В этом здании располагались лекционные залы для студентов-новичков, изучающих курс классических дисциплин – философию, литературу и историю.

Корпус медицинских наук стоял чуть поодаль, окруженный низкими скрытыми под слоем снега кустами лавра и аккуратными клумбами. Строгий и практичный, он выглядел менее изысканно, но его обширные лаборатории, аудитории с анатомическими моделями и столы, устланные медицинскими манускриптами, дышали атмосферой трудолюбия и стремления к научной точности.

По соседству с медицинским зданием располагался Корпус психологии и психотерапии, где Август Морган мог найти свое пристанище. Здание это, построили позже других. О чем свидетельствовали еще не потемневшие и не изъеденные мхом камни, и более современные витражи, без цветных рисунков.

Справа от главного здания, среди живых изгородей и садовых аллей, притаился Корпус гуманитарных и культурных наук. Это здание выглядело особенно утончённо: фасад украшали барельефы, а колонны у входа в портик придавали ему вид античного храма.

За главными корпусами скрывалось самое старое и, пожалуй, самое тихое здание университета – Библиотека Святого Гийома. Окружённая высокими деревьями, которые летом окутывали её тенью, библиотека с узкими высокими окнами и тяжёлыми дубовыми дверями напоминала средневековый скрипторий. Залы с мягкими креслами и тяжелыми письменными столами, подсвеченные тусклыми масляными лампами, создавали идеальную обстановку для размышлений и научных открытий. Не единожды в ее стенах, звучали радостные возгласы, порожденные удачными мыслями и неожиданными открытиями. Но этот зал слышал и слезы студентов, чья судьба вопреки их желанию, отводила их от желаемых целей.

Всё в университете Святого Гийома, от тенистых аллей, ведущих к старинным корпусам, до живописных парков и садов, создавало атмосферу величия и уединения. Каждый, кто входил на его территорию, становился частью многовековой академической традиции. Студенты и преподаватели почтительно относились к университетским устоям, где каждый кабинет, каждая аудитория и лаборатория служили храмами, посвящёнными знанию, трудолюбию и поиску истины.

Несмотря на то, что зима подходила к концу, она все еще сохраняла власть в этих местах. Снег по-прежнему белый и пушистый, засыпал с собой дорожки, кое-где их расчищали, а где-то оставались сугробы. Легкий ветер поднимал снег с земли и крутил его в воздухе, отчего отдельные льдинки попадали и больно кололи глаза.

Леонард Хартман, студент третьего курса, брёл волоча ногами. Он не пошёл на последнюю лекцию, потому что не видел в ней смысла. Да и вообще, последнее время тяга к учёбе резко иссякла. Для преподавателей он боролся с простудой, и благодаря успехам по учёбе те отнеслись к нему с пониманием и доверием. Свободное время он проводил в библиотеке в надежде на то, что найдёт в каких-либо учебниках психотерапии лекарства от постигшего его недуга. Что застал врасплох вопреки всему здравому смыслу.

– Молодой человек, вы почему не на лекции? – Послышался голос за его спиной.

Лео обернулся и увидел своего приятеля и сокурсника Каспара Греца. Сына известного и уважаемого профессора Греца, наставника психологии сознания.

Каспар помахал рукой и за несколько широких шагов быстро нагнал своего друга.

– Иногда твой голос сильно похож на голос твоего отца, так что по коже даже бегут мурашки.

– Да ладно тебе, просто я талантлив во всем. – отшутился его друг.

И действительно, с этим никто не мог бы поспорить. Казалось, что жизнь Каспара Греца, складывалась только из везучих моментов. Ему посчастливилось родиться высоким, широкоплечим, с роскошной шевелюрой, выразительными карими глазами и обворожительной улыбкой. Даже без влияния своего отца он стал лучшим на курсе, хотя на первый взгляд не прикладывал для этого никаких усилий. Иногда казалось, что стоит ему протянуть руку, в нее тут же с неба свалиться сияющая звезда. К тому же он унаследовал от отца гибкий и острый ум, и наука давалась ему совершенно легко, как будто играючи. Леонард ни разу не видел его поздней ночью, штудирующего тонны литературы в библиотеке. Но также он ни разу не видел, чтобы Каспар не находил ответа на вопросы преподавателей.

