Девушка чуть улыбнулась, глядя на вечернюю дорогу. Янтарные лучи практически скрылись, оставив лишь чувство света и тепла. Поднимая голову вверх, отдыхающий от палитры цветов взгляд, сползая, наблюдал за мрачнеющим пиком, с появляющимися первыми звездами. Спускаясь ниже, черные тона, приобретали синеватый оттенок, фиолетовый, а затем ярко-розовый.

Узкая асфальтовая дорожка привела нашу пару к рядам одноэтажных домов, повернутых окнами в сторону Гудзона, Бруклинского моста, на нависшие над рекой громоздкие строения на редкие теплоходы, проводящие экскурсии для бессонных жителей. Жители же этих домов возможно из-за свежего воздуха или по привычке сложившихся вечерних традиций уселись перед своими домами, наблюдая с окраин за ночным Нью-Йорком и, особенно, за чернеющим Гудзоном. Кто-то, качаясь на качелях, рассказывал юной соседке молодежные байки про местный клуб, кто-то делился воспоминаниями ушедших лет со своей супругой, кто-то с друзьями потягивал пиво, параллельно рассказывая об игре «Нью-Йорк Никс» и о новой работе в порту. Но никто не заметил Милену и Алекса, наблюдателей жизненной картины. Они будто шли по кинотеатру, а кадры шли независимо от них, один дом сменялся другим. Уютные здания с ухоженными клумбами, калитки из плетеной стали, окна, с покрашенными рамами, и с вишневой крышей, покрытой черепицей. От одного здания переходили на соседские дома из серого материала, отдающего бедностью, безысходностью, с поломанными лавками с облупившейся желто-молочной краской. Аккуратные четырехугольные дома стояли в один ряд вдоль всей набережной.

– Тишина, – лишь одно слово выдохнула Милена.

– Порой она пугает, – подметил спутник.

– Иногда ее не хватает… Скрежет метро, сигналы автомобилей в пробке, грохот разрушающегося здания, попавшего под снос, крики миллионов людей, разговаривающих друг с другом по телефону… В один миг все это может объединяться и свести с ума самый здравый рассудок.

– Нужно остановиться от бегущей жизни и просто сосредоточиться на одном из звуков, – на его лице всплыла улыбка, от пришедшей на память забавной истории. – Газета «Вашингтон Пост» выпустила статью о человеке, играющем на скрипке на станции метро. Холодным январским утром этот человек сыграл шесть пьес Баха во время час пик. Было подсчитано, что порядка тысячи сто человек прошли около него. Однако совсем на короткое время остановились лишь шесть взрослых людей и три ребенка. Музыкант заработал тридцать два доллара за сорок пять минут игры, никто не заметил его ухода, никто не аплодировал, не было никакого признания… В действительности этим скрипачом был Джошуа Белл, один из самых талантливых музыкантов в мире. А играл он одну из самых сложных частей из когда-либо написанных, на скрипке стоимостью три с половиной миллиона долларов. За два дня до игры Джошуа Белла в метро все билеты на его концерт были распроданы в театре Бостона, где стоимость одного места составляла сто долларов.

Воздух начал холодать из-за недостатка солнца и из-за после дождевой, остывшей земли. Милена потирала предплечья.

– Мы многого не замечаем не из-за бесчисленных событий в нашей жизни, а из-за того, что спешим за новыми действиями, – он снял плащ и нежно окутал в него девушку. – Нужно просто остановиться, а затем неспешными шагами продолжить прогулку. И… нужно гулять по жизни, а не бегать по ней.

В скором времени мрак полностью поглотил небосвод, но искусственный свет одного из самых больших городов на планете не оставлял влюбленную пару в кромешной темноте. Они уже проговорили на отвлеченные темы, и их молчание длилось чуть меньше двух минут. Остановившись у одинокого фонаря, они поцеловались. Милена покусывала его губы, причем так она делала всегда. Поцелуй с ней – это смесь нежности и вкуса ее губ вперемешку с приятной болью. Она не открывала глаз, целуясь с Алексом.

«Хороший знак… Знак начинающейся любви», – подумал Фитцжеральд.

Их губы разъединились. Девушка, отмыкая веки, убрала блестящий взгляд цвета дневного неба в стоAрону ночного Гудзона.

– Может… – сказано было дрожащим голосом от холода и тому сопутствовал серебристый пар при произнесенном «может». – Может ко мне на горячий чай?

Приобняв ее за плечи, детектив со своей спутницей направились к оставленному «Ford».

* * *

Предвестником следующего утра стали вновь серые тучи, натянувшие небосвод от горизонта до горизонта. Хоть окна и были плотно закрыты, но Фитцжеральд ощущал уличный холод.

