Он схватил мастерицу за плечо и поволок. В сугробы, вьюгу – стихию, лишённую звука, но не силы. Шли долго: Зань спотыкалась, падала, шипя и проклиная то ли себя, то ли всё вокруг. Сквозь ледяную черноту добрались обитатели города Сиим до обрыва. Сделала Зань три круга – и оттолкнулась от стража.

«Не смей упасть, дура!» – подумала она – и тотчас провалилась в пустоту.

Зань Стук пошла сквозь ничто, ведомая ветрами, как струнами в дрожащих пальцах. Путь её – натянутый трос над бездной и средь бездны, и только чувством и волей способна была мастерица пройти. Тонкая линия шла через чёрные руины, и в пути не осталось ей помощника. Выставив руки в стороны, пропуская вьюгу сквозь себя, она пошла вперёд.

С первым шагом совсем пропали всякие мысли. Разум её оказался чист, как во смерти. Нет боле сомнений или тревог – только путь, по которому следует идти.

Шаг второй – пропали пальцы. Там, дальше запястий, – ничто, часть бездны. На третьем шагу, впрочем, исчез и ветер. Его холодные касания не могли потревожить кожи.

Четвёртым шагом рухнуло время. Нет ни мгновения, ни вечности – как в разбитых часах, на дне которых лежат бессмысленные стрелки. Застыло течение реки, что тянется меж прошлым и будущим. Зань шла дальше, сквозь стоячую воду.

Пятый шаг – и бытия не стало. Ни гор, ни их подножия, кишащего лживыми интригами и лишней болтовнёй. Горизонт разошёлся, как шов, впустив в мир великолепное, ослепительное ничто. Всё сущее, замершее без времени, растворилось, не оставив от себя и тени, небо рухнуло и разбилось в пыль. Зань – оглушённая, ослеплённая, обезличенная – стала Мировой Каверне воеводой, и с каждым шагом пустота вокруг и внутри мастерицы росла и множилась, пока не осталось от Зани лишь тусклого огонька, бродящего среди мрака. Пропало всё, по чему можно было бы ступать. Зубы беззвёздного космоса сомкнулись на одиноком светоче, но осадок человеческий отказался тонуть в его глотке.

Свет коснулся паутины незрячего мастера, чьё имя более некому вспомнить. Из пустоты явились руки и примкнули к своему сияющему владыке, чтобы понять меж линий разницу. В вибрациях натянутых нитей пальцы поймали грубые рисунки машин, что населяли огромный цех: их образы светоч вырвал из бездонной пасти увязавшейся за ним Мировой Каверны. Великий горн, само Цынное сердце, стучал громко, приветствуя единственную живую душу. Светоч хотел что-то сказать вслух, крикнуть наперекор своей бездонной попутчице, но та не возвращала язык и губы. Сухое горло, восставшее из вакуума, с хрипом воздуха набрало – и выдохнуло.

Светоч не смотрел, но видел нечто яркое, также не потухшее в безграничном мраке. Он схватился за осколок свой руками, не боясь обжечься, но ядрышко из Драконьей Гибели оказалось холодно.

Зань звездою яркой вспыхнула на всю мастерскую, касаясь каждой её грани. Лучом прошла она сквозь Драконью Гибель, наполняя металл теплом и жизнью, меняя форму ежесекундно. Вздохнул совсем иным жаром горн, стучали механические молоты, скрипнула в глубине скал единственная шестерня, чтобы пробудить великую машину Сиим. Зань заполнила собой весь чёрный город, по кускам возвращая части его и свои. Это было перерождение, создание себя заново чрез работу над мистической сферой. Мир новый постепенно выходил из собственной каверны, неотличимый от предыдущего. Прошла целая вечность, прежде чем дрожащие от усталости руки рискнули коснуться повязки на мокрых глазах.

– О великое Биланх… – шептала Зань, не сдерживая боле слёзы, – Пустота – матерь твоя, рабыня, гончая – не смогла даже дотронуться до души – единственного, чего тебе не понять, не взвесить, не подчинить. Секрет великой силы ты спрятало от ума и даже чувств, оставив последнюю к тайне дорогу через ничто.