И если бы, случай не определил их в одну комнату, то возможно, вместо дружбы они стали бы заклятыми врагами. Однако Каспар стал для него действительно надежным и верным другом, который ни разу его не подводил и всячески выручал, особенно когда были проблемы с учебой. Несколько раз он даже ручался за него лично перед отцом и ректором, лишь бы Лео дали второй шанс, и, прикладывая немалые усердия, Лео оправдывал каждую возможность, так что на текущем курсе учился по полному заслуженному праву.

То, что было дано одному природой, другому давалось только трудом и усердием. Поэтому Лео принял эту действительность за истину и так и жил, иначе бы просто умер в невероятной ревности к своему собственному другу.

– А ты почему не на лекциях? – не став отвечать на вопрос друга, спросил Лео.

– Почему-то лекции профессора Фошена нагоняют на меня тоску. – Каспар заметил ворсинку на пальто Леонарда и убрал ее. – К тому же он вечно посвистывает на шипящих из-за щели в зубах, и это сводит меня с ума. Так сшто вы сзадумали, студент Харманс? – спросил Каспар со свистом пародируя профессора Фошена, отчего Лео улыбнулся. Каспар умел шутить и делал это так же легко. Еще один навык, которым его одарила природа.

– Даа, ничего, – Леонард попробовал повторить трюк со свистом, но получилось нелепо.

– Ничего меня устраивает, пожалуй, составлю тебе компанию, – Каспар взял его под локоть и они вместе двинулись в сторону главного зала.

– Ты слышал? Тот студент, что убил профессора Коллинза, покончил с собой. – с серьезно спросил Каспар.

– Нет, – ответил Леонард. – Я всё утро провёл в библиотеке и вышел только сейчас.

– Что ты там надеешься найти?

– Просто из-за простуды я немного отстал, а семестр подходит к концу, и не хочу, чтобы тебе пришлось вновь просить своего отца замолнить за меня словечко.

– Да ладно. Мне не сложно. Я всегда рад помочь своему другу. – Он похлопал его по плечу.

– И что с тем студентом? – спросил Леонард.

– Я пока не знаю подробностей, но я встретил в коридоре отца, и на нём не было лица. Он избежал подробностей и сказал только, что в стенах нашего университета происходят какие-то ужасные вещи.

– Да, в наших стенах часто происходят ужасные вещи, особенно на лекциях господина Фоше. – Попытался отшутиться Леонард, и Каспар ответил ему улыбкой. А вот искренне или нет, Хартман не понял.

– Так куда ты идёшь? – не отступая спросил Каспар.

– В главном зале встреча с ребятами из группы философии. Они предлагают мне выступить на дебатах на тему религии.

– О, это будет интересно посмотреть! Я, конечно же, не буду спрашивать, чью сторону ты займёшь в этом вопросе, ну а против кого?

– Они обсуждают тему возникновения религий как единую легенду. Нашли десятки схожестей и пытаются составить общий нарратив. – пояснил Леонард. – Но чтобы все проверить, они приглашают священника из города.

– И им нужен здравомыслящий человек, который будет парировать его религиозные высказывания. – подытожил Каспар с гордостью.

Они шли не спеша, Леонард смотрел под ноги, Каспар устремил взгляд на шпили главного корпуса.

– Ты и правда не веришь в Бога? – спросил он после непродолжительной паузы.

– Я думаю, если бы он существовал, то сделал бы мир справедливым.

– А может быть таков Божий замысел, что каждому своё? – с нескрываемой иронией спросил Каспар.

– Странный Божий замысел, когда одному всё, другому ничего. Поэтому я считаю, что судьбы вершит хаос и распределяет все ресурсы между людьми неоднозначно.

– Да, я вижу, ты действительно завёлся. Так когда будут дебаты?

– Говорят, на следующей неделе, но меня еще даже не приглашали.

– Другого такого религиозного скептика на курсе я не встречал. Так что они раскроют себя как глупцов, если не воспользуются твоими услугами.

