Глава вторая. Жаль, нет ружья

Чарги ступают мягко. Пушистые лапы лишь едва слышно шуршат осенней листвой да пощелкивают когтями по фигурной брусчатке улиц в городах. Но если чарги идут по траве, ты не услышишь их: для этого слух человечий слишком груб.

Тропа, уходившая от хорошо наезженной торговой дороги на север, порядком заросла. Травы постепенно брали свое, но еще много десятков лет пройдет, прежде чем времена золотой лихорадки забудутся: когда-то здесь шли и шли на север орды золотоискателей, и их тяжелые сапоги протерли землю до камней. Именно потому забытая тропа, словно стары шрам, все еще проглядывает сквозь молодую зелень.

Она не змеится подобно обычным тропам, а дерзко идет напрямик через луг и лес. У гор, условной границы Горелой Области, она выныривает из-под дырявого зеленого ковра и устремляется вверх, огибая кручи, настоящей двухколейной дорогой, на которой то и дело попадаются закатанные в пыль гильзы от патронов, напоминающие о суровых временах.

– Что сейчас в Горелой Области? – спросил Кангасск у Влады. – Знаю только, что туда никто не ходит. И оттуда – тоже. Может, там людей-то не осталось?

– Слишком смелая надежда, – покачала головой Влада. – Конечно, Область разорена войной, но жить здесь очень даже можно.

– Я бы не стал, – сказал Кан уверенно.

***

Сэслер чистил винтовку. Сказать точнее – бережно протирал сложную систему вогнутых стеклышек, укрепленную на ее стволе. Они позволяли глядеть в даль, как из подзорной трубы, да еще и целиться при этом.

Оставшись доволен чистотой и блеском всех элементов своего чудесного прицела, Сэслер закрыл стекла в черный футляр с плотно пригнанной крышкой. Теперь прицел смотрел со ствола винтовки, словно диковинный жучий глаз.

Перед тем как отправиться на охоту Сэслер заглянул в дом, помахал рукой жене, улыбнулся маленькому сыну. Привычный и приятный ритуал, завершив который можно с легким сердцем идти куда угодно.

Густой сосняк, которым порос склон, заставлял солнечный свет падать вниз пятнами, и Сэслер, по старой охотничьей привычке, обходил их, неслышно двигаясь в полумраке. Глазу на винтовке он тоже не позволял мелькать, закрыв его футляром, иначе тот пускал бы во все стороны бесстыдно яркие солнечные зайчики.

Погодка выдалась неплохая: ни дождя тебе, ни тумана. Охотник устроился меж кустов ежевики на краю обрыва, откуда открывался обширный вид на злачный луг; сюда – имей терпение – обязательно заглянет сегодня какая-нибудь голодная животина.

Глазастая винтовка мирно лежала рядом, и глаз ее был зачехлен. Растянувшись на травке под прикрытием ежевичных кустов, Сэслер спокойно поджидал добычу.

При ясной погоде мир просматривался до самых гор, загораживающих горизонт. Даже старая дорога была видна… и, кажется, по ней кто-то шел…

***

– …Старая дорога уходит дальше в горы, – сказала Влада. – Там текут ледяные горные ручьи, где раньше промывали песок и искали золото. Вдоль таких ручьев в те времена как грибы вырастали поселки золотоискателей. Сейчас все заброшено, но не исключено, что часть народа осталась – а значит, без огнестрелки нам с тобой там нечего делать. Придется сделать крюк по лесу.

Кангасск вздохнул и задумчиво почесал свою чаргу за ухом; та громко мурлыкнула в ответ.

***

Мало ли кто ходит по старой дороге. Сэслер не против. Но вот сворачивать с нее и нарушать его границ они не имели права!

