ЗАНЬ: часть вторая

Зань Стук, дочь Регола Стука, кузнец из города Киррик, разрушила вековой сон Цынных гор. Грохот её молота тянулся от самых вершин и сходил до подножия, пугая жителей шахтёрского городка средь бела дня и ночи гулким, зловещим эхом. В мастерской Зука, вновь обжитой и всячески улучшенной, трудилась пленница горная, не считая дней и не жалея сил. Безымянный страж охранял её покой, всякую тяжёлую работу на себя брал и лишь иногда спрашивал:

– Должно быть, вы устали?..

– Ни в коей мере! – Зань смахнула пот со лба. – Мы почти у цели! Вопрос свой приберегу!

Но ни одна попытка не увенчалась успехом. Среди причудливых форм из стали и золота, складывающихся вокруг Драконьей Гибели, не угадывалось черт той самой души. Мастерица с трудом себе представляла, каким образом вообще можно подчинить колдуново железо: калила она его, била, пыталась обыграть уже готовые фрагменты внутри своих механизмов. Часто бродила мастерица по гранитным тропам, к массивным шестерням средь породы, чтобы разглядеть в наследии Сиим совет какой, что смог бы приблизить её к решению загадки слепого кузнеца. В Зани кололась злоба: на себя, на мир за пределами чёрного города, на судьбу, что поперёк горла встала и истину от мастерицы скрыла. Она слышала насмешки средь ветра, снег морозил её уставшие пальцы, а безвкусная еда, нашедшаяся в складах подземных, лишь неприятно скрипела на зубах.

– Довольно. – Страж поймал руку в замахе и молот отнял. – Вам следует остановиться.

Хватка его была мягка, иначе машинные пальцы сломали бы мастерице запястье. Зань смотрела будто сквозь стража: не чувствовала она ни единой капли смысла в своих деяниях, но не могла покинуть мастерскую.

– Предлагаешь сдаться, железка? – В глазах сверкала ярость.

– Не предлагаю. Но много ль толку повторять десятки раз то, что обречено на провал? Вы пытаетесь не понять – лишь повторить чужую ошибку.

– Не знаю! Я не могу знать, почему не выходит! Что у слепого не вышло, у меня получиться должно! Я, по крайней мере, вижу, что делаю!

Но этого оказалось недостаточно. Не видно было конца её испытанию, и всё чаще стояла Зань на обрыве и смотрела на Регалию с презрением, что разделила с Цынными горами. «Там, внизу, люди не ведают истинных бед, – думала мастерица, скаля зубы. – Взять лишь одну их душу и в металл поместить… Получилось бы?» Она испугалась собственной идеи и отогнала от себя, как прокажённую, но мысли эти всё чаще возвращались и оседали в её голове. Рассудок девушки вот-вот рухнет: дай ему лишь больше бессмысленных попыток обуздать искусство Сиим.

В ночь не спалось. Сомкнув глаза, мастерица видела в черноте подбирающихся к ней призраков. Мёртвый народ толпился возле неё, махал руками, взывал хорами погребённых. «Спустись и отбери», – говорили, шептали, кричали они. Зань лишь зажмурилась ещё сильнее, пока во мраке не пропали даже духи, но продолжила их слышать. Она сжала голову свою, ладонями прикрыв уши, – и в звонкой тишине уснула, дошёптывая проклятия.

Страж явился с первыми лучами солнц. В руках он держал те самые банки с пустой едой, что томилась в подземных складах.

– Был ли Зук ближе к сотворению души, чем я? – спросила Зань латунные доспехи.

Страж вскрыл банку пальцем и протянул мастерице. Та неохотно принялась трапезничать.

– Быть может. По крайней мере, он овладел вилууну, – так в Сиим звалось колдуново железо. – Вы же используете Зука заготовки: лишь обковываете и подгоняете. – Он опустил взгляд на банку. – Может, стоит подогреть?

– Нет, спасибо. Есть вопрос?

«Чего же не хватило мастеру?» – спросила Зань у пустоты внутри себя. Вопрос беззвучно сгинул.

