…75 лет назад темной майской ночью бесшумно, на бреющем полете к центру Москвы подлетел мессершмитт и сбросил двух парашютистов. Пользуясь маскировочными куполами, они незаметно приземлились в сквере у Чистопрудного бульвара. Это были Лили Шнайдер и Ганс Гутенберг – диверсанты, подготовленные Гестапо для ведения подрывной деятельности в тылу врага. В секретных лабораториях Вермахта была разработана сыворотка, мизерная доля которой лишала людей человеческого облика и превращала их в отвратительных существ с осьминожьими щупальцами. Подчинялись мутанты только одному человеку на земле – фюреру. Лили и Ганс готовились сломить сопротивление Москвы с помощью этой адской жижи. Возле Чистых прудов находился коллектор, снабжающий водой весь центр столицы, включая здание Генштаба и Кремль. Скинув парашюты, Лили и Ганс пошли мимо пруда, и здесь их ждал неприятный сюрприз. Все произошло так быстро, что они не успели опомниться. Со скамейки поднялась широкоплечая небритая фигура в кепке, ввалила им два мощных удара и села обратно на скамейку со словами: «Пидор*сы, бл*дь! Ненавижу». Так бывает у нас в центре. Фашисты рухнули в воду. Их пробирки, спрятанные в карманах, разбились. Концентрация сыворотки в организмах диверсантов оказалась настолько сильной, что Лили и Ганс мгновенно превратились в мутантов и на сушу уже не вылезали. Несколько десятилетий они только и делали, что прятались и размножались, прятались и размножались. В общем, жили неплохо. За 75 лет их колония возросла до нескольких тысяч экземпляров. Они вырыли глубокие норы на дне пруда, и единственный голос, который мог их выманить наружу, принадлежал фюреру. Когда крик Вольфовича стал неотличим от озвучки хроники Третьего Рейха, мутанты показались на поверхности…

Ильич похолодел. Он единственный из всей толпы видел чудовищ, в огромном количестве появляющихся из пруда. А люди под воздействием харизмы лидера ЛДПР пребывали в полном блаженстве. Ленин в отчаянии набрал полные легкие, чтобы заорать, но понял, что создаст панику и многие будут растоптаны. Вождь принял решение оттянуть людей на себя и увести их от опасности. Он знал, как это делается.

Он встал на мусорный бак, снял кепку, зажал ее в ладони и, протянув руку вперед, начал:

– Матросы! Товарищи! Приветствуя вас, я еще не знаю, верите ли вы всем посулам Временного правительства, но я твердо знаю, что, когда вам говорят сладкие речи, когда вам многое обещают, вас обманывают, как обманывают и весь русский народ. Народу нужен мир, народу нужен хлеб, народу нужна земля. А вам дают войну, голод, бесхлебье, на земле оставляют помещика… Нам нужно бороться за социальную революцию, бороться до конца, до полной победы пролетариата!

Ильич старался изо всех сил. Он вспомнил свою пламенную речь на броневике у Финляндского вокзала, выступление перед рабочими Путиловского завода и вдохновенное слово для служащих Наркомпроса. Публика начала переходить на его сторону. Ленин почувствовал успех и продолжил.

– Грабительская империалистическая война есть начало войны гражданской во всей Европе. Недалек тот час, когда по призыву нашего товарища Карла Либкнехта народы обратят оружие против своих эксплуататоров-капиталистов. Заря всемирной революции уже занялась. В Германии все кипит. Не нынче – завтра, каждый день – может разразиться крах высшего европейского империализма. Да здравствует всемирная социалистическая революция!

Люди медленно, но верно сгруппировались вокруг Ильича. Мутанты остались слушать Вольфовича. Голос главного либерал-демократа к тому времени осип практически окончательно, но внутренняя сила, бередившая его, не ослабевала, и он решил, как Форест Гамп, пустить свой кураж в тело, в мышцы. Спрыгнув со сцены, он широкими шагами двинулся по Бульварному кольцу в сторону Пушкинской. Мутанты, перебирая щупальцами по деревьям, оградам и фасадам зданий, последовали за ним.

Воспользовавшись моментом, Ильич закончил митинг словами: «Теперь, товарищи, все идем спать. Так мы поможем партии и делу социализма!». К радости Ленина люди стали покорно расходится. Зрачки их все еще были неподвижны и расширены. А Вольфович тем временем бодро двигался по бульварам. По ходу маршрута он поприветствовал все стоящие на пути памятники. Обнял постамент Шухова на Сретенском, дежурно кивнул Ульяновой, затем пожал руку Высоцкому. Добравшись до Пушкина, остановился, просунул руку между пуговиц пиджака и попытался продекларировать: «Няня, няня, где же кружка?», но не смог. Возле Гоголя просипел «Не так ли и ты, Русь, что быстрая тройка несешься?». Кропоткину просто махнул рукой.