– Спасибо. Не знаю, комплимент это или нет, – Леонард улыбнулся. – А ты куда идешь?

– Тоже в главный зал, – Каспар кивнул в сторону темного здания, – Договорились с Элизабет встретиться там к обеду.

Сердце на миг вздрогнуло и щеки опалил жар. Услышав её имя, Леонард растерялся и отвёл глаза.

Значит, она сейчас там. В холе, куда он должен идти, чтобы встретиться с группой философов. Но эта встреча может дурно сказаться на его настроении. Последнее время одного её взгляда было достаточно, чтобы перевернуть мир с ног на голову. И испепелить любые зачатки хорошего настроения.

– Я тут вспомнил, – выпалил Леонард, – я забыл вернуть книгу в библиотеку.

– Давай я с тобой схожу, – предложил Каспар. – Вдвоем же веселее.

– Не стоит заставлять Лиз ждать…

Леонард осёкся, ему показалось, что имя прозвучало слишком вульгарно. Так, как будто их объединяют какие-то связи, но ни о чём таком и речи быть не могло. Просто это внутреннее беспокойство.

– Ты последнее время какой-то напряжённый, – Каспар нахмурился.

– Я просто очень… переживаю… Все эти новости касательно убийств никак не могут выйти у меня из головы. У меня остался ещё один год и хотелось бы. И хотелось бы, чтобы он прошёл без приключений, и закончить, и выпуститься, и уехать куда-нибудь подальше.

Они остановились.

– Как знаешь, – махнул рукой Каспар. – Делай как знаешь. Если что, мы будем с Лиз в холле. Присоединяйся, позже… Пообедаем.

– Да, прекрасная идея. Я вас найду. – Ответил Леонард, развернулся и пошёл в сторону библиотеки.

Ну что за глупость? Откуда такое нелогичное поведение? Ну и что страшного бы случилось, если бы он увидел Элизабет? Даже если бы они поговорили, ничего бы не изменилось. Он взрослый сознательный человек, ему девятнадцать. Он будущий психотерапевт и должен уметь контролировать свои эмоции. И вряд ли она сможет противостоять его внутренним убеждениям. Но как бы он себя не успокаивал, он всё равно шёл подальше от холла, где был Лиз, в сторону библиотеки, куда он направляется без всякой нужды.

3

– Я не думаю, что доктор Морган виновен самоубийстве студента. Этот юноша был нестабилен. – ректор университета звучал мягко и спокойно, – Он страдал острым расстройством шизофрении, и, возможно, да, беседа подтолкнула его к совершению того, о чем он задумал гораздо раньше.

Полицейский молча слушал его тягучую речь, лишь изредка показывая несогласие хмурыми бровями или постукивание рукой по висящему на поясе пистолету.

– С тем же успехом вы можете и обвинить Августа в том, что студент убил профессора Коллинса. Это же вздор. – Ректор затянулся из трубки, выпустил густой дым.

– Я вас понял, – наконец сказал полицейский, – но в любом случае я доложу об этом старшему.

– Делайте как считаете нужным. – махнул рукой ректор. – А теперь я прошу, оставьте нас наедине.

Все это время Август Морган стоял и внимательно изучал ректора. Это был высокий человек с острыми чертами лицами, достаточно интересный с точки зрения психотерапии. Каждое его движение было резким и четким, словно он знал точно, чего хочет от этого мира. При том, что вопреки солидному возрасту его вообще не одолевал ни тремор, ни какое-либо расстройство. Конечно, его лицо испещрили морщины, но они не старили его, наоборот, придавали мудрости. Вкупе с седыми густыми волосами, зачесанными с ровным пробором, он выглядел внушительно и не старше шестидесяти.

– Присаживайтесь, мой дорогой друг, – профессор Морео указал рукой на одно из двух мягких кресел, рядом с которым стоял кофейный столик, с вином налитым в графин.

– Я не думал, что как только вы прибудете в наш университет, вы столкнетесь сразу с вопиющим случаем. Но поверьте, в стенах Святого Гийома никогда не происходило ничего столь ужасного, с чем нам всем пришлось столкнуться.

