Глава 3. Помешательство

Лера бросила работу и отныне всё свободное время отдавала малышу. За прошедшие месяцы с его дня рождения я не припоминал и дня, когда бы ни видел её рядом с сыном.

Как-то раз я предложил нам пройтись до ресторанчика, немного расслабиться, а Родю оставить под присмотром дочери нашей соседки, с которой мы уже давно успели подружиться. Её звали Машей, миленькая и воспитанная девочка. Каждый раз, пересекаясь со мной в лифте или на лестничной площадке, она вежливо здоровалась и желала всего доброго. Уже потом я узнал, что она учится на филологическом. «Ведь какая прелесть, – подумал я тогда, – оставить Родю со студенткой филфака!» Но Лера посмотрела на меня как на безумного.

– Ни за что я не отдам Родю в руки какой-то девке! – возразила она тогда.

– Ты чего, Лер?! Милая девчонка, заработает заодно, да и ты от Роди отдохнёшь…

– Отдохну от собственного сына? Ты вообще себя слышишь?

Её было не переубедить.

Каждый день, возвращаясь с работы, я наблюдал одну картину: Лера открывает мне дверь с ребёнком на руках и идёт с ним смотреть телевизор, пока я разогреваю ужин; после мы перекидываемся парой дежурных фраз о том, как прошёл день, а затем она уходит в спальню, где укладывает сына в кроватку и вслед за ним засыпает.

Порой я ощущал себя персонажем Билла Мюррея из «Дня Сурка», попавшим во временную петлю. Не менялось ничего, за исключением Роди. У него уже отросли милые светлые волосы, а ещё он научился кое-как ходить, порой смешно падая на мягкий ковёр. Правда, смешным это казалось только мне. Для Леры же каждое неловкое падение было соизмеримо с тяжёлым ранением, полученным в бою, и она вмиг бросала всё и прижимала совершенно спокойного малыша к груди, сюсюкаясь с ним.

Со временем я стал немного ревновать жену к собственному сыну. Даже и подумать не мог, что подобное вообще возможно! Но, судя по статьям в интернете, такой феномен действительно существовал. Мне не хватало Леры, её заботы, внимания и ласки, не хватало секса, в конце концов, которым мы последний раз занимались ещё до родов. Кроме того, и прежде довольно худая, теперь она походила на ходячий скелет – почти ничего не ела, кроме проклятых таблеток. Я был подавлен, но не сдавался, желая всё исправить.

Спустя год после рождения Родиона я вручил Лере конверт. Я незаметно откладывал с каждой получки небольшую сумму в течение полугода и был уверен, что сюрприз сработает как ацетон – наконец-то отклеит мою жену от сына.

– Что это? – спросила она, взяв подарок одной рукой, а другой придерживая Родю. Ручки его сразу потянулись к бумаге.

– А ты открой, – сказал я с лёгкой интригой.

Лера положила малыша в кроватку, словно хрупкую антикварную вазу, и открыла конверт. Я с волнением наблюдал за её лицом, ожидая увидеть улыбку, ту самую, которой она одаривала меня каждый день до рождения Родиона.

Из конверта она вытащила сертификат. Лист обрамляла изящная красная рамка; наверху по центру был логотип с микрофоном в руке, шнур от которого тянулся вниз, переходя в надпись:

ВОКАЛЬНАЯ СТУДИЯ «ГАРМОНИЯ»

ПОДАРОЧНЫЙ СЕРТИФИКАТ НА 30 СТУДИЙНЫХ ЗАПИСЕЙ

СТАНЬ ЗВЕЗДОЙ УЖЕ СЕГОДНЯ!

СЕРТИФИКАТ ВЫДАН:

СОКОЛОВОЙ ВАЛЕРИИ БОРИСОВНЕ

Выражение лица Леры вдруг стало хмурым и даже злобным. Она медленно подняла глаза и выжидающе посмотрела на меня.

– Ты же всегда хотела стать певицей. Вот и решил немного подкопить и…

– Сколько? – голос её был холоден и твёрд.

– Лер, какая разница?

– Сколько?! – ещё жёстче произнесла она, почти крича.

– Да немного, около пятидесяти…

– Пятидесяти… – Она опешила, села на кресло и с осуждением произнесла: – И это, по-твоему, немного?