Добравшись до набережной Москва-реки, Вольфович перекрестился на купол Христа Спасителя, заставив следовавших в кильватере мутантов прибиться к земле. Затем миновал Кремль и Кадетское училище и вновь вернулся на бульвары. Пыл лидера ЛДПР убывал. Усталый, он прошаркал Покровские Ворота и опять вступил на Чистопрудный, откуда и начал свою прогулку. Присев у воды, он поманил лебедей. Птицы охотно подставили свои шеи. Вольфович гладил их. Алкоголь, кураж и одержимость сбросили оковы. Политик начал приходить в себя. «Что наша жизнь? – думалось ему. – Краткий миг?»

Размышления прервал один из мутантов, что в холопском порыве попытался лизнуть сапог хозяина. Либерал-демократ среагировал молниеносно. Схватив одного из лебедей за шею и взметнув его над головой, он со всей силы обрушил его на «фашиста». Удар был страшный. Ошметки осьминога разлетелись по веткам деревьев. Владимир Вольфович наконец узрел реальность. Он увидел бульвар, заполненный наползающими друг на друга телами с отвратительными щупальцами. «Что скажет Президент?!» – резанула его убийственная мысль. Опасность подвести Первое Лицо придала Вольфовичу неимоверную энергию и отвагу. Схватив второго лебедя он, как зерноуборочный комбайн, стал косить врагов направо и налево. Через пятнадцать минут земля вокруг напоминала забойный цех на Микояновском мясокомбинате. Почерневший от осьминожьей слизи, с полными отчаяния глазами, Вольфович завершил бой и обессиливший рухнул в траву. Сознание покинуло его.

Утром фотографии с лидером ЛДПР, лежащим на горе поверженных осьминогов и сжимающим в руках двух лебедей, раскупались западными агентствами по десять тысяч долларов за снимок. Защитники природы в прямом эфире CNN окрестили произошедшее «бойней у Абая». Откуда им было знать, что лебеди были искусственные и служили ширмой для ФСБ, прослушивающей хипстеров-политиканов, бухающих вечерами у пруда.

К счастью, вся эта возня не дошла до Президента, который никогда не читал газет, и тем более западных. Он в это время управлял собачьей упряжкой и спешил с мешком подарков к детям Северного Полюса. Уже остались позади и Норильск, и Земля Франца Иосифа, и архипелаг Шпицберген. Собаки, почуяв близость военного городка, рванули быстрее, и вскоре Российский Лидер вошел в школьный зал, увешанный гирляндами. Раздал подарки и хотел было уже везти всех кататься, как один ребенок спросил: «А зачем мы Аляску продали?» Пришлось начать разъяснительную работу.

– Что вы делаете каждую секунду? – спросил Глава Государства. – А? Ды́шите! Вот ваши легкие наполняются воздухом и становятся большими-большими. А вот выдох, и они уменьшаются. Так? Вот и с Россией то же самое. Она дышит. Вдохнули мы Болгарию и Киев, потом выдохнули. Вдохнули Калифорнию с Аляской и выдохнули. Была Польша и Финляндия, а после, фьють, и нет их. Была Восточная Германия… ну, и далее по списку. Поняли? Нельзя ничего у России отнять и продать. Она сама у кого хочешь отнимет и продаст. Но контролировать этот процесс невозможно. Потому что дыхание процесс безличный. – Он еще долго объяснял суть евразийства детям, и когда закончил, пора было обедать.

В Москве в это время шла генеральная уборка. Сотня членов ЛДПР и КПРФ весь день мыли деревья и красили ограду Чистопрудного. Ильич тоже помогал – таскал бревно. Вольфович в расстроенных чувствах сидел на бульварной скамейке, обессиленный вчерашними подвигами, и не способен был ни к чему. «Как ты мог? В первую же ночь!» – «Не спрашивай…» – обреченно вел он внутренний диалог. «Сейчас пойду домой, запрусь и выйду только послезавтра, когда Президента встречать поедем», – твердо решил он. К вечеру бульвар блестел как новый. Вольфович, как и обещал, заперся в своей квартире и никуда не выходил два дня.

Глава Государства не любил Hyperloop: от вакуумных технологий у него болела голова и суставы, поэтому, когда позволяло время, предпочитал пользоваться традиционными видами перемещения. Обратно в Москву он прилетел на среднемагистральном МС-21. Ленин и Владимир Вольфович встречали его у трапа. Президент пожал товарищам руки.

– А где ядерный чемоданчик? – удивленно спросил он.

По той скорости, с которой у Вольфовича начали вылезать глаза из орбит, Владимир Владимирович все понял. Лидер ЛДПР рванул через взлетную полосу к забору, ограждавшему аэропорт. Пробив ворота телом, он поскакал напрямик через леса, поселки и водные преграды. Он перепрыгивал девятиэтажные дома, мосты и автострады. Он обгонял последние модели Bugatti Veyron и Maserati GT. Он спешил в бар «Камчатка», где под столом у окна возле батареи должен был стоять смертоносный президентский гаджет. Существование самой Земли теперь зависело от него. И Вольфович полетел. Он не успел сообразить, как это случилось, но он взмыл в облака. Рассекая воздух, под громкий стук собственного сердца он с надеждой высматривал на горизонте очертания Кузнецкого Моста. Так закончился третий день России без Президента.