«Опять ужасная погода… Когда, просыпаясь этим летом, меня будут встречать солнечные лучи…»

Он прижался ближе к спящей Милене, от чего теплота начала разливаться не только по телу, но и проникла в его душу.

«Нужно сделать сегодня выходной», – не успел он завершить мысль, как на его мобильный поступил звонок, разливающийся волной по всей комнате.

Сделав глубокий вздох, он встал с кровати и начал искать телефон в карманах одежды. Милена, не открывая глаз, перевернулась и будто не замечала происходящего.

– Да, я Вас слушаю.

– Доброе утро, мистер Фитцжеральд. Вас беспокоит Люси Анджело, главный врач психиатрической больницы «Ломпак».

– Доброе утро, я Вас узнал, – огненно-рыжая женщина в белом халате предстала в его сознании. – Что-то случилось?

– Случилось нечто ужасное… Это не телефонный разговор. Вам необходимо приехать в больницу и увидеть все своими глазами.

– Буду через час.

Уютная комната гигантских размеров с вывешенными фотографиями Милены и ее клиентов, различных рас и возрастов, с индивидуальными прическами. Все фотографии висели на фиолетовой стене. Гамма цветов и изображений стилистического искусства успокоила детектива на мгновение, обездвижив его. Однако профессиональное любопытство и ответственность перед начатым делом взяли вверх.

Голод его не беспокоил, приняв в течение десяти минут душ и накинув вчерашнюю одежду, детектив вышел из квартиры, не разбудив спящую хозяйку.

Асфальтово-каменный город, пропитанный бесчисленностью легенд и историй, которые кто-то опишет в стихах, в биографии, в сюжетах фильмов, в газетных статьях или перескажет устно, в надежде на сохранение, до сих пор творил историю, конечно зная, что большую часть произошедшего местные жители заберут с собой в могилу. История пишется постоянно – с восходом солнца и с его заходом, порой ночная смена даже увлекательнее дневной.

То, что произошло этой ночью, повергло в шок всех сотрудников психиатрической больницы.

Пока детектив неспешными шагами шел по большому коридору «Ломпака», ему встречались кроме медсестер, с поникшими лицами, полицейские, опрашивающие практически всех к ряду.

«Дурной знак», – подумал про себя Алекс. У палаты Гарри Фитча толпились врачи, полицейские и медицинские эксперты. Щелканье фотоаппарата слышалось далеко до подступов к палате.

– Извините, сюда посторонним нельзя, – перегородил ему дорогу молодой полицейский в форме.

Детектив уже было потянулся за значком, как толстый лейтенант, стоящий на пороге палаты, окликнул полицейского:

– Сержант, пропустите его. Он частный детектив Алекс Фитцжеральд.

– Тот самый? – удивленно переспросил полицейский и протянул ему руку. Алекс крепко сжал ее и направился в палату.

– Что там, Митч? – обратился он лейтенанту, но, взглянув на кровать, все понял и без объяснений.

Обезглавленное тело Гарри Фитча покоилось на белоснежной скатерти. Маньяк повеселился на славу – кровь фонтаном была разбрызгана по постельному белью, по столу, стулу, по умывальнику. А ведь только вчера он проводил допрос в этой комнате. Холод и отвращение смешались внутри детектива, тошнота подступила к горлу, а запах крови еще больше усилил это чувство. Но он сдерживался. Опустив глаза в пол, ему бросилась лужа рвоты:

«Не все стойкие, как я» – подумал про себя детектив.

– Всех четверых порешили подобным способом.

– Имеешь в виду, что они обезглавлены.

– Обезглавлены и крови ничуть не меньше… Черт, и кто все это будет убирать?

– Как все произошло?

– Никто не знает… – лейтенант вытащил гавайскую сигару и начал водить ею под носом, дабы сбить запах крови. – Ночью выключился свет в период с 2:30 до 3:30. Учитывая, что такое происходило неоднократно, никто толком не придал этому большего значения. Пока охрана возилась в течение часа с трансформатором, расположенным за пределами здания больницы, в самом здании остались четыре медсестры и один охранник. В это самое время и происходила кровавая мелодрама.

– Зачем ему их головы? – Алекс по полицейской привычке лишь задавал вопросы, но лейтенант, в прошлом еще начинавший с ним с трущоб Нью-Йорка, не обращал на это внимания, просто отвечая на них.

– Не знаю, Алекс. Могу только догадываться. В военной инженерии разрабатывается устройство, способное воспроизводить даже по мертвому мозгу информацию и кадры мыслей человека. Возможно, убийца в курсе разработок и дабы обезопасить себя, забрал их головы. Тем более, как сказала Люси Анджело, состояние подростков стабилизировалось, и в скором времени они бы все вспомнили. Так же возможно убийца знает и про тебя… О том, что ты пользуешься нетрадиционной методикой раскрытия уголовных дел известно всему Нью-Йорку. Поэтому не исключено что он прознал и о том, что именно ты занимаешься этими подростками. А возможно он просто псих, который копит головы своих жертв, как трофеи. Черт их пойми этих маньяков…

– А когда их тела отправят к коронеру?