– Лера, не беспокойся о деньгах. У нас…

– Держи. – Она протянула мне сертификат. – Пусть вернут деньги.

Я тяжело выдохнул, уже ожидая дальнейшей реакции.

– Он невозвратный.

– Что? – Мышцы на её лице судорожно дёргались.

– Они не возвращают деньги. И перепродать я его не смогу, потому что он записан на твоё имя.

Она схватилась за голову и спрятала лицо в руках.

– Идиот… Какой же ты идиот…

Сказанное ей вонзилось мне ножом в сердце. Никогда прежде она не оскорбляла меня. Услышать подобное было для меня настолько неожиданно, что я попросту встал как вкопанный, не в состоянии вымолвить и словечка.

– Нет бы ребёнку смесь купить, или ползунков новых, или коляску получше… А он… тратится на всякую херню.

Тут-то моё терпение и лопнуло. Я знал, рано или поздно это произойдёт, и всячески пытался предотвратить это или хотя бы оттягивать момент, но в этот раз всё зашло слишком далеко.

– Хватит уже думать только о ребёнке! – крикнул я. – Подумай, наконец, о себе! Ты только и делаешь, что целыми днями сидишь с ним, как полоумная наседка. Вот когда ты последний раз выбиралась на улицу без него, а?

– Перестань орать, ты его пугаешь! – громко прошептала она, но было уже поздно. Родя закричал и заплакал, наблюдая за назревающей ссорой родителей и попутно бормоча какие-то звуки, отдалённо напоминающие слова. Лера взяла его на руки и принялась убаюкивать.

– Лера… – Я попытался успокоиться. Да и вид плачущего сына заставил остыть. – Мы должны с тобой серьёзно поговорить. Меня не устраивает…

– Нам не о чем разговаривать, – отрезала она.

– Ты слишком привязана к ребёнку, – сказал я и решил произнести вслух то, о чём много думал за последние несколько месяцев: – На нём свет клином не сошёлся. Ты не сможешь постоянно быть с ним рядом и оберегать от каждого дуновения ветра!

– Как ты можешь говорить такое! Он твой сын! – крикнула она.

Родя снова заплакал, Лера стала укачивать его бойче обычного.

– Да, он мой сын! А ты – моя жена! И мне нужна моя жена, а не поехавшая на ребёнке дура!

Едва сказав эти слова, я понял, как сильно погорячился. Ну не было у меня больше сил терпеть, и накопленная злость вытеснила здравый смысл.

Красные, полные слёз глаза смотрели на меня, как на прокажённого. Она сделала шаг назад, крепче прижав ребёнка к себе, и сказала:

– Уйди, не хочу тебя видеть.

Чтобы не сделать хуже ни себе, ни ей, я молча вышел на улицу, прихватив пачку сигарет.

Я сел за руль и поехал куда глаза глядят. Я был преисполнен ненависти к Лере, к её чёрствости и полному безразличию ко мне. А при мысли о сыне я ощущал необъяснимое раздражение, от которого было стыдно, но и избавиться от этого чувства я был не в силах.

Прошло ещё полгода, почти ничего не менялось. Только Родя уже вовсю исследовал нашу скромную квартиру на своих двоих, то и дело падая на живот. Как и все дети в его возрасте, он уже успел обжечься, опрокинув на себя чашку горячего чая, произнести первые «мама» и «папа», а также «дай» и «кушать». И начал пользоваться планшетом, за которым мог просиживать часами, смотря мультфильмы. Он рос как сорняк в заброшенном огороде.

Наши отношения с Лерой стали совсем ни к чёрту. По вечерам меня ждал холодный ужин, сделанный скорее для галочки. Но даже он впоследствии поменялся на замороженные полуфабрикаты, купленные в местном магазинчике мной же. Мы почти не разговаривали, лишь изредка обмениваясь будничными вопросами. Прежние беседы про наши мечты стали казаться мне сном, воспоминания о котором вскоре будут безвозвратно утеряны. Всё, что некогда связывало нас, теперь таяло, подобно куску масла на раскалённой сковороде.