– Да. Скажите мне, Зань Стук, дочь Регола Стука, кузнец из города Киррик, – страж заговорил громче обычного, – что в вашем понимании есть душа?

Мастерица поначалу не поняла солдата.

– Я… – протянула мастерица и задумалась. – Наверное, сестрица моя, Ленна, дала бы точный ответ. Она любит умные слова и… И…

Зани едва хватило сил, чтобы не разреветься. Вовсе позабыла она о своей кровинушке, о сёстрах и старике отце. «Сколько лет прожито в заточении – и ради чего? Сколько съедено этой мерзкой пищи, чтобы прожить ещё один бессмысленный день? Как давно я не видела людей – лишь призраков…»

– Вы не ответили на мой вопрос. – Латунная машина поражала своим терпением.

– Душа – это… – Зань искала в памяти слова отца или сестёр, – что-то, лежащее глубоко в нас. Вещь настолько тонкая, неосязаемая, что глазами не увидишь, ушами не услышишь – только говорить с ней можно, как я с вами. Правда, мы-то говорим по очереди, а душа своенравна, может и не ответить… Вот вы, о великий страж одинокого города, можете назвать имя того, что охраняете?

– Города Сиим не носили имён. Лишь порядковый номер. Каков ваш вопрос?

– И какой же это был город по счёту?

– Шестьсот пятый. Каков ваш вопрос?

– А сколько было?

– Более тысячи. Каков ваш вопрос?

– Тысяча городов – это очень много! Всего континента не хватит, чтобы в себе уместить ваше государство!

– Мы покорили океаны задолго до того, как ваши народы впервые коснулись солёной воды. И были мы везде и всюду. Каков ваш вопрос?

– А откуда вы явились, где родина народа Сиим?

– Отовсюду, везде. Великий Биланх, Единый На Двух Чашах, ответил на мольбы не одного племени, а множества. Народы всех частей света пошли по следу, оставленному через пустоту, пока не воссоединились в Сиим. Каков ваш вопрос?

– Мы собрали часть истории Сиим по осколкам и до сих пор не ведаем вашей полной мощи… – разочарованно пробормотала Зань. – Лишь этот город меж скал до сей поры стоит. А вдруг он тоже исчезнет вместе с вами?

Зань пыталась представить, какая сила могла бы забрать целые города. Та самая пустота, что разрасталась с каждой неудачей, в мгновение скручивает в себе башни и стены, тысячи людей тонут в бесцветной пучине ничего, становясь с ним единым. Страшное чудовище, прошедшее по миру пожрать Сиим, оставило последнюю трапезу свою средь скал. Рассказы о мире вне гранита солдат поначалу слушал холодно, подозревая гостью то во лжи, то в откровенной ереси. Но всё точнее складывалась общая картина мира в пустом доспехе: Сиим пал тысячи лет назад, и защищать предстоит это место до тех пор, пока не настанет и черёд стража.

– Я не боюсь исчезнуть, – признание далось ему легко. – Если я – последний из своего народа, то разделю его судьбу. Каков ваш вопрос?

– Разве не стоит дать бой?

Не брал солдат на размышления и мгновения, а лишь на вопрос вопросом молвил:

– Кому же? Переменам, что кипят у подножия? Молодым умам, что точно шагнут в пустоту? Не отвечайте на эти вопросы. Наши враги мертвы: имён не вспомнят даже их дети. Если не врали вы о мире внешнем, то мне не на кого боле поднять меча. Каков ваш вопрос?

– В вас сейчас говорят и честь, и смирение. Нечастое сочетание, не думаете?

– Мои слова могут мне не принадлежать. Меня создали как часть войны против всякой мерзкой силы, что надвигалась на Сиим. Мы гибли в огне и ветре, в когтях и под клыками. Тело моё пусто, разум – слепок чужого, а душа… – он помолчал немного, – секрет для нас обоих.

– Это точно. – Мастерице оставалось лишь кивнуть. – Сколько всего знал Сиим!