– Вы в порядке, Зань Стук, дочь Регола Стука, кузнец из города Киррик?

Мастерица была счастлива услышать такое длинное, подробное обращение. К стражу подскочила она и крепко обняла, насколько позволяли его латы.

– Да! Я рада тебя видеть! Слышать! Касаться и понимать всё, что ты говоришь! – Зань засмеялась. – Спросить чего хотите? Так спрашивайте!

– Вы вернулись из паломничества. Вы справились? – осторожно поинтересовался страж, снимая с себя тёплые руки.

Зань обернулась. На верстаке, средь дюжины инструментов, лежала сияющая механическая сфера, внутри которой хранился фрагмент Заниного духа.

– Да… Создать душу из пустоты невозможно, великий страж, как и пустоте душу отдать. Лишь поделившись частью, можно создать нечто столь прекрасное. Каков ваш вопрос?

– Вы чувствуете какую-то пустоту внутри себя?

Зань коснулась груди: всё в ней было на месте.

– Нет. Цела я, и дело моё здесь окончено. Теперь мне нужно вернуться домой, в Киррик… – вспомнила она давнишний разговор. – Только вот как?..

– Вы прошли через Мировую Каверну, – напомнил солдат. – Ваше изделие есть лестница, соединяющая материю и то, что ошибочно можно назвать пустотой.

Зань сжала сферу в одной руке, второй описала перед собою круг. То, что осталось в свободных пальцах, было не чем иным, как пустотой, ныне осязаемой.

– Вы есть последняя жрица Единого На Двух Чашах, и паломничество ваше начинается с сего дня и до конца жизни. Каков ваш вопрос?

Мастерица задумалась.

– Значит, мы с вами – его последние приверженцы?

– Получается, что так.

– Тогда, прежде чем я покину наш великий город, давайте навестим кое-кого. Того, кому я всю жизнь буду благодарна не менее, чем вам.

Зань и страж пошли по тропке, что тянулась от большой дыры в городской стене. Короткую дорогу они эту совершали раз в год с того самого дня, как провели похороны. Под сводом кривых скал, в промёрзшей земле, что поддалась лишь силе механического обитателя, ныне лежал предыдущий Биланхов жрец. Цветы, что некогда в снегах дышали, возложены были подле могильного камня, вытесанного из осколка гранитной стены. «Здесь покоится великий мастер Зук, который бездарностью никогда не был», – тянулась сквозь чёрный камень надпись. Страж склонил колено, опустил голову ближе к земле, затем что-то шепнул мертвецу на сиимском. Поднявшись, он коснулся ладонью могучей слитого со шлемом забрала – знак высшей солдатской чести.

– Я выполнил твою просьбу, Зук, – сказал он, растянув руки по швам угловатого панциря, – боле никого не удержит мой город. – Страж обернулся к Зани: – У вас вопрос?

– Да. В чём была ваша просьба? – Зань возложила ещё цветов к могиле. – Не могли же вы не попросить чего взамен.

– Чтобы отшельник мой город покинул.

– И просьбу он эту выполнил… – Она с грустью посмотрела на надгробие.

– Верно. Каков ваш вопрос?

Гостья всё не решалась спросить.

– Не хотите… отправиться со мной, страж? Там, откуда я родом, будут рады вашей силе и уму! – слова её были искренни.

– Моё место здесь, Зань Стук, дочь Регола Стука, кузнец из города Киррик. Я останусь с покойными слепцами, пока они не сгинут и я не сгину тоже. Каков ваш последний вопрос?

– …Не подняв меча?

– Не подняв меча.

Страж довёл Зань к вратам: тем самым, что скрипели на краю обрыва; что порогом своим запомнили кирку. Внизу мастерицу наверняка заждались другие испытания. Впереди – путь домой, к отцу и сёстрам, изготовление страшного заказа, подписанного на тени. Сжав в руках часть своей души, заключённой в Драконьей Гибели, она прощупала носком ботинка пространство дальше края обрыва – не почувствовала бездны между ними. Невидима ступень, одна из тысяч, что её с гор спустит!

