Глава 5. Трагедия

Декабрь того года выдался на удивление тёплым. Снега выпало самую малость, солнце неустанно грело землю, а москвичи диву давались небывалой для такой поры погоде. Предновогодняя суматоха ещё не набрала обороты, лишь тихонечко зарождалась. В недрах офисов по-прежнему хоть и лениво, но кипела работа. Люди были в предвкушении скорых праздников и уже делились планами на долгие полторы недели выходных.

У нас на участке куда только кто не собирался. Григорий Александрович, наш майор, в очередной раз планировал выбраться на горнолыжный курорт в Гудаури, в Грузии. С его слов, туда он летал уже раз пять и готов был ещё и ещё, – так сильно нравилось ему скатываться на лыжах со склона высоченных гор Большого Кавказского хребта. Димка Прохоров, мой сослуживец, решил отпраздновать Новый год в Подмосковье: снять небольшую хижину с камином и, как он часто любил выражаться, «фулл-сервисом». Туда должны были приехать родня со стороны его жены и, конечно же, его родители и парочка друзей. Он позвал и нас с Лерой, но я был вынужден отказаться. Так уж сложилось, что у нас ещё с месяц назад были куплены билеты в Таиланд – путешествие, на которое мы копили целый год.

С нетерпением я ждал дату вылета – тридцатое декабря. Я так и видел, как садимся мы все втроём в самолёт, он взлетает, через четыре часа приземляется в аэропорту Паттайя… А там – замечательные пять дней, без надоевшей Москвы и противной слякоти под ногами. Да и за границей я никогда не бывал. Интересно же было посмотреть…

Лера успела составить целую развлекательную программу на время отдыха. Кажется, она загорелась этим путешествием не меньше меня. Моя Лерочка, любимая Лерочка, вновь ожила и постепенно оправлялась от поставленного ей диагноза, и это не могло не радовать.

Двадцать восьмого декабря, в первый же день моего едва начавшегося отпуска, мне поступил звонок из участка: попросили выйти на оплачиваемую смену. Отделение не справлялось из-за начавшегося этим утром митинга на Ленинградском вокзале, и срочно требовались лишние руки. Мне страшно не хотелось никуда идти, но делать было нечего. Служба как-никак.

В этот же день мы все должны были поехать сдавать ПЦР-тест, иначе в Таиланд дорога была закрыта.

– Там до четырёх работает поликлиника, где бесплатно можно сдать, – сказала Лера, смотря на экран ноутбука. – Успеешь?

– Зараза, – раздосадовано произнёс я. – Не, точно не успею. Там делов с этими бузотёрами до позднего вечера.

– Ну а если за сутки сдадим? Чего там, денёк всего, не убудет.

– Не вариант. Мне Димка рассказывал, что у него знакомый за сутки сдал ПЦР, а его прямо на стойке регистрации развернули, мол, за двое суток минимум.

– Эх, и что делать будем?

– Езжайте вы с Родей, сдавайте, бесплатно же, в конце концов. А я тогда где-нибудь рядом с работой его платно сдам, по электронке потом результаты пришлют. Платные-то обычно допоздна работают.

– Уверен?

– Ну а что делать-то? Я тогда машину тебе оставлю, чтоб с Родей тебе не таскаться, а сам на метро.

– Хорошо, – поблагодарила она меня и поцеловала в щёку.

Именно в этот день мне и поступил звонок от Игоря Павловича, сообщившего об ужасной аварии, в которую попала моя семья… Так произошло, что он стал прямым свидетелем случившегося и согласился рассказать, как всё произошло.

Мы сидели с ним в полупустом участке; все давно ушли в отпуск или, в преддверии праздника, сачковали прямо на рабочих местах, раскладывая пасьянс или торча в телефонах. И только мы с Игорем сидели в запертой комнате и курили сигарету за сигаретой. Он даже выпить мне предложил, но я отказался. Какая тут к чёрту выпивка…

– Супруга твоя, Артём, – мы уже договорились с ним перейти на «ты», – никаких правил не нарушала, ты, я думаю, и сам знаешь. А вот дурень этот малолетний… Эх. В общем, на мосту том строительные работы велись, меняли ограждения. На соседней улице митинги проходили, может, слышал про них. Вот и выбежал один из сопляков на проезжую часть – от омоновцев удирал. Нёсся как ошпаренный, метался среди грузовиков и тракторов и, видать, растерялся, да и выскочил на дорогу, а там жена твоя его в последний момент заметила, руль вывернула, и всё… в реку. Как назло, туда, где ограждение меняли. Я-то всё это видел – стоял на встречке, как раз по вызову на этот самый митинг…

Я молчал. Игорь тем временем продолжал пересказывать случившееся, а я невольно представлял себе в голове весь этот ужас.