Сорвав чехол, Сэслер схватился за винтовку, глянул в глаз. И ладно хоть выдержки хватило сгоряча на курок не нажать! Сначала он принял этих двоих всадников за солдат Крогана – и жутко разозлился, что они посмели опять сунуться в его владения. Но потом присмотрелся и увидел, что кевлар-то на них, конечно, кевлар, но у них нет ружей! У одного висит через плечо короткий лук, за спиной – колчан со стрелами, на поясе – меч. У второго и вовсе пара мечей – вот и весь арсенал. Да и поклажи у них прилично, как у путешественников, а вовсе не дурней Крогана.

Вот так так! А думалось, через Горелую Область никто больше не ходит! Даже дорога заросла почти. И вот на тебе!

Определенно, эти двое появились тут неспроста. Сэслер не был бы Сэслером, если б не решил докопаться до истины. Охота подождет. Возможно, эти двое даже похуже солдат Крогана могут оказаться, даром что без ружей. Нет, определенно, за ними надо проследить.

Две черных букашки двигались по равнине неторопливо – и Сэслеру было хорошо видно их со склона. Главное, заметить, где они войдут в лес, а уж в своем-то лесу охотник их не потеряет. Сэс не беспокоился, глядя на клонящееся к закату светило: пропадать на охоте по несколько дней кряду для него было не впервой. Дома его не хватятся.

Порой он снимал чехол и приникал к винтовочному глазу. Увеличение глаз давал хорошее, а опыта Сэслера хватало, чтобы читать разговоры по губам. Сколько прихвостней Крогана на этом провалилось! Сколько их, точно оловянных игрушек, потом попадало! И все из-за того, что обсуждали что попало между собой. Конечно, откуда они могли знать, что невидимый охотник следит за ними со своего склона и знает все, что они говорят? День пути, ночь болтовни у костра, а потом – нежданная гибель всего отряда. Жуткая, бесшумная стрельба неизвестно откуда, ведь, казалось бы, местность открытая, спрятаться стрелку негде, разве что на склоне, так ведь не дострелишь оттуда! К тому же так точно в голову каждому не попадешь. (О глазе-то – изобретении Сэслера – знал только сам Сэслер да его семья). Вот и пошло: мифы всякие народились про нечисть, про волшебство… Сам того не ведая, одинокий охотник держал в страхе всю разбойничью ватагу Крогана и волей-неволей закрывал им всякий путь на Юг по старой дороге.

Кроган полагал, что это ему наказание свыше за что-то, – он вообще был для разбойника очень религиозен, – но и помыслить не мог, за что. Паренька, которого он по глупости-молодости замучил и убил на потеху толпе, он давно не вспоминал. Зато Сэслер не забыл своего старшенького, которого, кстати, звали так же, как отца. Не забыл – и мстил жестоко.

Нет, эти двое никакие не солдаты Крогана, решил Сэслер. У них приятные ясные лица. Очень милые молодые парень и девушка, ровесники, похоже. И говорили они о совершенно безобидных вещах. Девушка весело рассказывала парню о Севере. Истории были смешные. Сэслер – и тот «заслушался», если это слово применимо к чтению по губам.

«Путешественники, – подумал он. – Как есть – путешественники. Молодые, смелые, но такие беззащитные! Парень на моего старшего похож чем-то. Да, ему и лет примерно столько же… Эх, через мои земли пропущу, ладно уж, а вот как на Кроганские выйдут – что тогда? – Сэслер зажмурился, так мучителен был выбор. Но перед глазами снова встал старший сын, погибший молодым… – Нет! Не могу я! – мысленно крикнул охотник. – Присмотрю за ними, не будь я Сэслер!»

***

Вечер спустился быстро, укатив солнце за холмы. За день пути устали и чарги, и путники, так что привал всем был в радость. Чарги отдирали сочную кору с деревьев и с аппетитом ее хрумкали. Они вообще-то всеядны, могли бы поохотиться, но, видно, ленились сегодня. Кангасск притащил хвороста, Владислава пристроила над костром котелок, где уже лежали залитые водой сушеное мясо и злаковые хлопья, – извечная еда путешественников, которую, при отсутствии возможности сварить суп, грызут в сухом виде. Есть еще мюсли – смесь вроде этой, только с сухофруктами и орехами вместо соленых мясных кусочков.