– Прощайте, великий страж чёрного города! – Она вновь обняла холодную машину. – Не скучайте здесь без меня! Это – моя просьба!

– Хорошо, – солдат кивнул. – Но тогда и вы выполните мою.

– Ах так! Слушаю вас.

– Не оглядывайтесь.

Он дале стоял на краю обрыва, сопровождая взглядом железным мастерицу. Та шаг за шагом покоряла пустоту, непоколебимая и сильная, владеющая навыком, произросшим из чувства. Человек, вернувшийся из царства самого Биланх, отправился домой. И хоть ступеней было немало, Зань под самую ночь коснулась земли Регалийской. В последний раз она посмотрела на город Сиим: слепое око покойника, сверкающее сквозь скалы, медленно тонуло в ночи и терялось из виду, как всякое сущее перед Мировой Каверной.

Мастерица явилась в самый тёмный час, но несколько загульных пьяниц да бездомных разглядели возвращение пленницы Цынных гор, но их полному спирта восторгу всё равно бы никто не поверил. Одна рука из темноты лишь коснулась Заниной тени, пока её пьяный владелец пытался издать хоть слово.

Младшая сестра прокралась под громкий храп городской стражи и нырнула в знакомую кузню: уж больно хотелось Зани навестить старика, что некогда приютил её. Мастер сначала даже не понял, стоит ли в дверях призрак рыжеволосой девушки или ту отпустил проклятый город. Рассказала Зань всё, что с ней случилось, позабыв пару мрачных деталей, и историей своей сильно впечатлила кузнеца. Дав кобылу, провизии да доброго слова, тот попрощался с лучшим своим подмастерьем. До глухой и беззубой старости рассказывал он после о пленнице чёрного гранита, что вызволилась из своего заточения.

Шер`Дам, Лива, затем Мердон и крепость Гаард на границе с Королевством, к пересечению трёх рек, в Киррик. Вернулась Зань в родной дом! Регол, не пряча чувств, бросился к младшей дочери своей. Постарел мастер: совсем скрылись в седине волоса пламенные, весь ссутулился он, как под тяжёлым весом.

Расспросов было с гору: как путь прошёл, много ли повидала, цела ли осталась. День и ночь сидели они и говорили, говорили, говорили, вопросом на вопрос, ответ за ответом. Показала Зань, как руками своими чует она металл, какую вещь из души собственной сотворила, – так отец и охнул.

– Где ж это видано?.. Знавал древний люд, как к равенству свершиться…

– Главное – баланс, отец, – улыбнулась Зань. – Чувств, энергии, жизни. Всего и ничего. – Она повернула голову к массивной двери: – Моя очередь. Не было ли от сестёр вестей?

– Ленна средь Бессмертных осела, вся в науках, а от Игны совсем ни письма, ни слова, как пересекла Врата Железные… – ответил отец с тихой нотой тревоги.

– Не печалься. Они обязательно вернутся. Я чувствую это.

Где-то далеко-далеко, стоя у самого обрыва, последний воин исчезнувшего царства встречал рассвет. «Есть ли у вас воля, великие светила?» – спросил в мыслях солдат Сиим у пробуждающихся солнц.

Алый воин, расправившись с последним наёмником, втянул ноздрями лесной воздух, чтоб меж запахов хвои и влажного мха почуять пущенную королевскую кровь. Он помнил этот запах веками: с тех самых пор, как владыка заключил договор с вождём человеческого племени, что желал подчинить себе Эпилог. Голову свою человеческую воин обратно к плечам приставил, спрятав в заколдованное нутро обезображенное лицо зверя, и медленно поплёлся к недобитой цели. Юноша, со всех сил сжимая глубокую рану, затаил дыхание. Гибель его неминуема.

– Смерть пахнет железом и солью, бастард, – гремел алый воин двумя голосами. – А чем пахнет земля под тобой? – только человечий язык остался в его глотке. – Тем, что забирает: слезами, гневом, обидами. Когда заберёт она и меня?

До явления трёх из алой свиты оставалось четырнадцать лет.