Вот Лера резко выворачивает руль и на мгновение машина становится неконтролируемой. В эти секунды в салоне тихо, она настолько сосредоточена, что закричать просто не хватает сил.

Красны форд замер на считаные секунды и передней частью, сначала медленно, а затем резко, наклонилось вниз, сменяя безоблачное небо в лобовом стекле на заснеженный лёд. И только лишь когда Родя закричал: «Мама!», – она поняла, что сейчас произойдёт нечто ужасное.

Она потянулась к малышу, попыталась его отстегнуть, но, едва коснулась ремня, её дёрнуло вперёд, и она почувствовала, как машина летит вниз, прямо на ледяную корку Москвы-реки.

Родя не понимает, что происходит. Он напуган и тихонечко плачет, дёргая ручками из стороны в сторону.

Всё было так быстро, но в то же время так медленно.

Когда бампер Форда проломил лёд, обнажив непроглядную водяную тьму, Лера поняла – это конец. Но пусть хотя бы её сын спасётся! Материнский инстинкт вывел из состояния шока. Она попыталась вытащить Родю из автокресла, пока тот плакал, не переставая, но ремень заклинило, он никак не хотел отстёгиваться. Авто тем временем медленно шло ко дну. Лера дрожащими руками боролась с неподдающимся ремешком, попутно пытаясь успокоить плачущего малыша, шепча ему, что всё будет хорошо. В конце концов она психанула, как следует выругалась и, бросив напрасные попытки освободить сына из плена автокресла, взглядом начала искать свою сумочку. Её перепуганные глаза метались то к бардачку, то под ноги, то на заднее сиденье, но сумка как под землю провалилась.

– Ну, где ты, сука? Где ты?!

Она протиснулась между кресел к пассажирским местам, посмотрела вниз и наконец-то увидела сумку на коврике возле левой дверцы. Именно в этот миг все окна Форда заскрипели и покрылись трещинами, предупреждая, что времени осталось в обрез.

Лера, с трудом дотянувшись указательным и средним пальцами до ремешка сумки, сумела её подцепить и придвинуть к себе. Вернувшись на место, она, не раздумывая, принялась выбрасывать из неё всё: паспорт, косметичку, влажные салфетки, ключи…

– Всё хорошо, сыночка, всё хорошо…

– Ма-а-ма-а, – тянул малыш, широко раскрыв рот. – Мамочка-а-а…

Не выдержав давления, окна машины окончательно треснули, и в салон хлынул поток ледяной воды. Лишь на мгновение Лера отвлеклась от сумки, убедиться, не чудится ли ей всё, а потом продолжила упорно рыться в вещах. Но нужная вещь никак не желала попадаться ей в руки. Она взвизгнула, несколько раз ударив ладонью по приборной панели, но, дав себе долю секунду выдохнуть, продолжила поиски.

Вода уже касалась её коленей, подступая к бёдрам, животу, груди…

Наконец в ладони оказался заветный швейцарский нож, который она носила с собой в сумке, но, поскольку совершенно им не пользовалась, давно забыла, где именно тот лежал.

Половина салона меж тем уже была затоплена.

Она обернулась к Роде и обомлела. Из воды торчала лишь светленькая макушка мальчика; он барахтался и в панике дёргал руками из стороны в сторону. Лера поднырнула и увидела, как сын открыл рот и глотал воду. На кону была каждая секунда. Лера принялась разрезать ремень; делать это приходилось одновременно быстро и аккуратно, дабы не поранить мальчика. Кажется, прошла вечность, прежде чем ремень лопнул и дал ей высвободить сына из трижды проклятого автокресла.

Мириады ледяных игл будто пронзили всё её тело. Она не помнила, как ей удалось вылезти из салона с малышом в руках, а уж тем более – как сумела проплыть пару метров, прежде чем её схватил Игорь и вытащил на берег.

– Не будь льда, спрыгнул бы вниз, глядишь, помог бы выбраться раньше, – с досадой произнёс он. – А так пришлось до конца моста бежать, затем вниз на набережную, потом по льду… А там уж… Сам понимаешь.

Игорь потушил бычок в пепельнице и сразу же выудил из пачки и прикурил новую сигарету.

– Захлебнулся парень. Я его пытался откачать, как нас учили, всё делал правильно, но там уже без толку было… – Он пытался сдерживать дрожь в руках, но не удавалось. – Я много, конечно, на дорогах повидал, но такое… Жену твою два мужика здоровенных еле оттащили от тела, вцепилась в него, как кошка, кричала, что не отдаст. Я уж потом, когда пытался поговорить с ней, узнал про тебя. У неё истерика, два слова связать не в состоянии – вот и попросил её мобильник, тебе позвонить. Вот так вот…

Сигарету он по итогу не докурил и затушил с натянутой ухмылкой, как следует раздавив.