Вся моя жизнь превратилась в тягучую рутину. Но Леру это как будто бы совсем не смущало. Она продолжала проводить время исключительно с ребёнком. Даже уложив его спать, она ещё долго наблюдала за тем, как он всхлипывает и дергаёт ручками и ножками, прежде чем сама отправлялась в постель. Ложась рядом, она бросала дежурное «спокойной ночи» и, поворачиваясь спиной ко мне, быстро засыпала. О сексе я и вовсе уже не мечтал. Всё её тело, каждый жест и взгляд говорили, что сегодня я не получу желаемого. Не получу его и завтра, и послезавтра, и, быть может, уже совсем никогда. Дошло до того, что, проснувшись в одно субботнее утро от криков Роди, которого уже убаюкивала Лера, напевая ему колыбельную на ушко, я обнаружил, что мои трусы были мокрыми от спермы. Я почувствовал себя глупо, и мне хотелось рассмеяться во весь голос. Это же надо, взрослый мужик, у которого есть красавица-жена, кончает во сне, как двенадцатилетний подросток!

Помешательство Леры на нашем сыне не давало мне покоя. Все мои неоднократные попытки вернуть жизнь в прежнее русло ни к чему не приводили. Она отказывалась со мной это обсуждать и лишь сообщала, что поступает правильно, уделяя сыну так много внимания.

После одной из смен я впервые поймал себя на мысли, что мне совершенно не хочется возвращаться домой. Так повторялось день ото дня, и каждый раз я, под предлогом завала на работе, оставался в участке чуть дольше. Всеми силами я хотел избежать очередной уже опостылевшей ругани, ставшей в нашей семье ежедневным ритуалом. Сил не было смотреть на Леру, а в особенности – на Родю, не вызывавшего у меня теперь ничего, кроме неприязни. Я видел в нём причину всех бед. Именно после его рождения моя Лера изменилась до неузнаваемости. Уж лучше бы никогда она не рожала! Никогда бы не узнавала про этот проклятый диагноз и осталась той самой Леркой – девчушкой, играющей в парке на гитаре и мечтающей о карьере певицы. Той, которую я полюбил больше жизни.

Скоро мы и вовсе перестали разговаривать как нормальные люди. Отныне наши беседы состояли из одних лишь криков и упрёков друг другу по поводу и без. Поводом для очередной ссоры мог стать, например, громкий звук телевизора или сразу не выброшенный мусор. Со временем воздух в квартире пропитался раздражением, от которого я при первой же возможности убегал, заводя авто и бесцельно разъезжая по городу. Плевать на бензин, к чёрту деньги – лишь бы подальше от этого гадюшника.

Одна из таких вылазок и привела меня в небольшой бар на окраине Москвы, куда я впоследствии зачастил наведываться для опрокидывания рюмашки-другой водки. Вскоре это вошло у меня в привычку, и почти каждый вечер я непременно заезжал туда. Находясь там, среди таких же одиноких мужиков, пьющих стакан за стаканом в потёмках, под приглушенным светом ламп, я чувствовал себя хоть на этот вечер свободным от семейных дрязг. Иногда я выпивал не один, а в компании людей, чьи лица и имена забывал уже на следующий день.

Разумеется, Лера заметила моё новое увлечение и сразу же ударилась в упрёки, видя не причину, а лишь следствие: она была возмущена, что я просаживаю деньги на выпивку, а не на очередной хлам для ребёнка. Казалось, ей совершенно было плевать, почему именно я начал пить, и заботило её лишь чёртово содержимое моего кошелька.

Потом наступила трёхлетняя годовщина нашей свадьбы. Я заставил себя не идти в бар, надеясь, что хотя бы сегодня, в столь знаменательный день, мне удастся хоть что-то изменить в наших почти достигших дна отношениях. К тому же я был уверен, что по такому поводу Лера не откажется от приглашения посетить ресторанчик, которым владел мой друг, решивший сделать нам хорошую скидку (именно этим я планировал парировать очередную жалобу Леры относительно финансов). Явившись домой со скромным букетом цветов, я обнял её и рассказал о подготовленном подарке.

– Это не будет стоить нам почти ничего, так, чисто символически, – поспешил я предотвратить возмущения касаемо цены. – Мишку Самойлова помнишь, одноклассника моего? Он к нам в гости приходил, когда ты ещё беременна была, с кудрявыми волосами такой. Так вот, он тут годом ранее ресторан грузинский открыл, все нахваливают. Нас позвал, пообещал хорошую скидку.