– Через час… А что ты там хочешь найти? Предварительно их зарубили топором, на их запястьях обнаружены надписи, сделанные маркером черного цвета.

– И что на них написано? – Алекс вынул из внутреннего кармана записную книжку.

– Гарри Фитч, единственный чье имя мы знаем, надпись на запястье руки «+4», подросток номер один надпись «-2», подросток номер два «+2», девочка-подросток «-1».

– Не знаешь, что значит? – убирая блокнот во внутренний карман, спросил Алекс.

– Понятия не имею. Но двери не были взломаны, а открыты ключом. Никто даже в соседних палатах не слышал шума. Кроме разговоров – разговаривал мужчина, но дети не подняли шума, скорее всего они знали убийцу, возможно, он один из местных санитаров. Возможно, просто прикинулся и из-за этого они без каких-либо подозрений приняли его. Пока ничего не понятно.

– Может он накачал их снотворным? – предположил детектив.

– Ничего не исключено. Вот поэтому и существуют коронеры.

– Спасибо, Митч, – поблагодарив лейтенанта, он вытащил сенсорный телефон новой модели. – Ты не против, если я тут сфотографирую все.

– Конечно, Алекс, – пропуская вовнутрь комнаты детектива, сказал полицейский. – Только не измажься тут и не клади в карман вещественные доказательства. Сержант, – обратился он к полицейскому, не пропускавшему на подступах к палате Фитцжеральда.

– Да, лейтенант, – отозвался тот.

– Проверите содержимое карманов у мистера Фитцжеральда, после окончания исследования, если в его кошельке будет больше ста долларов, то изъять и ко мне на стол.

Сержант ответил ему легкой улыбкой, понимая шутку, хотя в таком месте и при таких обстоятельствах она была вовсе не уместной.

* * *

«Как же так? – рассуждал про себя Алекс. – Одно дело похищение детей, а другое их убийство, причем таким жестоким образом, да и ни где-нибудь на окраине заброшенных кварталов, а в охраняемой лечебнице. Кто может быть подозреваемым? Весь персонал больницы и люди, имеющие доступ к ключам от палат. Не верится, что так бесшумно можно было обезглавить четырех подростков. Они же могли поднять шум… Почему они этого не сделали? Странно…»

Какая-то скрипучая мелодия кружилась в голове. Фитцжеральд взглянул на радио, но оно было выключенным.

«Опять?» – спросил он сам у себя, заглядывая на заднее сидение. В последнее время обострились приступы галлюцинации. Все эксперименты, проводимые в Кремьонской школе, давали о себе знать. Мозг ясно верил и видел, что смерть рядом, и довольно одного прикосновения ее костлявой руки, чтобы отправиться на тот свет, он видел существ, которые, не замечая его, просто пролетали или проползали рядом. Самое пугающее – он стал видеть внутренний облик людей по выражению потустороннего лица, подобно дымовой маске, облачающей человеческую физиономию. Эти лица показывали либо радужную улыбку, либо содержали грустные черты, либо выражали ярость или обиду… Но какими бы они не были, оттенки потустороннего мира пугали детектива.

«За все в этом мире нужно платить», – пришло на ум Алексу. Какие бы видения, наваждения, сверхъестественные явления не приходили к нему – они всегда были молчаливы. Эта слуховая галлюцинация непонятной мелодии совсем его сбила. Алекс остановил серебристый автомобиль и вышел. Он не мог продолжать дальнейшее движение.

Кроме гулявшего ветра по голым степям и приглушенной работы двигателя иных звуков не слышалось. Детектив взглянул сначала назад и увидел бледное пятнышко серой лечебницы, затем посмотрел вперед на очертание дневного Нью-Йорка. Сегодня выдался солнечный день с редкими облаками день, свет солнца и голубизна неба брали свое. Оценивая оба расстояния, детектив определил, что проехал ровно половину пути. Он сделал шаг к машине и вновь отошел от «Ford».

«Нужно взять себя в руки… – он боролся сам с собой. – Да что это со мной?»

Зазвонил мобильный телефон. Детектив быстро вытащил его из салона и опять отошел от автомобиля, будто техника было проклятой.

– Да я Вас слушаю? – умеренным голосом ответил он.

– Мистер Фитцжеральд, здравствуйте… Я к Вам вчера приходила. Помните? Саманта Флюгер.

– Да, миссис Флюгер, – вспомнил детектив про интеллигентную леди с письмом от покойного супруга. – Нашли письмо?

– Да. Нашла… Где мы могли бы встретиться с Вами и через сколько? – в ее голосе чувствовалось беспокойство.