Август любезно улыбнулся и под речи профессора сел в кресло. С виду мягкое и легкое, оно оказалось грубым и жестким.

– Наше университет достаточно молодой, если сравнивать его с другими. Ему еще и века нет. Но мы зарекомендовали себя выдающимися выпускниками. Наш первый ректор, – он указал на портрет что висел над камином в кабинете.

На нем был изображён седовласый мужчина с проницательным взглядом, сидящий за массивным дубовым столом. Его лицо, с резкими чертами и глубокими морщинами, казалось вылепленным годами напряжённой работы.

– Он посвятил психиатрии жизнь. Сколько открытий он совершил, и я рад, что его дело живет по сей день. Но довольно о прошлом. Доктор Вернер рекомендовал мне вас как одного из лучших специалистов-гипнологов, и поверьте, я никоим образом не сомневаюсь в ваших навыках. Просто случилось так, как случилось. – профессор Морео говорил спокойно, четко выверяя каждое слово, но при этом его острый взгляд изучал гостя до мельчайших деталей.

Вот он посмотрел на его руки, посмотрел на шею, заметил капли крови, которые остались на манжете, посмотрел на обувь, которую Август не успел почистить, посмотрел на мятый подол пиджака, на небрежно завязанный галстук. Все это явно сложило у него четкое представление о том, в каком эмоциональном положении находился Август Морган.

– Может быть вы выпьете со мной вина?

– Я не знал, что ректору можно пить вино в рабочее время. – удивился Август, а потом вдруг одумался и попытался исправить положение. – Простите, я не это хотел сказать. Я просто удивлен.

Ректор осмеялся.

– Я не предлагаю вам напиваться и потом устраивать какие-то выходки. Знаете в чем прелесть алкоголя? В том что в умеренных дозах, а под умеренными дозами я считаю один бокал, оно способно раскрывать лучшие стороны человека. Оно приближает нас к нашему статусу лучшей личности, – он наполнил два бокала красным вином, которое поблёскивало на свету.

– Но стоит выпить лишнего и все, с небес вы с грохотом падаете на землю. Во всем важна мера. Одного бокала достаточно, чтобы понять, насколько это вино хорошо. Выпейте три-четыре, и вы уже забудете об этом вкусе. – он протянул бокал Августу и тот его принял. – Пока напиток ограничен вы восхищаетесь тем букетом, который закладывал винодел.

– Спасибо, – Август крутил в руках бокал, не решаясь сделать глоток.

– Но так, не только с вином. Во всех аспектах жизни важна мера. Пока вы ее соблюдаете, вы потрясающий человек. Веселый, активный, интересный. Но стоит вам перевалить этот экватор, и все, вы превращаетесь в монстра. Точнее, нет. Вы его выпускаете. – профессора Морео сделал крохотный глоток, – Потому что в каждом из нас живет та темная сторона, до которой мы с вами, будучи психотерапевтами, пытаемся добраться. Но, поверьте, пройдут сотни лет, и она все так же будет надежно скрыта от всех профессоров и докторов.

Поддавшись мягкому влиянию ректора, сделал глоток.

Вино и правда на вкус оказалось хорошим. Сухое, в меру терпкое. Оно нежно коснулось языка и чуть позже раскрыло весь богатый букет напитка.

– Ну как вам? – профессор улыбнулся, – вижу по вашему лицу, что вам понравилось. Поверьте, это очень хорошее вино. И исходя из того, что я пью мало, я могу позволить себе напитки дороже остальных.

Будучи психотерапевтом, Август понимал, что тем самым ректор пытается расположить собеседника к непринужденным беседе. Иначе, если бы он начал атаковать его прямыми вопросами, то вместо ответов получил лишь закрытого собеседника. А так Август уже чувствует некую симпатию и даже готов довериться.

Все же это интересный опыт общаться с себе подобными, подумал Август, особенно, когда эти люди превосходят тебя в навыках.

Профессор Морео вытряхнул сгоревший табак из трубки, тщательно продул её, затем неспешно набил свежий, чиркнул спичкой и раскурил, выпуская струйку дыма через уголок рта. Его движения были плавными и уверенными, будто он выполнял давно отточенный ритуал.