– Стоит ли костер-то разводить? – спросил Кан, которому в лесу было не по себе. – Заметят еще…

– Не думаю, – возразила Влада. – Насколько я знаю, местные головорезы сюда не ходят. У них бытуют какие-то мрачные легенды об этом лесе.

– Еще лучше! – Кангасск нервно сглотнул. – Тогда, пожалуй, запалю-ка я хворост. При огне спокойней как-то.

Огнива кулдаганец, надо полагать, в жизни своей не видел. У них в пустыне не принято как-то щелкать камнем о камень, чтобы добыть огонь. На то зажигалки имеются.

Зажигалку он не без труда выудил из кармана: карманный дракон пищал, отбивался и цеплялся когтями за куртку. Недавно хозяин насыпал в карман мюсли, коих огнедел наелся, и теперь маленького ящера клонило в сон, потому, когда его стали вытаскивать, он возмутился от всей души.

– Это наша кулдагандская зажигалка, – продемонстрировал Кангасск дракона. – Зажимаешь в кулаке – и получаешь огонь.

Он действительно сжал дракончика в кулаке и провел его мордой над дровами. Влажное дерево маленькому язычку огня покорялось неохотно.

– Вот, – гордо говорил Кан, – а ты – огниво, огниво… Да мы…

Тут раздался тонкий пукающий звук… Кан осекся на половине фразы и, жестоко ругнувшись, разжал кулак. На ладони красовалось серое дурно пахнущее пятно.

– Ах ты тварь! – взревел он.

Минут пять, под радостный смех Влады, разъяренный Кангасск пытался выловить нерадивую зажигалку в траве. Юркий дракончик каждый раз ловко избегал карательного кулака. В конце концов, когда хозяин потерял его из виду, вымыл руку и успокоился, он тихой сапой вернулся в теплый карман.

Влада все еще не могла перестать смеяться – прыскала от смеха при одном только взгляде на Кангасска.

– У него либо дефект заднего клапана, как у половины зажигалок, либо просто наглая тварь… – смущенно оправдывался оружейник.

***

Сэслер не понял, что там у них произошло и что говорил девушке сидевший к нему спиной парень, но видел, как они смеялись, и не удержался – улыбнулся сам.

Этих ребят предупредить надо бы, – вот что еще подумалось охотнику. Они легли спать, не оставив часового, так что Сэслер мог бы подкрасться и дождаться утра рядом с тлеющим костром… мог бы… если б не чарги. Их огромные глаза со зрачками-щелочками остро видят в ночи, длинные уши уловят малейший шорох, а острые когти и зубы не пожалеют чужака. Путешественники тоже это знали, потому и спали так безмятежно, привалившись к пушистым бокам чутко дремлющих зверей. Незамеченным не подберешься, а стрельбу затевать не нужно, ох как не нужно!

Днем тоже не подойдешь. Чарг они могут и не удержать вовремя. Да еще проблема: вспыльчивый парнишка. С луком. Жди, так и поверят тебе, что ты не разбойник, а так, поздороваться зашел.

Ох, плохо дело…

Завернувшись в теплый плащ, охотник заснул до утра.

***

Чарги бежали резво. Едущему на них всегда кажется, что он оседлал теплый ветер. Кан читал, что есть в Омнисе места, где ездят на тарандрах – высоких рогатых зверях с двойными копытами, так на них пока доедешь, отобьешь себе все что можно – и что нельзя тоже. Кочевые народы сажают на этих зверей детишек уже лет двух-трех, и от тряски у них скривляются позвоночник и ножки. Потому взрослые люди этих народов выглядят печально. В седле виртуозы, спору нет. Но по земле на таких ногах ходить тяжело, да и вид неказистый, что и говорить, а к старости, наверно, спину ломит немилосердно.

