая руками рану; багровое пятно расползалось по штанине…

«Призрак! Стрелок-призрак!» – закричали солдаты Крогана на разные голоса. Ужас, пришедший из темных легенд, захлестнул их. Они метались по берегу и стреляли в туман.

Тем временем вторая пуля клюнула Крогана-младшего в ладонь. Еще несколько бесшумных выстрелов настигли других разбойников. Их неведомый стрелок бил в головы – тех, кто беспечно откинул на жаре кевларовые капюшоны – в затылок, а прочих – в лицо, если те поворачивались лицом. Тем, кто надеялся на кевлар, попадало по ногам, они падали и кричали, пока стрелок не добивал их.

Владислава и Кангасск замерли, превратившись в островок безмолвия посреди разыгравшегося на берегу безумия. Стрелок не трогал их – вот что они поняли ясно, потому что разбойников, тех, что, глядя на них, посчитали реку безопасной, пули настигали так же, как и тех, что метались на берегу..

Бесновались гиены, скача вокруг людей и клацая зубами…

– Кан, бери меч! – опомнилась Влада. И вовремя: пятнистые зубоскалы уже двинулись на них, видимо, считая их всему виновниками. Или просто чуя легкую добычу.

Двух гиен сбили в прыжке чарги и уже рвали их, катаясь в покрасневшей воде. Остальные кинулись на людей. Переступая босыми ногами в по осклизлым камням, в ледяной воде, Кан и Влада как могли отбивались от наседавших хищников. Кем бы ни был пришедший на помощь неведомый стрелок, ему явно было не до гиен сейчас.

***

Кроган-старший не замечал уже ничего. Ни людей, падавших с пробитыми головами, ни озверевших гиен, которых рубили посередине реки двое чужеземцев… Во всем мире для него остался только сын. Мальчишка уже не кричал. Он лежал на траве, запрокинув голову, и хватал ртом воздух. Лицо его было белее мела. Кроган-младший умирал.

Когда Влада и Кан, прихрамывающий на левую ногу, за которую его тяпнула гиена, вышли на берег, они увидели не великого и ужасного предводителя черной орды, а просто старика. Седого, сутулого, убитого горем старика. Кроган плакал, плакал безутешно, и ничто в мире не имело для него значения. Винтовку свою он бросил где-то в траве и давным-давно про нее забыл. Кевларовый плащ он снял и накрыл им сына, чтобы жестокий стрелок не вздумал больше мучить его. А когда суетившаяся вокруг старая плешивая гиена дернула умирающего мальчишку за руку, Кроган бросился на нее и (откуда только сила взялась) сломал ей шею…

– …не надо гиен… – простонал маленький Кроган. – …не надо гиен, папа… я боюсь… – и затих.

Тогда у Крогана-старшего помутился рассудок. Он кричал, плакал, он умолял сына проснуться, он рвал на себе волосы, он то молился Трем, то проклинал все на свете… И вот мир для него померк. Померк еще и потому, что в этот самый миг ему отказались служить глаза. Слепые, они теперь видели только мрак вокруг, и ничего больше.

Кангасску привиделось какое-то движение в тумане. И скоро к берегу вышел человек. На нем не было кевлара – только зеленый фарховый плащ поверх кожаной одежды. Он нес за плечом винтовку, на стволе которой мерцал в слабом солнечном свете большой стеклянный глаз.

– Это твоя кара, Кроган, – произнес человек. – Помнишь, ты замучил моего сына на потеху толпе? Зло всегда возвращается. Теперь я отомстил.

Старик не мог ответить ему ничего. Он кричал, причитал и теребил тело сына, умоляя того проснуться. И вдруг – ясный проблеск сознания – произнес:

– Убей! Убей и меня тоже!

– Нет, Кроган, – сказал стрелок, и в голосе его звучал ледяной холод. – Ты останешься и будешь жить. И будешь помнить, как твой сын умирал. Отныне твоя жизнь превратится в сплошной кошмар. Как когда-то – моя.

Перешагнув через тело Крогана-младшего, стрелок подошел к Владе и Кангасску и сказал им:

– Я Сэслер. Я следил за вами с тех пор, как вы свернули с дороги, чтобы с вами не случилось беды. А теперь я вижу, что вас послало Небо, ребята. Я много лет ждал возможности отомстить. Сейчас возьмите у убитых ружья и идите, куда шли. Больше вам ничего не грозит.

Ответа он ждать не стал – просто развернулся и зашагал прочь. Скоро он растворился в тумане – лишь винтовка еще долго мигала незачехленным глазом, отражая неяркое солнце.

Уходили Влада и Кан с тяжелым сердцем, слыша за своей спиной надрывный, горький плач старика. И даже когда туман звук, голос Крогана все еще отдавался эхом в памяти обоих.