– …Но, – продолжил страж, всё глубже уходя в пыль воспоминаний, – как говорится в одной сиимской пословице: «Как всякую тяжёлую ношу следует облегчить, так и в пустые сумы дать весу». Мы не можем поднять клинка на невинного. Есть ли это честь наша или задумка создателей? Прихоть моя или чужой закон? Ответа нет. Каков ваш вопрос? – он заговорил живо, но устало.

– И вас это вполне устраивает, – заметила мастерица. – И всё-таки я думаю, что это честь. – Она улыбнулась. – Каков ваш вопрос?

– С чего бы вам так думать?

– Вы помогаете тем, кто нуждается. Вы не убили ни меня, ни Зука, хоть мы и не сиимцы. Мы, говоря грубым языком, «захватчики» вашего города. Устроились тут, мастерскую разворошили, разнюхиваем, что да как… И за всё это время меч вы лишь приоткрыли, не спеша его обнажать целиком. Каков ваш вопрос?

– Вы даёте моим действиям чересчур много веса. И дополнительную пищу для размышлений, – добавил он многозначно.

– Зря про захватчиков сказала… – Зань вновь улыбнулась: хоть в кои-то веки жив был её собеседник.

Она протянула стражу пустую банку, содержимое которой неприятно поскрипывало на зубах, напоследок посмотрев на металлическое донышко. Прессованные круги, меж коих ещё оставались остатки неясной розовато-зелёной смеси, что не имела ни вкуса, ни запаха. Сколько её ни грей, ни перемешивай, ни вари – даже солью это пищей не сделаешь.

– Мой вопрос.

– Спрашивайте, страж.

– Душу не увидеть, не услышать, наверное, даже не учуять – это я понял, – солдат латунный пальцы могучие всё загибал, – и взвесить её, значит, тоже нельзя?

– Нет, конечно же. Нет ничего, равного одной душе. Это как пытаться взвесить любовь или ненависть. Каков ваш вопрос?

– То есть душа неосязаема?

– Получается, что так, – мастерица пожала плечами.

– Неосязаема, невидима, не слышна уху, не имеет веса или запаха… – подумал вслух доспех. – Кажется, её действительно нельзя создать!

Что-то в голове Зани резко зашевелилось. Священное озарение вот-вот коснётся её – надо лишь не упустить момент, велевший разговор продолжать.

– Можно! – Мастерица вскочила с места. – Её можно создать! Вы что-то сказать хотите?

– Вы перепробовали столько всего, но даже не знаете, что должно получиться… Быть может, Зук Бездарность – лишь сумасшедший?

– Нет! Он ведь приблизился… – Уже всё искрилось, ответ был на расстоянии протянутой руки! – Он подчинил себе Драконью Гибель, но ему чего-то не хватило… Или…

Вот оно. Озарение, сияющее ярче трёх солнц и легиона звёзд. Момент великий и самую малость жуткий. Очи огня полны, а рот кричит:

– Наоборот!

– Наоборот?

– Не ваша очередь, моя! О страж, можете пройтись со мной до мастерской?

– Конечно. Прошу за мной.

Сердце Зани заколотилось, будто отогревалось после вечной холодной ночи. Зачем нужны глаза, чтобы создать невидимое? А уши, коль изделие звука не подаст? Зук был слеп – и оказался к завершению ближе, чем зрячая…

И снова цех Сиим. С лица мастерицы не сходила безумная улыбка. Она шла, тихо смеясь собственной удаче. Если окажется неправа – так пусть сгинет в этих проклятых горах! Тёплым воском свечи забила девушка себе уши и ноздри, на глазах завязала плотной ткани кусок в три слоя, чтоб даже яркого света не видать было сквозь сплетения нитей. Голова её ныне – вместилище лишь пустоте. По памяти решилась она взяться за инструмент, но тут же убрала руку и сказала, себя не слыша:

– Страж, выведи меня прочь от города и покрути три раза. – Её слова, не к месту громкие, тонули в восковых печатях. – Я вернусь обратно, не помогай мне!

– Прошу за мной.