– Вот, блядь, сложится же так, а? – продолжил он. – И всё в один день, как заговор какой. Ограждение меняют, и митинг этот, чтоб его… Верить после этого начинаешь во всякое нехорошее…

Я не знал, что ответить. В голове у меня словно плёнку заело, снова и снова воспроизводя случившееся. Игорь будто бы уловил это и не мешал мне, тихо сидя в сторонке и глядя в окно.

– А что с этим, который на дорогу выскочил? – наконец поинтересовался я.

Мой собеседник тяжело вздохнул.

– Смылся он. Из-за всей этой суматохи на него и внимания потом не обратили. Но ты не переживай, найдём, сам знаешь, как это у нас устроено: камеры проверим, свидетелей опросим… Найдётся гад.

– Спасибо тебе, – сказал я уже немного погодя, собираясь уходить. – За то, что пытался… – Я не смог договорить.

– Не надо. Не благодари. – Он положил мне руку на плечо. – Держитесь. Если будет нужна какая помощь – звони. Я тебе скину эсэмэску.

Как и любой другой человек на моём месте, я, разумеется, не верил, что Роди больше нет. Я был твёрдо убеждён, что это какая-то злая шутка, и отчётливо запомнил звонок от Игоря, сообщившего мне, тогда ещё кратко, о случившемся, и свою первую встречу с ним. Мне хотелось сломать ему челюсть. Наброситься, вцепиться в глотку и раз и навсегда дать ему понять, чтобы он не смел так шутить со мной. И лишь вечером того же дня, прибыв в морг, я убедился, что он не соврал. Под покрывалом, которое приподнял работник морга, я увидел своего сына. Не похожего на него ребёнка, не какого-нибудь клона, а своего сына. С родинкой на шее слева, родимым пятном возле локтя и бледным шрамом на среднем пальце правой руки: год назад он порезался, пытаясь помочь маме собрать осколки разбитого стакана.

Я молча проковылял к выходу на улицу, сел на ступени, несмотря на мороз, вытащил пачку сигарет из кармана, дрожащими руками выудил одну, но та упала в сугроб, так и не оказавшись у меня в зубах. Я тихо плакал и вспоминал Родю: его ребяческую улыбку, его звонкий голосок и первую попытку выговорить слово «компьютер»…

Лере, несмотря на незначительные ссадины и синяки, пришлось хуже. За её недолгое пребывание в больнице я не отходил от неё ни на шаг, с ужасом ожидая её пробуждения после очередного вколотого ей укола успокоительного, чувствуя себя при этом совсем как тогда, три года назад, когда должен был рассказать ей про операцию.

Когда она проснулась, то сразу заплакала. Я обнял её и принялся утешать, держа при этом так крепко, словно боялся, что конец этих объятий ознаменуется нашей разлукой.

Самым горьким было осознавать, чем по-настоящему является для Леры гибель её единственного сына. Единственного и последнего.

Леру выписали через пару дней. За всю дорогу она не проронила ни слова, дёргая левой ногой и грызя ногти.

Зайдя в квартиру, она, не снимая обуви, направилась в детскую, открыла дверь и застыла. В отличие от меня, в ней ещё теплилась призрачная надежда, что всё это есть не что иное, как затянувшийся ночной кошмар или чья-то злая шутка. Только вот, увы, это было не так.

Кроватка была застелена; мягкие игрушки, разбросанные по полу, теперь выглядели потерянными и ненужными. Лера медленно подошла к кровати, прижала к груди пушистого зайца, лежавшего рядом, и тихо заплакала.

– Лера.

– Уйди. – Она усиленно, даже одержимо, гладила зайца по ушам.

Я не стал сопротивляться, молча закрыл дверь и вышел в подъезд курить. Там, на лестничной площадке меня встретил сосед, который, откуда-то уже узнав про наше горе, выразил свои соболезнования.

И началось…

Кажется, за всю мою жизнь телефон не разрывался от звонков так часто, как за следующую неделю. Слова утешения от знакомых и друзей мне казались пустыми. Особенно тошно было вылавливать среди них намёки на то, что Лера молодая и обязательно родит ещё ребёнка. Если бы они только знали…

Каждое упоминание о сыне вонзалось в меня толстой, отравленной иглой. Эти дни были сущим кошмаром, и я знал, что всё это продлится ещё долгое время, прежде чем хоть немного уляжется. Если вообще уляжется.

Я старался держать себя в руках, в первую очередь ради Леры, которая сутками спала в соседней комнате. Сейчас она, как никто другой, нуждалась в любви и заботе.