– Приходите ко мне. Где-то… – он задумался, оценивая время, через которое сможет перебороть свой страх к автомобилю и доехать до города. – Где-то… Приблизительно час.

– Хорошо, мистер Фитцжеральд. Я буду. Всего Вам доброго, – она повесила трубку.

Бродвей – промышленная в прошлом улица для Алекса стала родной совсем недавно. Еще три года назад полицейским управлением ему был выдан небольшой домик с палисадником в бедном районе «Железнодорожных банд». Теперь же, получая неимоверные суммы за раскрытые громкие преступления от заказчиков и от полицейского департамента, он мог позволить себе роскошную жизнь. Правда из ценных покупок у него была лишь эта квартира на одном из многоэтажек Бродвея, которая обошлась ему в шестьсот тысяч долларов. Ездил он так же на своем «Ford Sierra» 1986 года выпуска, не разгуливал по дорогим клубам, не летал за границу… Все что его привлекало, было в Нью-Йорке: величайшие театральные постановки ставились на его же улице, изысканными ресторанами была богата любая улица города-многомиллионника, плюс ко всему голубоглазая брюнетка, живущая на соседней улице, стала занимать в его жизни немаловажную роль… И самое главное – интереснейшие и запутанные, будоражущее кровь преступления проходили именно в этом городе.

«На медовый месяц точно отправлюсь в Париж», – подумал про себя детектив проезжая Манхеттен.

Он впервые планировал путешествие, обычно новшества в его жизни были редкостью. К примеру, Алекс долго взвешивал стать ли ему частным детективом или продолжить карьеру в органах правопорядка. Но каждый новый шаг в его жизни обязательно приводил к благополучному исходу. Вот и сейчас, подъезжая к своему дому, Фитцжеральда согревало чувство о свадьбе, медовом месяце, семейной жизни.

Оставив «Ford» на стоянке он направился к своему дому и увидел у дверей подъезда миссис Флюгер. Было заметно, что женщина с английской внешностью, прождала его немало времени.

Алекс на всякий случай взглянул на наручные часы: «Нет… Я вовремя, как и договаривались».

– Добрый день, миссис Флюгер.

– Здравствуйте, детектив, – добродушно отозвалась леди.

На ней был молочный пиджак с юбкой того же цвета, черная шляпа, оставляющая в тени ее лицо, из обыденного аксессуара на шее красовалось жемчужное ожерелье.

– Как долго меня ждете?

– Ой, Вы знаете, буквально только что приехала, – слукавила женщина.

«Ох уж, эти англичанки. Ничто не заставит их отказаться от этикета».

– Как смотрите на предложение выпить кофе?

– Предложение было бы кстати, согласилась леди.

Заходя в подъезд дома, их окутал серебристый блеск стен. Аккуратно покрашенные – они отдавали холодом. Алекса привлекало чувство, когда после очередного задания он возвращался январским утром, продрогший от многочасового пребывания на улице, затем еще больший холод нагнетали серебристые стены подъезда, входя в синий лифт, казалось даже потаенных уголков души касался холод, но затем… Светлая квартира с пушистым ковром под ногами, да еще и с изображением на ней каравана в жаркой пустыне, персиковые обои на стенах и пускающая пар на столе кофеварка с горячим напитком – вся эта атмосфера создавала положительный контраст уличному ненастью.

– Располагайтесь, пожалуйста, – указывая на кресло в гостиной, предложил хозяин квартиры. – Я пока сделаю кофе.

Повесив шляпу и плащ, он затем принялся готовить горячий напиток, достал из холодильника эклер и чизкейк, и спустя буквально две минуты все выше перечисленное было на стеклянном столе в гостиной.

Фитцжеральд расположил кресло клиента так, что хоть они и находились по разные стороны, но не были расположены друг против друга. В вычитанных им книгах по психологии он знал, что расположенные друг напротив друга собеседники настроены на конфликт и спор. Однако детектив помимо слов должен был видеть мимику, глаза, жесты собеседника. Порой они могли сказать многое о клиенте, включая его характеристику и истинность его слов. Миссис Флюгер чувствовала себя не комфортно, и это было заметно более чем – она села на край кресла и то и дело ерзала на нем.

– Изумительный кофе, – отпив глоток, сказала женщина, от пирожных она отказалась. – Скажите, как продвигается Ваше расследование?

– С каждым днем все хуже и хуже, если честно, – о том, что подростков обезглавили нынешней ночью, Фитцжеральд решил умолчать. – Честно говоря, оно зашло в тупик… Давненько знаете-ли не было запутанные дел… Кстати, это то самое письмо?

– Да, – Саманта переменилась в лице, протягивая конверт.

Детектив вынул письмо и с первого взгляда определил, что оно было написано совсем недавно.

«Дорогая моя, нежная моя, сладкая моя… Как ты?