На чаргах же ездить мягко. Одно удовольствие. Никакой тряски, никакого цокота копыт, – только быстрый плавный бег, что сродни полету.

День пути с двумя небольшими остановками прошел хорошо. Никто не нападал, а древний сосняк не чинил особых препятствий бегущим чаргам. Даже Кангасск, отродясь не видевший ничего кроме пустыни, привык к лесу и проникся к нему симпатией. Спокойствия же ему добавляла уверенность Владиславы да безмятежность чутких чарг: эти бы почуяли опасность, если б она была.

Последний привал сделали к вечеру. Мирно потрескивал костерок (дракон-зажигалка на этот раз поджег дрова без пакостей), в котелке булькал нехитрый дорожный суп. Чарга Влады разлеглась на травке и шершавым языком чистила свою белую с черными пятнышками шубу, а полосатая чарга Кана свернулась калачиком вблизи костра.

Солнце еще светило, хотя небо и начало темнеть. После сытного ужина вконец разомлевший Кангасск выкопал в своем рюкзаке книгу и, привалившись к пятнистому боку чарги, принялся читать.

– На каждом привале тебя с книжкой вижу, – весело засмеялась Влада и спросила: – Что читаешь такое интересное?

– Теорию Ничейной Земли, – гордо ответил Кангасск и продемонстрировал потертую обложку, где еще можно было углядеть название.

Владислава с уважением кивнула и вернулась к своим делам. Кан начал было размышлять, умеет ли молодая воительница читать вообще, но размышления свои быстро забросил: что-то подсказывало, что умеет, причем на поверку умнее его, Кангасска, окажется. Он уже недооценил ее однажды (перед кулдаганской битвой с разбойниками) и не хотел повторять ту же ошибку снова.

Однако ее уважительное внимание было приятно и возымело эффект. Неожиданно поверив в свои силы, Кан решительно отказался от страницы с резюме и открыл параграф с самого начала. Читать он начал довольно бодро, впрочем, страниц через пять до него дошло, что из прочитанного он понял пока только предлоги. Мысленно признав поражение, Кангасск вернулся к старой доброй тактике чтения резюме.

"Миродержцы работали над магической системой Омниса не одну тысячу лет. Вместе с созданием первого камня – Hora Tenebris, – центра равновесия в молодом мире, – возникла проблема стабилизации создаваемого им магического поля. К стабилизации, благодаря своим природным свойствам, способны многие животные и растения, но, увы, человек этого дара лишен.

Система, предусматривавшая множество магических стабилизаторов, оказалась неэффективной, а последствия ее испытания – катастрофичными (подробно об этом см. «Размышления о природе магии», в 34 томах, т.21, со с.568, изд. «Северо-Юг»). Тогда множественные стабилизаторы заменили двумя: янтарным Hora Solaris и луннокаменным Hora Lunaris. Радиус действия каждого из них оказался в два раза меньше радиуса действия Hora Tenebris. Однако, размещенные на противоположных концах Центральной Части мира, солнечный и лунный стабилизаторы обеспечили достаточно большую стабильную площадь, где с магией можно было полноценно работать.

Взаимоподавляющее действие обеих хор, противоположных по своим свойствам, привело к появлению Ничейной Земли в месте пересечения стабилизирующих полей. Здесь, согласно историческим данным, находится источник всей стабильной магии – Hora Tenebris, – а магия действует так же непредсказуемо, как если бы солнечный и лунный стабилизаторы не существовали вовсе. Ряд областей известен также магическими аномалиями…"

– Послушай, Влада! – вдруг вспомнил Кангасск. – Давно хотел спросить… в Арен-кастеле я про Горелую Область только страшилки всякие слышал… а ты не знаешь случайно, что тут на самом деле произошло после золотой лихорадки?

– Это долгая история, Кан, – задумчиво и печально произнесла Влада и замолчала, поглаживая шею урчащей от удовольствия чарги.

– А вкратце? – умоляюще сказал Кангасск. – Ну пожалуйста.