Её лицо было совсем безучастным. И я уже угадал следующий вопрос:

– А Родя?

– Возьмём его с собой. Там, в этом ресторане, для детишек есть отдельная комната, где за ними…

– Нет, – твёрдо ответила она. – Я не хочу, чтобы мой сын лазил где ни попадя, а уж тем более – среди других детей.

– Лера, – тяжело выдохнув, сказал я. – Ты будешь сидеть в пяти метрах от него и сможешь подходить, когда пожелаешь…

– Я сказала – нет! Неужели непонятно?! – с уже привычным для меня раздражением произнесла она, хотя я отчётливо услышал, что в голосе её что-то дрогнуло. – Там не пойми какие дети будут. Вдруг они его ударят? А если он упадёт как-то не так и себе шею свернёт? Ты знаешь, сколько детишек на подобных вот штуках себе руки ломали?

– Не знаю…

– А я вот знаю. И если бы тебе Родя был не безразличен – и ты знал бы.

В этот момент из комнаты показался и сам Родя с любимым игрушечным зайцем. Заметив цветы в руках матери, он подбежал к ней, с ехидной улыбкой бросив игрушку на пол, обнял за ногу и ручками потянулся к букету.

– Дай! – крикнул малыш.

– Если ты так хочешь в этот ресторан, – безразлично продолжала Лера, – то Родя будет сидеть с нами.

Она взяла сына на руки и принялась укачивать, пока тот тянулся к столешнице, на которой лежал букет.

«Если ты так хочешь в этот ресторан…» – повторил я про себя и почувствовал подступающую к горлу горечь.

– Я думал, что мы хотя бы немного можем побыть наедине… Без него.

– Я уже устала слышать, как ты хочешь отдохнуть от нашего единственного сына.

– Да ты от него не отлипаешь! – немного повысил я голос, не сдержавшись. – Кем он вырастет, если будет сидеть взаперти семь дней в неделю? Ему нужно выходить на улицу, общаться со сверстниками! Он должен получать все эти синяки, как их получали мы, когда были его возраста! Неужели это непонятно?

– Всё, разговор окончен, – отвернувшись, отрезала она.

– Дай его сюда, – я едва не сорвался на крик.

– Я сказала, уйди. Катись в бар или куда ты там ходишь каждый вечер.

– Отдай мне моего сына! – Я схватил её за плечи и повернул к себе лицом. – Я не позволю тебе так с ним обращаться!

У меня перед глазами помутнело от злости. Обида к Лере душила меня. Я потерял контроль над собой и попытался выхватить из её рук Родиона.

– Не трогай его! – кричала она, отбиваясь свободной рукой.

Но меня было не остановить. В моей голове поселилась навязчивая мысль, что, если я не заберу сына у неё прямо сейчас, его ждёт ужасное будущее. Какое? Я понятия не имел, но это убеждение накрепко засело у меня в мозгу, и я был готов бороться с родной женой до последнего, напрочь позабыв про самоконтроль. Я схватил тянущуюся за букетом ручку малыша и потянул её на себя так сильно, что послышался хруст. Раздался детский крик, сравнимый с воем сирены. Плач сына заставил опасть пелену с глаз. Я понял, что сотворил нечто ужасное.

– Больной! – закричала на меня Лера, прижимая к себе малыша. Её глаза наполнились слезами. Лицо побледнело пуще прежнего. – Пошёл вон отсюда!

– Я… я не нарочно, я…

Беспомощно я пытался найти своему непростительному поступку хоть какое-то оправдание. Но всё было без толку.

– Вон! Не хочу тебя видеть! – Лера схватила телефон, поспешно набирая номер скорой. – Убирайся!

Я сделал шаг к ней, надеясь исправить содеянное, но стоило мне увидеть её взгляд… Никогда в жизни я не забуду этого взгляда. Сколько же ненависти и отвращения было в нём. Крепко сжимая ребёнка, она, казалось, готова была вцепиться мне в глотку.

Молча я сделал шаг назад и вышел в подъезд, где из соседних квартир уже показались головы любопытных зевак.

– Идите обратно! Нехер тут смотреть! – крикнул я с раздражением.

Наши ссоры давно стали местным достоянием.