Когда он поднял руку, чтобы поправить круглые очки, взгляд Августа задержался на тонком шраме возле запястья – крохотный ожог, вероятно, одно из напоминаний о давней неосторожности или наказание за давнюю привязанность к курительной трубке. Профессор Морео внимательно посмотрел на Августа.

– Доктор Вернер мне показал ваши работы. Поверьте, это удивительный случай. Мы с коллегами пытались понять влияние гипноза на человека и инструменты, которыми эти вещи могут быть освоены. Но то, что вы написали, ка цветочная пыльца проникала в гипофиз мозга и вызывала кошмарную аллергию, от которой случались бессонницы и кошмары, это восхитительное открытие. Жаль, что у вас не осталось этих цветков, чтобы изучить.

– Действительно жаль, – вздохнул Август хотя считал иначе. Сами по себе цветы не представляли угрозы. Всему виной проклятый человек, чья кровь питала их. Вмиг пронеслись события его прошлой жизни, когда ему пришлось избавить город от жуткого наследия одного бессмертного человека, кого заковали под землей в надежде на то, что зло не вернется.

– Я слышал, тот город утонул, – добавил профессор Морео.

– Все верно. – Август сделал еще один глоток.

Вино действовало успокаивающе, к тому же отгоняло дурные мысли.

– Случилось наводнение. – пояснил Август, – Так что, вероятно, те цветы уже невозможно восстановить. Даже если вырастут новые, их состав наверняка изменится. – Да, я понимаю, просто жалко, что у нас нет подтверждения вашей теории. – ректор провел пальцем по краю бокала, всем своим видом он показывал, что размышляет над вопросом, хотя наверняка подготовил их заранее.

– А еще эта мелодия, что повелевала людьми! – восхищенно произнес он, – Что же это за потрясающее открытие?! Может у вас сохранились ноты? – спросил ректор.

– К сожалению, нет. Суть этой флейты была в том, что ее мелодия была настолько высока, что различали этот звук только дети. Поэтому, к сожалению, мне она была неведома.

– Тогда как вы догадались об этом? – нахмурился ректор.

– Я видел детей. Я видел, как они по ночам выходили из дома и шли куда-то. Когда они выходили из транса, они утверждали о мелодии, которая их ведет, отсюда я сделал такие выводы. Да и после того, как все эти события прекратились… – Август запнулся.

В голове пронеслись события из Норвегии годичной давности. Его сознание перенеслось в Гримсвик, маленький город, окруженный лесами. Перед глазами возникло то зло, что опутало детские умы. Благо, он смог спасти их.

– После того, как я разрушил гипнотический транс, я провёл в Гримсвике год, изучая это влияние на шестерых детей, и потратил немало сеансов, чтобы вернуть их сознание к жизни, потому что длительное воздействие этой мелодии сказалось на них пагубным образом. Их личность была подавлена, загнана в самый дальний угол.

– Я полагаю сейчас с детьми все в порядке? – спросил профессор Морео.

– Если это можно так назвать. Когда я покидал этот город, сказал Август, дети всё ещё отличались от остальных. Они медленнее говорили, а их реакция была заторможенной. Но это гораздо лучше, чем их первоначальное состояние. Я уверен, что жизнь в семье, обычный быт, рано или поздно полностью вернет их личность.

Он мог бы обмануть профессора, но какой был в этом толк. Человек с таким опытом, сразу бы почуял фальшь и разочаровался куда сильнее, чем сейчас в специалисте, что вылечил детей не до конца.

– Вы говорите очень мудрые слова, доктор Морган…

– Я не защитил докторскую степень, поэтому называйте меня просто по имени Август. Ректор снова улыбнулся и выпустил дым сквозь зубы.

– Вот как раз об этом я и хотел поговорить, мой дорогой друг.

– Вы о чем? – спросил Август. Хотя понимал о чем хочет с ним поговорить профессор Морео. Его предположение о том, что у него появится шанс вернуть себе докторскую степень, постепенно подтверждалось. И в душе, сквозь затянутые тучи неуверенности в себе, пробился луч надежды.